Юрий Гамаюн - Отрок. Перелом
– Ну что? Все копаетесь? А я рыбы к ужину добыл! – бодро приветствовал их Крас, присаживаясь рядом. – Теперь хоть поедим чего путного. – На него глянули, но разговора никто не поддержал. Крас презрительно хохотнул. – А вы тут все горбатитесь? Ну-ну… Завтра он вас по всему Ратному нужники чистить погонит, так и пойдете?
Ершик поднялся первым и кивнул остальным.
– Пошли! Работы еще полно…
Отроки молча поднялись, будто не замечая Краса. Только Тяпа, чуть задержавшись, повернулся к нему:
– Дурак ты… Дураком был. – но, так и не закончив свою мысль, махнул рукой и поспешил за остальными.
Своевольник только плечами пожал: и нравится им, словно холопам, подчиняться – и кому? Такому же отроку, как они сами! Ну и пусть, как хотят, а он в дурнях ходить не намеревался. Опять же, какой толк от того, что он тут с ними ковырялся бы? Наставники, небось, ухой довольны останутся – а Веденя-то и не сообразил рыбки наловить.
Рассуждал Крас вроде бы правильно: он пользу принес? Принес! И побольше, чем если бы вместе с остальными в грязи копался. И потому, в полной уверенности, что приятели просто завидуют его догадливости, устроился отдохнуть в тенечке, соображая, что бы еще такого сделать, чтобы остальным совсем нос утереть? Чем еще заняться, чтобы и для всех полезно, и душе не в тягость?
Однако приятные размышления прервал наставник Игнат. Верхом, с оседланным конем в поводу, он направлялся прямиком к Красу. С другого конца веси к ним чуть не бегом уже спешил Веденя. Крас про себя хмыкнул: «Ага! Задергался!» Но радость его продолжалась совсем недолго – ровно до того, как наставник подъехал, окинул его взглядом и озабоченно покивал:
– Ну что, готов? Тогда не трать время – влезай в седло. Поспешать надо. Нам, конечно, недалеко, да и до заката еще время есть, но лучше управиться засветло. Безопасней. Ну, давай живее!
Крас хоть ничего и не понял, но, привычно повинуясь приказу, шагнул к коню. И только уже приняв повод, не удержался и спросил:
– А куда мы, дядька Игнат?
– Как куда? – удивился Игнат и пожал плечами. – В Ратное, куда ж тебя еще? Засветло доберемся, а обратно я уж по темноте тогда сам как-нибудь. Не привыкать. Вещи-то собрал?
Одно то, что наставник вместо короткого приказа распинается, поясняя, что да куда, окатило Краса нехорошим предчувствием, и только чуть позже до него дошло главное:
– А я?.. – растерянно спросил он, уже понимая, что боится услышать ответ.
– А что ты? – Игнат изобразил еще большее удивление и тут же «успокоил». – Да не бойся – не брошу. Довезу в лучшем виде. Передам батьке с рук на руки в целости и сохранности, как Лукой велено. А ты чего хотел?
У Краса начали подкашиваться ноги.
– А… А я… как? А учение… – проблеял он, чувствуя, что вот-вот из глаз брызнут девчачьи слезы, хотя сроду такой слабости с ним не случалось.
– Чего как? – выражение лица у Игната изменилось, и от этого стало еще тошнее. Так же, бывало, выглядел отец Краса, когда ему доводилось вступать в спор с обозником или еще с кем-то, кого он, потомственный ратник, воином не считал. – Ты же от воинского учения отрекся? Отрекся. Стало быть, ты теперь птица вольная и к воинским ученикам никаким боком не относишься. А в воинском стане стороннему болтаться обычаем не положено. Ну так не гнать же тебя через лес одного? Батька твой нам тебя доверил, вот ему и сдам. Стало быть, собирайся давай, да едем, а то так и протрындим тут до заката.
Крас заметил стоявшего рядом Веденю и чуть в сторонке своих приятелей – Броньку с товарищами. И только тут до него дошло, какая стена встает между ними. Но почему?!.
– Дядька Игнат… Я не… Не отрекался я… – чуть ли не выкрикнул он и аж перекрестился в запале.
Игнат, похоже, даже оторопел:
– То есть как – не отрекался? От повиновения старшому ты отказался? Отказался! Приказ его не выполнил? Не выполнил! А что в сотне за такое положено? Не маленький, знать должен. Но ты-то пока только ученик… Был… Клятвы верности на мече не давал, значит, еще в родительской воле. Отец тебя в учение отдал, он и ответ держать перед нами будет. А ты отныне о сотне забудь – самовольства в своем десятке никто не потерпит. Так что. Влазь на коня, говорю!
– Я не… я… дядька… я… – У Краса все поплыло перед глазами. Самовольство! Неповиновение десятнику! Сколько раз он слышал об этом и от братьев, и от отца, и от деда. Это что же, старшой, выходит, у них и в самом деле уже десятником стал? Вроде и признали, а.
