Шестой прыжок с кульбитом (СИ) - "Сербский"

Обиженный поломкой своих планов Рекс оглушительно гавкнул. Причем рявкнул так, что овчарка прижала уши. Ее раздражение показалось мне понятным — хозяин здесь, рядом стоит. Чего орать, спрашивается?

Тем временем я достал телефон.

— Вера, не спишь? Впрочем, неважно. Быстро хватай папку с документами, и мигом сюда!

— Чего так? — прошамкала она, не прекращая индифферентно хрустеть. Видимо, занималась пробой соленого огурца, тысячного по счету.

— Участкового принесло, — прошипел я с досадой. — Концепция не изменилась, будешь ублажать. Чем ты там хрустишь?

— Арбузик моченый. Соленый в меру — класс!

Хм. Арбуз не огурец, тысячным быть не может. Скорее всего, сотый.

— В дом не веди, спрячусь там, — буркнул я, завершая разговор.

— Понял, не дурак, — Вера продолжала хрустеть. — Уже бегу, пять сек.

По правилам местного общежития серьезный забор должен внушать, и он внушал. Только не участковому — тот снова забарабанил. Задержавшись на пороге веранды, я тихим голосом добавил уже для собак:

— Пограничный пес Рекс, охраняешь калитку. Мальчик, на порог дома никого не пускать, граница на замке. Гостей не трогать, и не орать мне здесь!

Внутри мои хоромы выглядели стандартно: зал на два окна и три спаленки по окну на койку. Обстановка радовала глаз, поскольку от Антона я перетащил всю старую мебель, шторы, занавески и половики, а им купил все новое. Старую посуду тоже забрал. И теперь будто окунулся в юность — все вокруг родное и привычное. Оказывается, память цепкая штука. Даже паутину под потолком, что белела в углу коридора, сметать не стал. Наоборот, прикрепил к стене лист бумаги с грозным объявлением: «Руки прочь! Паучиха Паулина охраняется Красной Книгой! Можно кормить мухами и комарами».

С веранды уходить не стал — спрятавшись за оконной занавеской, собрался подслушать разговор. Тем временем Вера распахнула калитку, встроенную в ворота.

— Здрасте, дядь Гриш, — доложилась она. — Хозяева дома есть, это я.

Девчонка прямо-таки лучилась спокойствием и невозмутимостью. И, кажется, транслировала эту волну на Иванченко.

— Верочка? — удивленно пробасил участковый. — А я грешным делом думал, что дом Сухаревых купила бабушка твоя, Степанида Егоровна. Хм, вот оно как… Ты же тоже Радина.

— Пока Радина, — не стала спорить Вера.

— Спокойно, Григорий Захарович, — помогая девчонке с внушением, прошептал я. Ей напрягаться нельзя, а мне ничего не мешает «накачивать» это самое спокойствие изо всех сил. — У тебя, Гриша, всё отлично, никаких проблем нет. Всё просто замечательно, настроение прекрасное…

Оконное стекло не являлось препятствием для давления, а вот расстояние в десяток метров могло силу рассеять. Пришлось пыжиться так старательно, что на лбу выступил пот от натуги. Мальчик за дверью зевнула с хрустом. А потом повторила это громко, даже с подвывом.

Дальнейший диалог подслушать не удалось — Вера повела участкового на летнюю кухню. Ну и ладно, ничего нового там не услышишь. Документы на дом настоящие, реальней не бывает. А липовые накладные на доски и прочие материалы участковый никогда не различит. И вопрос, где Вера деньги взяла, девчонку не смутит. Ответ будет железобетонный: бабушка дала. А что, Степанида Егоровна за свою жизнь и не такую сумму могла скопить.

Все участники процесса тщательно проинструктированы мною лично, проколов быть не должно. Бабушке опыта не занимать, да и Вера девушка толковая, не склонная к панике. Считай, клиническую смерть на ногах перенесла, это вам не грипп. Что ей тот участковый? Ничто не помешает мне овладеть моей усадьбой. Моё по праву! За исключением недр, конечно, принадлежащих государству. Закон есть закон, на эти недра я пока не претендую.

