Борис Батыршин - Египетский манускрипт
Лопаткин, встревоженный таким выбором места для рандеву, отказался. В ответ присланный тип предъявил студенту нож и посулил неприятности. После чего Лопаткин, раздавленный тяжестью аргумента, безропотно выполнил требуемое.
На Хитровке студента встретил не кто иной, как Ван дер Стрейкер, его бывший наниматель, не выходивший на связь после достопамятного взрыва на Воробьевых. Бельгиец был неожиданно любезен – вручил студенту пятьдесят рублей «за доставленные неудобства» и заявил, что вновь нуждается в его услугах. Их они и обсуждали в течение примерно четверти часа; потом за окнами поднялся хай, а через пару минут конвоир, которому бельгиец велел ждать перед «Сибирью», ввалился в комнату, таща сильно избитого паренька лет семнадцати.
Наружность пленника была характерна скорее для черты оседлости, чем для московских улиц; из его карманов были изъяты револьвер системы «бульдог» и несколько предметов непонятного назначения. Студент Лопаткин, учившийся в Императорском техническом училище, обследовал находки, определил в них какие-то физические приборы, но точнее сказать затруднился. Кстати – студент отметил, что Ван дер Стрейкера находки не слишком удивили – похоже, он не раз видел нечто подобное.
Лопаткин не успел договорить, а Геннадий уже понял, кого схватил Стрейкер. Бросив студента-кокаиниста на попечение Олега и Вероники, он кинулся вниз, на улицу – и уже через несколько минут пролетка бодро несла Бригаду в сторону Хитрова рынка.
На ходу Геннадий объяснял причины столь стремительных действий – ежу было ясно, что Яша проследил за студентом и вышел на Стрейкера через него; а вот самого студента он мог «выпасти», только следя за Геннадием и Дроном. А раз так – следовало срочно задать излишне любопытному юноше несколько вопросов; да и со Стрейкером познакомиться отнюдь не мешало…
Репортер не стал заходить в «Сибирь», а повел спутников вокруг, к заднему ходу. Там, после короткой, придушенным шепотом, беседы с неким оборванцем репортер вручил собеседнику ассигнацию и обернулся к спутникам:
– Ну вот все и выяснилось, вашего друга держат здесь, на втором этаже. Андрюшка видел, как его затаскивали вовнутрь, – говорит, был живой, только оглоушенный. Так что если повезет – вызволим. Давайте-ка за мной, только молчите – здесь невпопад сказанное слово дорого стоит. С кем надо – я сам буду говорить …
По коридору шли вереницей – темно было хоть глаз выколи. Гиляровский хотел было чиркнуть спичкой, но Ромка, порывшись в кармане, достал мобильник и нажал кнопку; вспышка экрана осветила неровные стены и осклизлый от грязи пол на несколько шагов вперед.
– Вот, держите, Владимир Алекссевич…
Репортер принял незнакомую штучку, удивленно покачал головой, но спрашивать не стал – пошел вперед. Телефон он держал в левой руке; на волосатых пальцах правой поблескивал массивный кастет.
Ромка шел за Гиляровским, сжимая в одной руке револьвер, а в другой – кривой кинжал-бебут: налет на оружейку барона не прошел даром. За ним, тоже с револьвером, следовал Корф. Замыкал процессию Никонов; на первый взгляд оружия у него не было, однако правую руку лейтенант не вынимал из кармана.
Репортер внезапно замер: прямо из каменной стены высунулась всклокоченная башка:
– Гаси, сатана, свет! Ишь, шляются!
Но, увидев, как блеснул в руках пришельцев металл, говорящая голова исчезла так же внезапно, как и возникла.
– Замаскированный лаз в тайник, – буркнул журналист. – Туда не то что полиция – сам черт не полезет.
– А наш бельгийскоподданный так же не сбежит? – поинтересовался барон. – А то ищи его потом в сточных трубах…
– Не должен, – качнул головой Гиляровский. – Мне тут шепнули, что бельгиец ваш – человек здесь случайный. За него попросил кто-то из тех, кто на Хитровке в авторитете, – в смысле из воров. И местные ухоронки ему вряд ли покажут; приютили, обещали не трогать – и довольно с него…
Коридор закончился тупиком. Справа нашлась скособоченная дверь; из щелей пробивались лучики тусклого желтого света – в комнате жгли керосинку.
