Андрей Архипов - Поветлужье
По мере перевода лица пришедших отяков слегка помрачнели, один Чоруг радостно сверкал глазами, сохраняя, однако, непроницаемую маску на лице. После переговоров с оживленной жестикуляцией Пычей выдал:
— Мыслю я, условий он ожидал тяжелее. Просит токмо твою клятву, абы его власть, — Пычей старательно выделил последние два слова, — нетронута была. Остальные просьбы малые. Про то, чтобы воин с его гурта над выделенными тебе людишками стоял, доспехи им насовсем остались, да не трогать семьи ратников, иначе работать на полях некому будет. На пятую часть еще род уменьшится, коли их не будет. Кхм... Да просил он такой же дом ему сложить с печью, что дыма не дает в избу.
— Будет ему дом, токмо по весне. Сам видишь, где живу, — обвел воевода рукой свои хоромы. — Власть его не трону, ежели он сам из рук ее не выпустит. Принесу в том клятву. Над воинами ему власть не дам, поставлю того, кого пожелаю. Вон того же Гондыра, — кивнул Трофим Игнатьич на отяцкого воина, который и вывел вместе с Пычеем взбунтовавшиеся семьи из среднего поселения. — А кольчуги по весу выкупать буду. Три веса жидкого железа, из которого посуду лить будем. Теми же котлами али чем другим. Семьи же у воев... силой их держать не дам. Коли захотят к нам перейти, то их на то воля, речь про это шла.
Трофим незаметно толкнул своего полусотника, показывая ему на скривившуюся на мгновение физиономию Чоруга.
— Так, глядишь, и сотником станешь, Иван, — чуть слышно шепнул он ему.
— Лишь бы прокатило, Трофим.
И оно прокатило. Поторговавшись для приличия, оговорив подарки лично для себя под видом нескольких отрезов шелка и кирпича по весне для поселений, стороны ударили по рукам. Договорились, что Пычей объявит условия соглашения во всех гуртах и Сосновке в присутствии старейшин, а вечером пир будет продолжен. Кто-то на нем будет заливать несбывшиеся надежды, кто-то радоваться новым прибыткам, а кто-то не сможет отвлечься от насущных проблем... По крайней мере, воевода в приказном порядке поставил условие всем своим людям, присутствующим на совещании, быть поутру у него. В подобающем виде, несмотря на вечернюю гулянку.
* * *
Расширенный совет собрался поутру. Рядом с небольшим бочонком квашеной капусты, который воевода скрепя сердце разрешил достать из погреба, вырытого в подклети дружинной избы. Там он сиротливо смотрелся среди немногочисленных подвяленных овощей прошлогоднего урожая, разложенных на тронутых гнильцой полках, набранных из тонких сосновых жердин.
— Али не давал я вам наказа не налегать на мед хмельной? — Воевода и вовремя остановленный им вчера полусотник грозно наблюдали виноватые лица и трясущиеся руки, тянущиеся к блюду с выложенной квашеной капустой и кочерыжками. — Али запретить питие совсем? — Трофим мельком взглянул на равнодушные лица Радимира, Пычея и Петра, скользнул по возмущенным физиономиям Свары и Гондыра, оглядел ни на что не реагирующих по причине своей занятости капустой Никифора и Терлея и грозно выложил свои кулаки на столешницу. — А доведете, и запрет введу.
— Нешто басурманам каким уподобишься? — подавился кочерыжкой Никифор, закашляв в кулак.
— А и уподоблюсь для праведного дела, — хитро сверкнул глазами воевода.
— Шутки шутками, — поддержал начальство полусотник, — а так и загибались великие державы.
— Без опохмела? — пробурчал Свара. — Еще бы не загибались...
— Именно опохмелом, — не остался в долгу Иван. — Как с утра начнут на вчерашние дрожжи, так все царство... пошло лесом, как говорится. Я придерживаюсь доктрины, тьфу, идеи... еще раз тьфу... — остановился полусотник. — Того придерживаюсь, что лучше меньше, да чаще. Но только для тех, кто остановиться вовремя может. Остальным взвар давать, а не хмельное.
— Частить — это доброе дело, — согласился Свара. — А остальное, как ты баял... пошло лесом.
— Будя, — остановил словоблудие воевода. — О деле теперича. Гондыр с Терлеем чуток по-нашему разумеют, а? Пычей?
— Чуток самый, — согласился тот, дожевывая капусту и вытирая руки о рубаху. — Что непонятно будет, то объясню им на ухо.
— Тогда сказывай, Иван, — кивнул своему полусотнику воевода, откинувшись на бревенчатую стену и прикрыв глаза рукой, чтобы никто не заметил его похмельных страданий. — Излагай свою... дис-по... позицию. Позу, в которой мы очутились, поясни, говорю.
