Василий Звягинцев - Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант
Пожалуйста вам – очередной Дельфийский оракул! В одиночке сидит пожизненной, а вместо делового разговора несет заумную чепуху. Или таким образом их подводят к окончательному просветлению? Чтоб слюни начал пускать и, кроме своего синтанга, ни к чему более не стремился.
– Хорош, Антон, завязывай. Такой мутотени я тебе сам километры наговорю…
– А? Что? – Форзейль словно проснулся.
– Хватит, я сказал. Соберись. Сейчас когти рвать будем, не скрывая собственных достоинств. К успеху мы придем сами, а сожаления оставим твоим коллегам… Что делать, спрашиваю.
– Продолжай идти, куда идешь. Выход близко. Только не поддавайся эмоциям. А теперь сосредоточься. Вообрази, что пространство между тобой и мной исчезло. Вспомни настроение, с которым входил в Сеть. Окутай меня коконом своей воли. И – выдергивай. Как зуб из челюсти. Дальше я сам найду дорогу. В Москве встретимся…
Шульгин так и сделал. Это оказалось совсем несложно. Не труднее, чем перенести броневик через пятьдесят парсек.
Существо, которое секунду назад было Антоном, мягко повалилось лицом вниз на помост. Чаша откатилась в сторону, расплескивая остатки до сих пор горячего напитка.
Створки межпространственного барьера сомкнулись. Шульгин снова видел перед собой только пустую комнату и чистый стол. Провел рукой по голове – никакого шлема на ней не было.
Очередная миссия, следовательно, завершена. Кому из Игроков потребовалось Сашкиными руками спасать Антона, верного, хотя и несколько своевольного агента? Сами не могли? А ведь очень может быть. Очередное правило. Форзейль залетел по собственной неосторожности, угодил за решетку согласно законам своего мира, и освободить его просто так, в стиле Лихарева, вызволившего Буданцева из внутрянки, там не получалось. Чужой мир – чужие правила.
Нет там ребят уровня Шульгина, Берестина или даже Лихарева, которые могли бы с автоматом в руке кованым ботинком вышибить дверь, положить мордой вниз охрану, закинуть друга в вертолет и увезти «хоть в Сухум, а хоть в Одессу». Была такая присказка еще в двадцатые годы. В мире Антона все ходят на цыпочках, кланяются и вежливо шипят, постоянно соображая, как кому угодить и где упрочить свою карьеру. Исполнение долга чести передоверяют представителям низших рас. Вроде землян, к примеру.
На столе ниоткуда возник телефонный аппарат, изготовленный из грубого черного бакелита в самом начале тридцатых годов, по дизайну соответствующий. Появился, постоял и требовательно зазвонил. Короткими пронзительными звонками. Так в то время отличали внутригородскую связь от междугородки. Обычно пугались: редко кто тратил деньги, чтобы порадовать приятной новостью. Чаще – наоборот.
– Слушаю, – со скептическим интересом ответил Шульгин. Что там они еще придумали?
– Ты меня слышишь, Саша, – прозвучал в трубке достаточно отчетливый голос Антона.
– Ну…
– Хочу сообщить, что до места добрался и устроился. Не скажу, что мне очень нравится тело, не мой размер, что называется, а остальное не так плохо. Я тебя жду, постараюсь подготовить кое-какие материалы для успешного завершения начатой миссии.
– Тебя эта ерунда до сих пор интересует? – искренне поразился Шульгин. – Я бы после трех лет тюряги поинтереснее занятие нашел.
– Я, может, тоже найду. Но надо же тебя отблагодарить и обнадежить.
– Спасибо, милостивец ты мой! Не знаю, как без тебя и жил бы…
– Не ерничай, Саша. Дела обстоят не самым лучшим образом. Я бы так сказал – сожми зубы и прорывайся вперед, не обращая внимания ни на какие отвлекающие факторы. Ты меня понял?
– Чего ж не понять. Всю жизнь так живем. С вашей, кстати помощью.
– Об этом после поговорим. У меня талончик[68] кончается. Держись, Саша. Других вариантов нету… Только вперед! Не пытайся вернуться назад. Назад дороги нет. Только смерть или развоплощение.
Сашка подумал, что совет немножко запоздал. Недельки б две назад Антон это ему сказал, когда на Столешниковом попросту общались.
– Куда уж нам назад… – Он не договорил, в трубке запиликали короткие гудки прерванной связи. Да и так все ясно.
Вернувшись в хижину, Шульгин жадно выпил полкружки успевшего остыть крепкого чая и попытался уснуть. Сначала у него не получалось, даже его крепкая психика получила слишком большой эмоциональный перегруз.
