Валерий Елманов - Крест и посох
Отец Николай видел и возрождающую на глазах тварь, которой осталось всего ничего для полного восстановления и ухода. Ухода сейчас и возврата через какие-то дни, ну пусть месяцы.
— Задержите ее. Чуть-чуть осталось, — еле сумел вымолвить священник, видя, как посох начинает буквально на глазах выходить из студня.
В тот же миг спохватившийся волхв, собрав остаток сил, вначале преломил об эту тварь меч, затем, ухватившись за посох, всем телом навалился, чтобы вогнать его обратно. Почти сразу к нему подскочила Доброгнева, щедро вкладывая всю свою небольшую силу.
Однако все было тщетно. Тварь легко раскачивала обоих вместе с посохом и наконец выдавила, вытолкнула столь сильно мешающую ей палку из своего тела.
Чуть помедлив, она продвинулась, дрожа и сотрясаясь всем телом, в темный угол, но тут поднялся на ноги Константин и, видя, что еще одно-два мгновения, и амеба исчезнет без остатка, зло прохрипел:
— Эй, ты, тупая скотина. А меня-то забыла совсем. — И, утерев ладонью кровь с лица, щедро брызнул ею на тварь.
Та остановилась, будто недоумевая, почему вдруг оказался жив тот, ради которого она чуть не лишилась своего существования, слегка заколебалась в нерешительности, но затем, храня верность долгу, отважно ринулась на очередной приступ.
Однако едва она проползла через подвал и робко, почти нежно коснулась ноги Константина, как все время кричащему от боли отцу Николаю удалось-таки сорвать ладонь левой руки с гвоздя.
Крупные капельки крови тут же стали часто-часто падать на землю, издавая еле слышимые шлепки.
Священник с силой махнул окровавленной рукой в сторону Хлада. Ему вновь стало больно, но вместе с тем непереносимо радостно при виде шкуры твари, пузырящейся нездоровым буро-зеленым цветом в тех местах, куда попала человеческая кровь.
Его кровь.
Нежить вмиг оставила все попытки обхватить человека, сразу убрала свои щупальца и завертелась вьюном, не понимая, что же на сей раз вызывает такую непереносимую боль.
Отец Николай улыбнулся, блаженствуя, и с силой, мстительно — чувство, что и говорить, недостойное истинного священнослужителя, но он непременно на следующей неделе отмолит сей грех, — еще раз резко махнул рукой в сторону мечущегося в растерянности комка студня.
И опять он испытал чувство болезненного сладострастия, граничащего с садизмом, едва лишь представил, как мучается она, если столь явно извивается и корчится.
«Еще один грех, да уж ладно, отмолим вкупе с предыдущим».
— Не нравится? — Еще шире улыбка и старательнее бросок.
После пятого по счету попадания на него крови комок превратился в крохотное слизистое пятно, которое шестой взмах руки уничтожил окончательно.
На радостях священник решил перекреститься, но правую руку по-прежнему удерживал гвоздь, а креститься левой — негоже и думать, и, грустно уставившись на радостно бросившихся к нему волхва и Доброгневу, отец Николай как-то обиженно и совсем по-детски пожаловался им:
— Хотел перекреститься, ан глядь, а правая длань, как и прежде, пригвождена. Плохо-то как.
Поначалу они растерянно переглянулись от таких слов — не обезумел ли? Но потом поняли, что все в порядке, и, придя в умиление от столь крохотного несчастья, разом засмеялись.
— Ха-ха-ха, — звенела переливчатым колокольчиком Доброгнева.
— Хе-хе-хе, — вторил ей хрипловатый голос волхва.
— Хо-хо-хо, — присоединился к ним через минуту сочный баритон князя.
Отец Николай сокрушенно обвел весельчаков глазами, полными печальной укоризны, — мол, почто над чужой бедой смеемся? — но вдруг неожиданно для самого себя примкнул к общему дружному хору.
* * *О ту нощь колдовскую прииде во град Резанский из кущ страшных, из дубравы своея заповедныя злой ведьмак прозвищем Всевед.
Словом тайным отверз он все двери пред собою и, взошедши в светлицу малую, где князь Глеб Володимерович возводиша молитву горячу о заблудшей душе своего брата, поразиша оного посохом своим заговорным, и прияша тута княже Глеб смерть мученическую, аки святой, и забраша господь не токмо душу его на небеса, но и тело.
А людишки, кои крест на груди носили, но подлинно не веровали, отверзли темницу Константинову и выпущаша князя, возопиша громогласна: «Ты еси князь наш».