— Я так и понял, — улыбнулся Иван. — Тогда приступим. Гондыр, ты с Терлеем собираешь немедля всех воев, которые нам были вчера обещаны, и гонишь их к Сосновке. Там со Сварой берете их в оборот, пусть догоняют других в учении своем. Вечером могут помогать обустраиваться вам в веси, но думаю, что не до того им будет. За их подготовку ты в ответе. Уяснил? — Дождавшись от того ответного кивка после пояснений Пычея, продолжил: — Свара, подели всех по способностям, свое мнение я тебе уже высказывал. Кто к мечу ближе, тех в одну сторону, кто на лук заточен, то боевыми пусть упражняются, охотничьи поделки в сторону уберут. Кто скрадывается лучше всех и ножом владеет, особо выдели, я их потом отдельно обучать буду. Новых сразу не поймешь, просто присматривайся к ним пока да проверяй по одному, а Гондыр гонять будет на выносливость. Так... школу пока на Юся оставь, а тому в помощь Мстислава дай. Тимку забрать можешь — пусть потихоньку восстанавливается среди ребят, а то загрустил тут, но не нагружай... Десятников среди школьных выдели.
— Ужо сделано, старых дружинных поделил, — не выдержал Свара нотаций. — Да и из отроков присмотрел лучших.
— Тогда подробно Юсю обскажи, что делать, а сам ратниками занимайся, — не обращая внимания на привычно сварливый тон своего учителя, закончил Иван. — С тобой все. Пычей, куй железо, пока горячо. С Гондыром пойдешь, сговоришься на работников, начиная с вересня. Уж как получится страдные дела закончить. Чоруг, небось, думает по зиме их дать, да нам нужно уже по осени фундамент вышек сторожевых заложить и тропки расширить, абы конный проехал на полном скаку. Мысль тут такая: лодьи сторожевые пустить по реке на границах гуртов отяцких, пока вода не замерзла. Когда на реке лед встает?
— На грудень уже не пробьешься, — успел вставить свое слово Пычей.
— Сигнальные костры на вышках палить будем о незнакомцах, а подробности почтой... тьфу, конными вестниками, — опомнился полусотник. — С лодей же... Нет, пожалуй, насадов достаточно будет, и не так жалко, если что... С них дознание учинять будем, кто плывет да зачем. И сдерживать при необходимости, если силы хватит. А нет — так драпать подалее. Основные же вести по земле передавать будем.
— Не хватит нам людишек на два насада, — вмешался Петр.
— Это да... Чтобы управлять да на веслах подойти, хватит, а на остальное... Пусть так, — тент натянем, под ним не так видно, сколь там народу... — поскреб подбородок полусотник. — Если что, бездоспешные выплывут, коли нырять научатся прилично. Ишею это поручу... Чуть позже, пока же занят он будет. Возьмешь его правой рукой своей на реке, Пычей, и все эти заставы организуешь. На них ребят побойчее привлеки со школы, меняй их постоянно. Дополнительно к тем вестникам, что на тропках у нас сидят. Что еще есть у кого сказать?
— От кого сторожимся? Уже все знают, что черемисы нас извести хотели, — поднял голову Никифор. — Их ли ждем?
— Вот и подошли к главному вопросу, — вздохнул Иван. — Новгородец, которого пощадили мы, поразмыслил на досуге да рассказал кое-что. Кажется ему, вспоминая досужие разговоры на ушкуе, что наводку на муромских татей купцу в Новгороде дали. Людишки те высоко сидят, хоть и не при князе. Коли не вернется Слепень к осени, так новых пошлют, да и самого его искать будут. Мирно, купцами пойдут сквозь черемисов, товары им повезут. Хоть и ратятся те с новгородцами иной раз нещадно за земли, что ушкуйники к рукам прибирают, да купцов могут и не тронуть. А там разговор и суда нашего коснется. Так что ждать нам вскоре рать от людишек тех. Ожидали мы, что такое случиться может, да не так скоро.
— А с чего это новгородец тот запел, аки соловей? Али выслужиться хочет? — продолжил переяславский староста.
— Агхм... — прочистил горло полусотник. — В самую точку попал, Никифор. Просьбишка у него есть к нам, оттого и пытается отслужить, чем может. Присутствовал нечаянно он при том, как лекари наши бабу одну лечили. Пока та про свои болезни выкладывала, пока Пычеевский старшой слова подбирал, переводя речи Вячеслава и знахарки, новгородец тот и влез в разговор их. Сестренка у него в Новгороде есть, дюже хворая, по его словам. Оттого и женой ее никто не берет, перестарок уже — далеко за двадцать ей. Рассказал он о болезнях ее лекарю, а тот и скажи, что может помочь ей. Вот он и просит привезти ее сюда — может, и вылечит ее Вячеслав. Только у него ни куны нет: что было, то мы выгребли. У сестрицы его тоже не хватит на проезд. Сказывал, привезете ее — хоть голову с плеч.