Вглубь полезу позже, когда рядом с домом вырою погреб. Двухярусный, с вентиляцией, освещением и гидроизоляцией — всё по уму. А сверху огород устрою. Нижний этаж будет глухой, доступный только мне и Анюте. Ибо тайна это великая. Никто не должен знать, где я сооружу оружейку и отдельно, за стеночкой, бокс для вызревания сыра. Этот ценный продукт в сочетании с коньяком настолько важен для здоровья, что даже обсуждать неловко.

Шкафы для вызревания салями я тоже присмотрел, в инете вариантов полно. И уже потом, ближе к лету, когда затихнут разговоры, я устрою капитальный ремонт дома. С некоторыми новшествами, которые нежелательны взгляду неугомонного участкового. Сделаем тихой сапой, без шума и гама. Опыт есть, хвала богу и слава КПСС…

Грядущие преобразования меня не страшили. И временный аэродром таким не останется, из запасного станет постоянным. Только срок дай.

Эту важную мысль додумать не успел. Перебил ее телефон, который задрожал в кармане. На экране высветился неизвестный номер, что в прошлой жизни всегда напрягало. Незнакомые люди звонят не для того, что предложить мне денег, верно? Обычно всё происходит ровно наоборот. С другой стороны, мой аппарат просто так в карман не прилетает. Значит, дело важное.

— Да! — буркнул я раздраженно.

— Антон Михалыч? — вопросила трубка грудным женским голосом.

— Здравствуйте, — вежливо ответил я, снижая тон.

— Антон Михалыч, меня зовут Яна Кошкина, я ваш персональный менеджер, — сообщил женский голос, радостный до нереальности. — Вам одобрен кредит в размере трехсот тысяч рублей!

— Какой банк? — не понял я.

— Почта Банк! — созналась трубка. Именно таким тоном признаются в любви с первого взгляда.

— Но мне не нужен кредит, — пробормотал я, зверея потихоньку. — И ваш банк я не знаю.

— Специально для вас мы разработали особые условия! — пообещала трубка мифическое небо в алмазах, явно переходя к интиму.

В этой части беседы обычно обсуждаются финансовые условия взаимной любви. Нечто подобное уже звучало в известной песне тех, кто «руки вверх»:

Все ушли, мы одни остались,

И друг другу во всём признались.

Голос персонального менеджера искрился неподдельным энтузиазмом, явно намекая: такое бывает раз в жизни.

— Благодетели, блин, — сдавленным от слез голосом воскликнул я. — Господи прости… Откуда вы взяли мой телефон?

Женский голос прощебетал очередное откровение:

— Нам посоветовали вас другие банки!

Как же, посоветовали им, ага. Пургоносы бредовые.

Ко мне вернулся философский скептицизм, а вместе с ним сожаление. Тебе поют, а ты развесил уши? Да эти банковские прощелыги — одна мафия! И стыдно не им, а тебе за них. Они грешат на каждом шагу, втирая кабалу мелким шрифтом. Постоянно меняются друг с другом базами данных, а потом на темной стороне интернета появляются терабайты личных данных. Найти можно всё что хочешь, только деньги плати.

Накатила горечь: что за жизнь? Куда ни глянь, везде жулик на жулике и жуликом погоняет. Кстати говоря, в старые времена ворами звали именно жуликов, то есть тех, кто обманывает. А прозвище «мошенник» произошло от слова «мошна», древнего названия мешочка с деньгами. Карманов тогда не было, и умельцев ловко срезать такие кошельки, именуемые мошной, именовали мошенниками. Жизнь внесла свои коррективы, и теперь банкиры — два в одном. Многозадачные жулики, мошенники и воры одновременно.

— Послушай меня, детка, — многозначительно предложил я. При этом голос мой приобрел гнусавые нотки переводчика видеофильмов. — Сейчас я приду в твой гребаный колл-центр и неважно, в каком Урюпинске вы прячетесь. Я найду того гоблина, кто дал тебе мой телефон, и вырву ему язык!

Яна Кошкина на это икнула. А я продолжал нагнетать, ощущая языки мрака, ползущие из темных закоулков подсознания:

— Но сначала я сломаю ему ногу, и вам это не понравится. Еще никому я не ломал ноги но, наверное, когда-то пора начинать. А потом ваш банк и ваш колл-центр я прокляну навсегда!

Всё это мне было по силам, при желании вполне даже реально. Именно поэтому, видимо, Яна поверила — пискнув испуганно, она отключилась. Женщины в эмоциях разбираются прекрасно, а умелая угроза иногда может выглядеть красноречивее прямого действия.