Вспомнилась сценка в Замке после эвакуации с Валгаллы. Тогда он продемонстрировал форзейлю, а главное, девушкам, что человек покруче любого пришельца. Показал и доказал, послав Антона в нокдаун так, что тот даже не успел заметить движения его кулака. Впоследствии это сыграло свою роль, заставив Ларису обратить на него свое специфическое внимание, а друзей избавило от подсознательного почтения к пришельцу. Но основная идея была не только в этом: ему захотелось немедленно снять у самого себя комплекс поражения, стыд от проигранного сражения за Форт. А Антон, как ни крути, был одним из непосредственных виновников поражения. Сцепившись с Антоном, Сашка показал ему и всем, кто «сильнейший самец в стае». Может быть, после этого и начались между ним и форзейлем «особые отношения».
Мысли на грани засыпания приобретают особую пластику и подвижность. Еще не сон, уже не явь, и кое-какие тормоза с воображения снимаются сами собой. Частности текущих событий и «довлеющая дневи злоба» растворились, а вместо них нахлынули совершенно экзистенциальные построения. Поиск аналогий между аналогиями, как заумно выразился некий философ.
Что, собственно, объединяет каждую из более-менее серьезных деформаций реальности, в которых ему лично и «Братству» в целом пришлось поучаствовать? Каждую по отдельности и весь пакет в целом. Где тот инвариант, который остается неизменным, где бы им ни приходилось действовать, абсолютно добровольно или повинуясь мягкому интеллектуальному принуждению?
Он мысленно заскользил по линейке времен и вееру вероятностей.
Закономерность обнаружилась почти сразу. Как никто из них раньше ее не заметил? Слишком они были озабочены нравственными метаниями и геополитикой.
Что бы они ни предпринимали: участие в боях на стороне квангов, попытки Новикова и Берестина переиграть Отечественную, создание Югороссии, подавление мятежа «леваков» в двадцать четвертом, – конечным результатом была минимизация человеческих потерь. Не важно, в подлинных реальностях или химерических.
Разгромив красных под Каховкой, прекратив Гражданскую войну, они в итоге сохранили несколько миллионов жизней с той и другой стороны. Война закончилась на два года раньше, после нее не последовал большевистский террор, раскулачивание и коллективизация.
За недолгие месяцы пребывания Андрея и Алексея в сорок первом им удалось предотвратить разгром Красной Армии, в реальности потерявшей к осени полтора миллиона убитыми и больше трех миллионов пленными.
В Москве двадцать четвертого, удайся переворот, счет жертв тоже пошел на сотни тысяч, ибо очередная война Совдепии с Югороссией стала бы неизбежной, а там и западная интервенция с целью выбить Россию из Царьграда и Проливов.
Нынешний тридцать восьмой… Почти прекращен террор, и есть шанс завершить запредельно жестокую испанскую войну. Ребята за Пиренеями такие горячие и беспощадные, что за два с лишним года при двадцатимиллионном населении ухитрились положить народу больше, чем в стошестидесятимиллионной России за пять.
В перспективе вариант, когда не состоится и Вторая мировая, по крайней мере – в прежнем формате.
Кому нужен такой альтруизм? Или действительно перед Держателями, Сетью, а то и Тем, кто неизмеримо выше, стоит некая гиперцель, для которой требуется гораздо большее количественно и куда менее кровожадное человечество?
Зачем, интересно?
Но и самого первого (вполне возможно, что предварительного) вывода Сашке хватило, чтобы обрести желаемое душевное спокойствие. Ведь теперь, черт возьми, ориентируясь именно на этот параметр, можно жить и работать, не отягощаясь «проклятыми вопросами».
Хорошо, что ему не пригрезилась новая, вытекающая из первой, гипотеза. Например, такая – человечество с какой-то целью необходимо довести до контрольной цифры поголовья. Или – критической массы. А уж тогда – или на колбасу, или… Ростокин рассказывал ему про девушку Зарю и ее план депортации с Земли двух миллиардов человек на предмет извлечения из них психической энергии.
Но до этого он дойти в своих умозаключениях не успел. Перевернулся на левый бок и окончательно заснул, без сновидений, чтобы проснуться на очередном привале по избранной им (или для него) тропе.
Глава двадцатая
Сейчас, похоже, кое-кто решил дать и ему позабавиться.
Нет, не так! Общение с «Добрым ангелом, светлым Даймоном» вывело на уровень формирующейся мыслеформы все связанные с ним воспоминания, в том числе о походах Воронцова, Новикова и Берестина на большую войну, в которой и он мечтал принять участие, да не довелось. На это наложились его последние размышления о «сбережении народа». И, наконец, собственное подсознание или соответствующая структура Сети для снятия неизвестно кем устроенного стресса с картиной собственной смерти предложили своеобразную компенсацию. Забудешь, не забудешь страшную картину, а отвлечешься.
