Борис Батыршин - Мартовские колокола
Наверно, я становлюсь снобом, да? Видимо, отец прав и последние полгода — походы туда–сюда, жизнь в девятнадцатом веке и особенно, наше сирийский вояж всё–таки сильно на меня повлиял. Как выяснилось, это бросается в глаза, а мне приходится всё время прикусывать язык, чтобы не ляпнуть чего–нибудь не то. Особенно сильно это проявляется в общении со взрослыми — глупо, конечно, но теперь я и там и там говорю как–то не так. И если по ту сторону портала, в прошлом, я постоянно уснащаю свою речь какими–то немыслимыми с точки зрения аборигенов вульгаризмами, за которые мне уже самому стыдно становится, то здесь — наоборот, моя речь звучит старомодно, вычурно и как–то манерно.
А что вы хотели? Последние месяца три я в двадцать первом веке бываю только по крайней необходимости, посидеть в Инете там, закупиться чем–нибудь остро необходимым… ну и в школу зайти, конечно. Хотя ещё перед зимними каникулами мне классная, помнится, попеняла — «Что–то ты Ванечка, уж слишком много в этом полугодии болел, дома провёл времени больше, чем в школе…» А я стоял перед ней, благовоспитанно опустив очи долу, ковыряя ножкой ламинат и радовался про себя, что сирийский загар давно уже сошёл — а то никто в здравом уме и твёрдой памяти не поверил бы, что этот дочерна загорелый башибузук — на самом деле и есть тот самый крайне болезненный ученик, который пачками таскает в школу справки насчёт всяких ОРВИ и катаров… Спасибо дяде Макару — он мне до сих пор в этих филькиных грамотах не отказывает…
Но — справки справками, а от поездки в Псков мне отвертеться не удалось. После классного часа, когда была озвучена эта инициатива, Татьяна Леонидовна подохла ко мне и проникновенно попросила обязательно ехать — оказывается, экскурсия эта — не просто экскурсия, а часть некоей гуманитарной программы, которую проводит наша жутко продвинутая школа совместно с каким–то не менее продвинутым педагогическим университетом. «И ты, Ванечка, единственный в классе, кто сможет продемонстрировать пристойное знание истории и литературную речь….»
«Ты сам этого хотел, Жорж Датден!» — Чувствуете, я уже цитатами говорю? Эту я подцепил у Николкиного дяди — как–то отчитывая при мне своего непутёвого племянничка (притащившего за один день сразу три неуда — по латыни, греческому и естественной истории), повторил ее целых четыре раза. Кто такой Жрож Данден и чего он хотел — я узнал уже потом, следуя неистребимой привычке тут же прояснять все непонятности по Википедии, а лучше — по моему любимому Брокгаузу.. А одноклассники, да и Татьяна Леонидовна, услышав это из моих уст, уставились на меня так, будто у меня прямо тут же, в гостиничном номере, отросла вторая голова или зелёные шевелящиеся антенны, как у какого–нибудь покемона.
В общем, просьбу любимой классной пришлось удовлетворить. Так что мы своевременно погрузились на поезд и двинули во град Псков. Дабы поддержать затребованный имидж всезнайки и гуманитарного гения общешкольного масштаба, я прихватил с собой книгу, специально по такому случаю найденную на бездонном книжном развале у Китайгородской стены. Что–то по истории города Пскова — с гравюрами, офортами, проложенными желтоватой папиросной бумагой и роскошным золотым обрезом. «Издание Московского Императорского университета по случаю 950–летия города Пскова», о как! Издано в 1853 году, в типографии вышеупомянутого университета… надо было видеть физиономию нашего куратора от этого института (он, бедолага, вместе с тремя старшекурсниками помогал Татьяне Леонидовне пасти нашу буйную ораву в дороге), когда он увидал, как я, скромненько забившись в угол купе листаю эту книгу. И как дрожали его руки, когда он её листал. По моему, я опять что–то напортачил.. впрочем ладно. И книга и мой врождённый (или благоприобретённый?) талант к лицедейству сыграл свою роль, и оставшиеся два дня экскурсии куратор остальных моих одноклассников попросту не замечал. А я удостоился персонального приглашения по приезду в Москву посетить какую–то там студенческую конференцию. Спасибо, конечно, но…. не до того.
Но вернёмся к собственно экскурсии. Если просуммировать впечатления — то поездка мне, в общем, понравилась, даже с учётом несколько кривоколенного общения с одноклассниками. Нет, прошлое прошлым, но нельзя уж совсем отрываться от корней. А то застряну я между двумя временами как… цветок в проруби. Надо почаще в школе бывать, что ли?
Ну, это потом. Вот папа и остальными вернутся из Питера — тогда и здесь, в Москве версии 18–87 полегче станет. Сдадим Яше его банду малолетних преступников, по какому–то недоразумению именуемую «сыскной конторой» — тогда и о родной школе номер 1287 Ломоносовского района города Москвы можно будет вспомнить. Кстати, о малолетних бандита: их бимбаши, Сёмка, сегодня отрапортовал, что Виктор — который бригадовский компьютерщик, — отбыл, наконец, в Питер. Надёюсь, Никол не забыл дать нашим телеграмму — дело–то срочное, тут облажаться никак немыслимо.