А на добрых слуг князя Глеба учинилися тут гоненья неправедны и побита бысть истинных христиан бессчетно.
Князь же Константин, воспылаша гордыней диавольскаю пуще прежнего, воссел на стол во Резани-граде, дабы править с именем антихристовым на устах богомерзких.
Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 г. Издание Российской академии наук, Рязань, 1817 г. * * *И воссияла о ту нощь на Руси во граде Резани правда божия, ибо прииде в поруб смрадный, где томишеся пресветлый князь Константин, некий старец, господом нашим ниспосланный.
И возопиша он гласом яростным, аки громом небесным: «Почто, княже Глеб, своего брата мукам смертным предаша? Али ты вовсе заветы господни отринути решил?»
А Глеб в гордыне диавольской аки пес смердящий облаял срамно старца святого, и переполнилась тут чаша терпения господня.
И излиша он гнев свой на нечестивца онаго и поразиша его яростию своея, молнии подобною, и воспылаша тело князя Глеба в огне сем и сгореша он бесследна. Душу его черную вверз господь в ад и тьму кромешную под вопли унылые.
И тако же постигла кара ката его мерзкаго именем Парамон.
Раны же от гвоздей бесовских, коими ступни отца Николая пригвождены бысть, излечиша дыханием своим небесным. На дланях же раны оставлены бысть для вящей памяти.
И рекоша Константину господь: «Сыне мой любый, иди и володей землею сей, ибо зрю в тебе усердие ко слову моему и посему велю — бысть тебе пастырем над овцами заблудшими, воеводою грозным над дружинами верными и князем славным над градами и селищами».
Из Владимиро-Пименовской летописи 1256 г. Издание Российской академии наук, Рязань, 1760 г. * * *Пожалуй, самое темное пятно во всей этой истории с недолгим пленением князя Константина лежит именно на ее окончании.
С одной стороны, та ночь по своим событиям светла, образно говоря, как день.
Мы доподлинно знаем, что едва дружина Ратьши подступила к стенам Рязани, как внутри города почему-то возникла паника и ворота неожиданно распахнулись.
Слабое сопротивление в некоторых местах столицы, оказанное победителям со стороны наиболее преданных бояр Глеба, оказалось тут же подавленным.
За теми, кто тайно, через подземный ход, бежал, была организована погоня, впрочем, не совсем успешная, так как один из бояр Константина по имени Онуфрий успел-таки добраться до молодого князя Ингваря, сидевшего в Переяславле Рязанском, а скорее всего, и не он один.
Узники всех Глебовых казематов получили свободу, включая столь известных впоследствии воинов, как Изибор Березовый Меч, Афонька-лучник, а также знаменитый гусляр Стожар и многие-многие другие.
С другой же стороны, никто не знает, как и при каких обстоятельствах скончался князь Глеб.
Известно лишь, что когда несколько человек из его дружины прибежали к терему рязанского князя, желая сообщить о том, что дружина воеводы Ратьши начала штурм города, то обнаружили снесенную неведомой силой с петель тяжелую дубовую дверь, ведущую в отдельный поруб, где томились наиболее важные узники.
Перешагнув через валявшуюся дверь, они спустились вниз и… далее уже рассказывается, как они оказывали помощь лекарке, освобождая отца Николая и князя Константина от железных цепей.
Тут же лежала одежда его брата Глеба, причем целехонькая, за исключением легкого пореза на обоих рукавах и дырочки в груди, но следов крови не было. В углу находился мертвый Парамон — знаменитый кат, то есть палач, князя Глеба.
Кто снес дверь?
Кто умертвил Парамона?
Но главное — куда все-таки делось тело князя Глеба?
Про ярость господню, о чем говорится в некоторых летописях, в столь серьезном труде, как наш, писать как-то неудобно, но даже если на одну секунду предположить, что она имела место, то все равно должен был остаться обугленный труп в обгоревшей одежде, которая на самом деле сохранилась в целости.
В самом крайнем случае — кучка пепла.
Однако не найдено ничего.
Совсем ничего.
Предположим, что некими воинами был задуман переворот в пользу Константина.
Казалось бы, вполне реальное дело, и эта гипотеза имеет все права на существование. Под шумок начавшегося штурма выломали дверь, ведущую в поруб, зашли туда, убили князя и Парамона, освободили Константина и отца Николая.
Все нормально, но вновь возникает тот же вопрос — куда делось тело князя Глеба?
