Константин Калбанов - Росич ч 1(Концерн)
— Леночка, ты это… Люди ведь смотрят, — попытался он урезонить жену, но привычной твердости в голосе нет. Да какая тут твердость, если он растекается как нагретый воск.
— Ну и пусть смотрят.
— Вот хотел же поставить высокий забор.
— От кого прятаться решил, медведище? Есть будешь?
— Ага и не только.
— Насчет не только, обождешь. А обед Глаша уже накрывает. Пошли.
— Мишка-то где?
— Спит твой богатырь. Время-то обеденное.
Вот так, вот. Сама метр в прыжке, а с видом завзятой собственницы ухватила живую гору за руку, считай повисла на ней и повела мужа в дом. Кормить.
— Ты на долго? — когда с ужином было покончено, поинтересовалась Лена.
— До понедельника.
— Ого. Целых два дня дома пробудешь. Замечательно. Обязательно съездим в центр, Мишеньке очень понравилась кондитерская на Светланской. Ее только месяц как открыли.
Сынок, которому едва исполнилось полтора года, был непоседой и гордостью родителей, а еще он оказался ужасным сластеной, и был чрезвычайно охочь до вздобной выпечки. Семен припоминал, что по рассказам матери и сам был ни разу не дурак, поесть сладкого или булочки, особенно с пылу с жару пока не остыли. Многие утверждают, что это вредно, возможно они и правы, тем паче имеют ученые степени, но зато до чего же вкусно.
— Обязательно сходим. Я тоже хочу сладкого. У нас там, не то что сладкого, а вообще разнообразия в еде считай никакого.
— Ну и зачем тебе нужно сидеть в той тайге. Вон Антон сам и сидел бы, — обижено проговорила Лена. Однако, Семен знал, не со зла она брюзжит на Песчанина, тот у них с Анечкой прямо-таки в любимцах ходит, просто хочет почаще видеть рядом мужа.
— Не дуйся. Каждый занимается своим делом. Сергей сидит во Владивостоке, а мы с Антоном вечно в разъездах.
— А то, что ты на войну укатил, тоже работа?
— Это нужно было, для дела.
— А…
— Эту тему закрыли, — как не любил Семен жену и не млел при виде нее, это он произнес твердым голосом.
У Гаврилова вообще проявилась странная сторона характера. Как выяснилось, дома он превращался в самого настоящего подкаблучника и Лена вертела им как хотела. Пожелай она, и могла бы забравшись ему на голову сплясать задорную Кадриль. Но если она пыталась переступить грань за которой начиналась работа Семена, то тут же натыкалась на непробиваемую стену.
Поднявшись со своего места Лена тут же уютно устроилась на коленях мужа и прижалась к его необъятной могучей груди. Сам собой из груди вырвался тяжкий вздох, на глаза навернулась слеза и она уткнулась в грудь Семена, забавно шмыгнув носом.
— Этот сатрап опять тебя куда-то усылает? — глухо проговорила она.
— А ты откуда… — договаривать он не стал. Понятно. Женское сердце. Поди его обмани, если речь заходит о любимом человеке. — Так надо. Для дела.
— На долго?
— На этот раз да.
— С тобой нельзя?
— Нет, Леночка. Там куда я направляюсь и медведей не сыщешь, — вот ей-ей, ни единого слова лжи. Нет там медведей, если только разные гады ползучие, да акулы.
— Вот неугомонный. Сам ни минуты на месте усидеть не может и тебе не дает. Какая все же Аня счастливая. Ее-то Сергей все время дома, если только на заводе или НИИ задержится, но обязательно позвонит, предупредит. Знаешь, у меня сложилось такое впечатление, что он все время куда-то опаздывает. Сам бежит и вас все время подгоняет.
— Ну, в чем-то ты права.
— Ни в чем-то, а во всем. Да ваши рабочие по больше вашего отдыхают. Ну, вот скажи, когда ты в последний раз водил меня в театр.
— Малыш, ну не начинай.
— Ладно, медведище, — Лена ласково потрепала мужа за чуб, а затем серьезно заметила. — За своей беготней этот молодец всю свою жизнь под откос пустит.
— О чем это ты?
— А то ты не знаешь. Светочка Науменко, мне прохода не дает. Как увидит тут же подходит. Напрямик спросить стесняется, но всячески старается узнать все об Антоне. Где он, что делает, здоров ли.
— Лена, ей же девятнадцать.
— Ну и что. А Антону только тридцать один. И потом из них получилась бы прекрасная пара.
— Ты же знаешь, что Антон на месте не сидит, ну что это будет за семья.
— Ничего ты тоже все время в разъездах был, а теперь и дома бываешь. Глядишь, если ему будет куда возвращаться, а не в опостылевшую гостиницу, то и он стремился бы домой.