Ладно, дела делами…. А на дворе, между прочим, двадцать третье февраля. Праздник, аднака… тьфу, что это я говорю? Это по тамошнему, юлианскому календарю — опять я запутался. Здесь, у нас уже неделю как март. Ну все равно — праздник… что бы мне поставить как тему для смартфона?
Ага, вот: «Броня крепка и танки наши быстры…»
Давно что–то я танчики не гонял… тряхнуть, что ли, стариной? Ну–ка, где там мой премиумный ТОГ-2[79]? Стимпанк рулит, господа–товарищи…
************************************
В семье Выбеговых было заведено собираться в гостиной, под монументальной люстрой с медным шаром и зелёными шёлковыми абажурами — и играть за круглым обеденным столом в лото. Нина Алексеевна старательно поддерживала этот семейный обычай, и, хотя супруг её нечасто присоединялся к застолью с деревянными бочонками и карточками — инженер Выбегов нередко возвращался со службы поздно и, поужинав, усаживался в кабинете за бумаги, — но дети–то неизменно оказывались в гостиной за этим занятием. Иногда хозяйка дома и сама присоединялась в Серёже, Иасте и Вареньке; порой за столом собиралась шумная компания из Вариных гимназических подруг. Случалось, и Серёжа приводил в гости кого–то из товарищей по кадетскому корпусу.
Но всё так же устраивались они за круглым столом, раскладывали перед собой разлинованные картонки, звучало: «Барабанные палочки! Кочерга! Валенки! Дедушкин сосед! Стульчики!»[80] А потом вдруг восторженное: «Ура, у меня всё, выиграла!» Но сегодня…
— Стой! У меня на Пэлл—Мэлл два дома и отель! Давай, плати тридцать фунтов!
— Мне два дома на Пикадилли!
— У, Маринка, жадюга…
— Вот ведь.. снова тюрьма… не везёт, хоть ты тресни!
После достопамятного разговора на катке Девочки вроже бы согласились подождать немного с объяснения. Но — хватило их ненадолго; уже через пару дней Марина начала изводить кузена туманными намёками и зловещими обещаниями «всё рассказать». Варя, правда, молчала, но в её взглядах, обращённых на Ивана, кроме обычной девичьей влюблённости читался еще и немой вопрос. Надо было срочно что–то предпринимать — и мальчики, проведя военный совет, приволокли на Спасоглинищевский яркую коробку с незнакомой настольной игрой на англицком языке.
И — ВСЕ! С этого момента юные обитатели дома, а так же их гости и даже сама хозяйка семейного гнезда Выбеговых пропали для общества. Ваня не ожидал столь сокрушительного эффекта. Уж неизвестно, в чём тут было дело, — то ли в таланте создателей «Монополии», то ли в том, что обитатели девятнадцатого века вообще не был и избалованы такими вот увлекательными семейными настольными играми — но теперь каждый вечер гостиную оккупировали минимум на три–четыре часа, и начиналось — тарахтели кубики, переходили из рук в руки цветные карточки с числами, двигались по ярким клеткам оловянные фишки в виде сапожка, револьвера, шляпы, странного четырёхколёсного экипажа…
В «Монополию» играли все — и девочки, и Нина Алексеевна, и Серёжа, пару раз задерживавшийся за игровым полем настолько, что опаздывал в корпус и получал взыскания. Даже отец семейства как–то снизошёл до детской забавы — а потом целый вечер просидел в гостиной, напрочь забыв об ожидающих в кабинете бумагах по завтрашнему докладу в управлении Николаевской железной дороги…
Постоянные посетители дома — в–основном, подружки девочек по гимназии, — конечно же, не избегли общего увлечения. Варе с Мариной пришлось даже установить своего рода график — игровой стол не мог вместить всех желающих, а советчики, непременно желающие навязать игрокам свои идеи, превращали игру в балаган. Так что в Монополию играли теперь чуть ли не «посменно», причём гимназистки заранее договаривались с барышнями Выбеговой и Русаковой о том, когда и чья наступит очередь.
Нина Алексеевна, тоже не на шутку увлёкшаяся новой игрой, сначала подшучивала над молодёжью, а потом подкинула им мысль — сделать своими силами несколько копий игры — из раскрашенного картона и подходящих оловянных игрушечных фигурок. Получившиеся наборы конечно, были лишены глянца и роскоши настоящей «Монополии», но играть в них было ничуть не менее интересно. К концу февраля в женской гимназии счастливыми обладательницами новой игры стали по меньшей мере три девочки, а одна копия отправилась в Первый Кадетский Корпус — где, впрочем, была изъята за попытку устроить игру в ванной комнате, после отбоя.
![Борис Батыршин - Мартовские колокола [Litres]](/uploads/posts/books/114000/114000.jpg)