Андрей Марченко - Хранитель ключа
— Ага! — воскликнул Чугункин. — Видите!
Но было рано. Аристархов продолжил.
— А когда чехи прижали, то перешли на сторону Комуча…
— Гм… Да ладно там, сколько там батальона? Тысяча штыков? А у чехов?
— Тридцать-пятьдесят тысяч…
Атмосфера вокруг стола накалилась до такой степени, что от нее, верно, можно было бы прикуривать. Чтоб ее смягчить, Ольга проговорила нарочито задумчиво:
— Франца-Фердинанда убивать, конечно, не стоило, но война была неизбежна.
— Это хорошо говорить в восемнадцатом году, глядя на четырнадцатый. — не согласился Рихард. — А тогда вы о чем думали? Не припоминаете? Неужели сухари сушили на четыре года вперед?
— А я так думаю, мы просто были просто не готовы к войне. Вот если бы убили эрцгерцога в году этак восемнадцатом… — продолжала Ольга.
— Да что за чушь! Его вообще убивать не стоило! Мы всегда к войне не готовы! Еще не было такой войны, к которой мы бы подготовились! Когда Наполеон напал — тоже ни хрена готовы не были. Вся Европа в войне — а у нас армии распылены! А уж как мы не были готовы к Крымской войне или японской — это песня, гимн неготовности.
— И, тем не менее, у Наполеона выиграли…
— Выиграли! Потому что неготовность неготовности рознь… А вот вы, Евгений, сербов поддерживаете?
— Во время убийства Франца-Фердинанда — нет.
— А в Казани?
Аристархов кивнул:
— Поддерживаю.
— А когда вы их поддерживаете? До перехода под красные знамена или после?
— Да простит меня товарищ комиссар, но и до и после.
Кроме Геддо, все сидящие за столом дружно подавились. Рихард хохотнул:
— А чехов вы поддерживаете?
— И чехов поддерживаю.
— Извольте объясниться, ма дарлинг!
Аристархов кивнул:
— Извольте. Для большевиков чехи — негодяи, потому что они поддерживают Комуч. Но если они перейдут на сторону красных или вовсе уедут в свою Злату Прагу, то станут врагами для белого движения. Меж тем, это совершенно не их война. Это часть небольшого народа, который волей судеб попал на чужую землю и просто пытается выжить. Что такое сорок тысяч штыков в масштабах России? А что такое сорок тысяч для чехов? Что значит для них сорок тысяч вдов? Что для них сорок тысяч сирот и еще столько же — детей нерожденных? Тоже самое можно сказать и про сербов. Назовите мне вескую причину, по которой из-за русской революции чех должен стрелять в серба под Казанью! И сербы и чехи сейчас — это группа людей, которые пытаются выжить. Пытаются выжить сами, а не выжить других. А мы русские… Мы армии считаем тысячами, а павших — братскими могилами…
— И все же мне кажется, Евгений, что вы русофоб.
— Вот-вот. — поддакнул Клим. — Еще он Суворова не любит.
— Не люблю. — согласился Аристархов. — Я бы не хотел служить в армии такого генерала.
— А кого любите?
— К примеру, Кутузова…
— За какие заслуги, позвольте спросить? Отдал врагу полстраны со столицей вместе.
Но договорить не успел: на пороге возник владелец гостиницы. В знак пущего уважения сгибался в три погибели, словно старец Серафим Саровский. Подошел к столу, где завтракала компания.
— С Вами хотят поговорить…
Хоть и говорил владелец во множественном числе, обращался он к единственному человеку.
— Со мной? — удивилась Ольга.
— Ну да… Делегация прямо…
— Но я здесь никого не знаю.
— Зато они знают вас… Выйдете к ним?
Ольга задумалась:
— Да нет, зови их сюда…
— А?.. — владелец гостиницы обвел взглядом присутствующих.
— Это мои друзья. От них у меня нет секретов…
-//-Делегацию Ольга встречала повернувшись на стуле в вполоборота, боком к вошедшим. Тех это крайне смущало: комкалась торжественность момента, к которой они, вероятно готовились.
Пришедших было шестеро: пять мужчин в костюмах цивильных и одна женщина, почти бабка — игуменья местного монастыря. Изрядно бородатый мужчина держал в руке ключ, самого большого размера, который удалось найти в городе. Он был обвязан ленточкой и покрашен сусальным золотом. Последнее из-за спешки еще не успело схватиться и пачкало руки.
Еще один мужчина держал в руках каравай на рушнике. У игуменьи и еще одного мужчины в руках были иконы.
Вошедшие молчали, чувствуя какую-то несуразность.