При мысли о том, как будет смотреть на него отец, положив руку с серебряным кольцом на родовой меч и слушая дядьку Игната, Красу стало еще хуже. Не простит воин такого позора – ни он, ни старшие братья.
– Я… Я… – Крас хотел сказать что-то убедительное, такое, что может его сейчас спасти, но ничего внятного выдавить из себя так и не смог.
Неожиданно шагнул вперед Бронька.
– Дядька Игнат! Разреши сказать.
– Ну, говори, – обернулся к нему наставник.
– Дядька Игнат! – Бронька словно в прорубь бросился. – Не виноват Крас! Это мы тут подумали. Коряжка своей стряпней скоро всех вовсе уморит. Вот и порешили, что покуда сами указ старшого сполним, а Крас рыбы наловит. Он у нас самый добычливый.
Игнат удивленно крякнул и, покачав головой, усмехнулся.
– Решили, стало быть? Та-а-ак… Старшим ты назначен?
– Я, дядька Игнат!
– Та-а-ак… – снова протянул наставник. – Решили? И старшому своему о том доложить не соизволили?
– Так мы ж как лучше думали… – только теперь Бронька понял, во что он влип, пытаясь защитить приятеля. – Забыл сказать… – повинился он, опуская голову.
– Забыл, говоришь? – Игнат внимательно глянул на Краса, уже не бледного, а синего, на Броньку и, непонятно к кому обращаясь, сказал:
– Ладно. Но помни: теперь это на всю жизнь! – и, поворачивая коня, кивнул Ведене. – Пошли со мной.
* * *– Ну, что скажешь? – Рябой спокойно глядел на Веденю, словно предлагал орешков пощелкать. – Тебе просто по шее дать или отлупцевать хворостиной, как подъюбочника мамкиного? Хотя, коли Варька узнает. Какая там хворостина!
Веденя молчал – чего тут говорить-то? Ведь всю дорогу по пути сюда Лука с Рябым для него говорили: нерушим закон воинский! И закон тот с десятником в одной упряжке. А он на одного себя понадеялся!
– Ладно, Леха. Понял он все, – сжалился над мальчишкой Игнат, наверное, оттого, что сам еще не так давно осваивал десятничество. Ему совсем молодым пришлось эту науку постигать, в том числе доказывать воинам старше себя, что не зря они ему оказали доверие. – Неповиновение – дело такое, не одного тебя и твоего самолюбия касается! – обратился он уже к Ведене. – Если такое случается, то это уже и сотника, и старосты, а порой и всей сотни докука. Дорогой ценой за него платят – кровью, бывает, что и большо, потому и давят его на корню! Хорошо, ежели тебе в одиночку удалось бы справиться, а если нет? Что бы ты вечером сделал? Крас ведь решил все по– своему повернуть! Ты думал?
– Думал, дядька Игнат… – вздохнул Веденя.
– Ну и чего надумал? – Рябого, видимо, этот вопрос занимал не меньше.
– Силком бы погнал на всю ночь следующую избу чистить!
– А если бы не пошел?
– Пошел бы! Я Одинца позвать хотел. И Сидора с Епифаном. Они понимают…
– Игнат! – аж взвился Рябой. – А ну, плеть одолжи! Выпорю я его! Час с ним трындим, и все бестолку! НАМ доложить нужно было в первую голову! На-ам! Может, и по-твоему потом сделали бы, может – нет, но доложить о непорядке – твоя первейшая обязанность! А ты чего?
Веденя в очередной раз готов был сквозь землю со стыда провалиться. Столько думал – и на тебе!
– Хорошо, Одинец нас предупредил, да еще попытался твою башку стоеросовую прикрыть, – хмыкнул наставник. – Вроде как с твоего слова… Было то слово?
– Нет…
– От то-то, что не было, а должно было быть!
– Остынь, Леха. Все мы по одним граблям ходим. Я сам тоже грешен. – вступился за отрока Игнат.
– То ты!
– Да? А чего это у Ваньки Сопатого нос набекрень? Сам вспомнишь, али у Луки спросим? – казалось, у Игната даже борода засветилась ехидством. – Ничего, Фаддей его дома плетью порадует, если прознает. Но мы-то говорить пока не будем, сам расскажет.
* * *У вечернего котла отроки сидели, как на гвоздях. Даже самый тупой понял бы, что если дядька Лука за полдня не сказал ученикам ни слова, то дело плохо. Старшего наставника они с того самого дня, когда он внезапно уехал вместе с остальными ратниками, так и не видели.
О бунте и о том, что уезжавшие на телегах односельчане – изгои, родня ратников, попытавшихся вырезать род сотника Корнея, им рассказал дядька Филимон. Он и оставался у них за наставника, пока накануне вечером не вернулся, наконец, дядька Игнат, а сегодня и Лука с Алексеем появились. Понятное дело, когда в селе такое творилось, десятникам не до них, но и про их выходку не забыли, и сейчас все решится. Конечно, то, что их сразу по домам не распустили, несколько обнадеживало, но мало ли… Игнат-то им ничего определенного так и не сказал, Луку ждал. Может, потому, что тот их судьбу вместе с сотником решил?