— Может ты и права. Да только он-то считает себя старым для Светы.
— Значит она ему, не безразлична?
— Откуда мне знать.
— Не увиливай. — Семен прекрасно знал, что когда его жена начинала говорить подобным тоном, то в самом скором времени она добьется своего, поэтому тяжко вздохнув он стал колоться как грецкий орех.
— Мне кажется, что да. Когда он ее видит, то либо глазами поедает, пока она не смотрит, то прячется как мальчишка. Однажды мы немного перебрали и он не скрывая сожаления сказал, что слишком стар для нее. Вот и все, что я знаю.
— Тоже мне старик. Да у них разница то всего двенадцать лет. Ну все Антоша. Попался. Жаль Аня сейчас в положении, ну да ничего, я и сама не лыком шита, — подруга и впрямь была в интересном положении, Звонаревы ждали новое пополнение.
— О чем это ты?
— На свадьбе узнаешь.
— На какой свадьбе?
В этот момент в гостиную вошла молодая служанка ведя за руку карапуза полутора лет. Увидев родителей маленький Миша вырвался из рук няни и бросился к ним. Обняв их за ноги он заливисто засмеялся, выражая свою радость по поводу встречи. Семен взгромоздил его на коленях рядом с Леной, ответил ему не менее радостным, но более громким, сотрясающим воздух смехом.
***
Антон бодрым шагом направлялся к деревянному пирсу, вдающемуся метров на сто в воды бухты, в конце его имелась пристань, и вместе они образовывали большую букву 'Т'. Сейчас в бухте судов практически не было, все были в море. Путина. У второго причала, один в один как этот, стояло четыре старые лоханки. Эти шхуны были реквизированы у японских браконьеров, было просто удивительно, как они еще держались на плаву, столь плачевным было их состояние. Впрочем, то для чего Антон выпросил их у стражников, им было вполне по силам. А предстояло им изображать из себя мишени.
Было еще одно судно, оно стояло ближе к выходу из бухты. Это так сказать плавбаза, с рабочими, мастерами, инженерами на борту. Там же находились запасные части, запас топлива, пара тройка станков, буде возникнет в них необходимость. По образу этой шхуны в Порт-Артуре сейчас готовился пароход, матка.
А вот в конце причала на который взошел Песчанин, у поперечной перекладины стоял только один кораблик. Антон даже остановился, едва взойдя на настил, любуясь этим красавцем со стороны. Непривычные для этого времени хищные очертания, скошенный острый форштевень, высокий полубак и относительно высокие для такого класса борта, не строили сейчас так, позже, да, но не сейчас. Две, слегка скошенные назад невысокие трубы, сужающиеся кверху, образуя в профиль неправильную трапецию. Узкая надстройка, вытянувшаяся назад от широкой, на всю ширину корабля ходовой рубки и мостика. Два орудия, одно на полубаке и второе на юте. Орудия тоже весьма необычны, два орудийных ствола покоились на одной станине, так что фактически орудий получалось не два, а четыре. Калибр особого уважения не внушал, всего-то семьдесят пять миллиметров, но это с чем сравнивать, для этого класса, вооружение очень даже ничего. Главное же оружие этого кораблика покоилось в высоком полубаке, внутри него располагались четыре торпедных аппарата, по два с бортов, один над другим, закрывающиеся одной большой овальной крышкой. Специально под эти аппараты, в полубаке были сделаны впадины, что позволяло выстреливать торпеды прямо по курсу. Раньше они были замаскированы наваренными тонкими листами железа, которые придавали бортам совершенно обычную форму. Теперь в них необходимости не было и их срезали. Мачты не видно, сейчас она завалена, ввиду отсутствия необходимости. Эсминец словно стелился над водой.
На борту белой краской начертано имя этого красавца, 'Росич'. Он был первым в ряду, но совсем скоро появится целая плеяда таких росичей. Совсем скоро они будут уже заложены. Любуясь кораблем, Антон вспомнил сколько всего было сделано, прежде чем этот хищник появился на свет. Ради этого, они врали, убивали, стали казнокрадами фальшивомонетчиками, превратились в процветающих дельцов, в самых настоящих дальневосточных магнатов. Но то что он видел сейчас, наполняло его сердце гордостью, потому что все это было не напрасно. Конечно, предстояла еще война, настоящий экзамен для них, который должен был показать, стоило ли это всех затраченных усилий. Но сейчас он ощущал такой подъем что был готов горы свернуть.
Над трубами сейчас дрожало марево и вился легкий дымок, понятное дело, корабль готов к выходу в море и котлы держат под парами. Даже на полном ходу, дым из труб будет настолько жидким, что с расстояний уже в десять кабельтовых его будет не видно. Сгорающий в топках мазут не дает такое количество дыма как даже хваленный кардиф, а значит и не будет демаскировать эсминец в боевых условиях.