— Говорите. — разрешила Ольга. — Я вас слушаю.
Заговорил человек с ключом:
— Мы тут всем миром посовещались. И решили вручить вам это.
И подал Ольге ключ. Та брать его не спешила:
— Я, так понимаю, это вроде символа. Ключ от города?
Бородач кивнул.
— Полагаю, — продолжала Ольга. — это знак того, чтоб мы выматывались из города и закрыли за собой дверь? Не утруждайте себя… Мы скоро уйдем… Ведь так?
Ее спутники кивнули. Особенно энергичный кивок получился у Геддо. Но бородач покачал головой:
— Мы напротив, желаем, чтоб вы в городе остановились. Особенно вы, милая сударыня. Владейте нами!
— Не поняла?
— Да чего тут непонятного. Город вчера лишился надежи и городского головы — господина генерала. Да вы при том присутствовали! Лучшие люди собрались и решили: лучше город отдать тому, с кем вчерашние четверо с почтением разговаривали. То бишь вам.
— А лучшие люди это вы?
Все шестеро потупили взгляд.
— У нас было сомненье можно ли ба… даму на место градоправителя. Затем вспомнили про матушку Екатерину Великую, по чьему указу наш город заложен. Решили: сие есть знак… Знамение…
Ольга тяжело вздохнула.
— Послушайте… Если вы такие лучшие, зачем вам кто-то сторонний. Сами бы и правили…
— Вам надобно создать советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов… — начал было Клим, но Евгений на него посмотрел сурово. Дескать, кому-кому, а Чугункину слова точно не давали.
— Да куда нам, сирым… — стал прибедняться бородач.
Девушка осмотрела своих спутников. Геддо покачал головой:
— Я в городе не останусь. И вам бы не советовал.
Ольга кивнула: так тому и быть.
— Видать, место градоначальника некоторое время побудет вакантным. Может, мы когда-то, вернемся к этому разговору. Но вряд ли.
Ограбление
Дюжина всадников влетели в городишко о трех улицах, пронеслась, высекая искры копытами из булыжной мостовой. За ними катила тачанка — позади возницы в ней сидел мужчина в возресте не то чтобы старом, но и совсем не молодом.
Возле здания банка остановились резко, спешились. С винтовками наперевес бросились к зданию банка. Их намерения сомнений не вызывали, и еще до того как прибывшие успели добежать до дверей, кассиры закончили операции, опустили бронезаслонки, превратив ряд касс в амбразуры. Из ящиков столов были извлечены тяжелые револьверы, охрана взяла на изготовку карабины.
Несколько посетителей брызнули через дверь.
И когда первый вошел в дверь громыхнул залп. Четыре кассира и два охранника не промазали с такого расстояния. Тело нападавшего сразу стало тяжелым от свинца и осело на пороге. Остальные замерли на пороге удивленно, глядя на тело убитого.
По ним стреляли, но непонятным образом мазали.
Это смущало обороняющихся, они стреляли реже.
Наконец, один все-таки осмелился, переступил порог банка, тут же получил пулю в ногу, с криком упал, но не растерялся, отполз за пределы банка.
Налет сорвался.
Вместо этого приходилось переходить к осаде. Один налетчик обернулся и посмотрел на сидящего в стоящей рядом тачанке.
Тот взгляд почувствовал, посмотрел в ответ и кивнул: продолжайте.
И осада продолжалась. Два раза пытались забросить за спины обороняющимся гранаты. Но оба раза они взрывались где-то между кассами и окнами. Взрывной волной вышибло остатки стекла в окнах. Раз за разом помещение банка наполнялось лязгом осколков, но бронешторы их отражали. А оглохшие защитники падали на пол, но после взрыва подымались. И продолжали отстреливаться.
Осада зашла в тупик. Налетчики стреляли стоя в полный рост у разбитых окон. Осажденные из-за бронешторок огрызались скорей для порядка. Им уже было ясно — пули не берут тех, которые на улице.
Помощи осажденным ждать было неоткуда. С иной стороны, заговоренные не могли войти в здание банка. А если бы вошли в операционный зал без защиты магии — могли получить пулю в лоб или как повезет.
Местный народ на события смотрел хоть и не без интереса, но все больше издалека. Опыт подобных развлечений подсказывал — шальные пули придумали именно для зевак. А можно было также схлопотать пулю не шальную, а вполне тебе предназначенную — участники подобных действ посторонних не любили.
Но, тем не менее к тачанке подошел человек, чем-то похожий на ее пассажира. Средних лет, с интеллигентной бородкой и одетый в приличный костюм и пальто.
— Ограбление?