– Пришли. – Репортер отдал Ромке мобильник. – Андрюшка говорил – вроде здесь.
Репортер легонько постучал в дверь кастетом; дверь отворилась сразу, и навстречу незваным гостям ударил выстрел. Но те будто того и ждали – Гиляровский метнулся назад, в коридор, Корф прижался к другой стене и несколько раз подряд выстрелил из «бульдога». Быстрее всех оказался Ромка: дверь только открывалась, а он, уловив жест стоящего за ней злодея, нырнул вперед – и с переката, снизу вверх, ударил бебутом. Потом вторым перекатом ушел в угол комнаты и два раза пальнул вдогонку кому-то темному, нырнувшему… нет, не в дверь, а в узкую щель в стене, прикрытую крашеной рогожей.
Вслед за Ромкой в комнату влетел Корф. Он водил перед собой дымящимся стволом; за бароном шел Гиляровский. Кроме кастета он вооружился гнутой ножкой от венского кресла, невесть откуда взявшегося в этих трущобах.
Из-за ободранной ширмы у дальней стены послышался стон. Ромка, как был, с окровавленным кинжалом в руке, подскочил к ширме и осторожно заглянул.
– Яшка! Жив!
Барон озирался, стоя посреди комнаты с револьвером наготове.
– Как же так, Владимир Алексеевич! – Корф был раздосадован чуть не до слез. – Вы же уверяли, что никаких ходов ему не покажут! И вот, пожалуйста – сбежал, щучий сын! И где его теперь ловить?
– И это вместо «спасибо», барон? – обиделся репортер. – Я все же не из здешних портяночников, чтобы все ходы-выходы знать! Мог и ошибиться. Вы лучше радуйтесь, что этого страдальца нашли, – он кивнул на связанного Яшу. Тот возился на полу, пытаясь встать.
Ромка опустился на корточки и принялся пилить Яшины путы бебутом. Пленник мычал – рот его был заткнут грязной тряпкой.
– Да осторожно ты, – с досадой прикрикнул на беднягу Ромка. – Дергаться будешь – порежу!
– Тьфу… чтоб его… дрянь! – Яков наконец избавился от кляпа. Стряхнув с ног обрезки веревки, он кинулся к стоящему в углу комнаты столу, заставленному каким-то хламом; посредине стола красовалась огромная, размером с люк от канализации чугунная сковорода с остатками пригоревшей еды.
– Нету! – горестно завопил Яша. – Упер, гад бельгийский! Ловите его, Евгений Петрович, он рацию уволок и фотографическую камеру тоже! И пульт от дрона… хотя зачем он теперь…
И получил чувствительный тычок – барон, скорчив грозную физиономию, указал глазами Яше на Гиляровского, с интересом прислушивавшегося к его словам.
Яша перешел на шепот:
– Ваше сиятельство, господин барон, Стрейкера надо срочно ловить. Он, сволочь эдакая, все с собой унес в саквояже – у него еще там деньги, прямо пачками навалены! Да, и портрет был фотографический доцента, Евсеина – большой такой. Если мы этого мошенника бельгийского сейчас же не поймаем – он таких бед натворит!..
– Натворит, это уж не сомневайся, – подтвердил барон. – Ты уж прости, брат Яков, гоняться за ним мы сейчас не будем. Не то, знаешь ли, место – Хитровка. И так, того гляди, хулиганы с ножиками явятся – возись с ними потом…
– И то верно, господа, – вмешался репортер. – Пойдемте-ка отсюда, от греха. Друга своего вы выручили? Вот и ладушки, а то на Хитровке вход – рупь, а выход – два.
– Вроде чисто, барон, – подал голос Ромка. Он, пока Яша с Крофом беседовали, успел обшарить комнату и даже осторожно заглянул в лаз. Очень хотелось кинуть туда гранату – только где ее взять…
Ромка перевернул на спину тело у двери. Громила умер сразу: бебут вошел снизу вверх, в живот, и дальше – до сердца. Все как учили… Рядом с трупом валялся крошечный, нелепый в такой обстановке двуствольный пистолетик с перламутровой ручкой. Ромка хозяйственно прибрал опасную фитюльку и покосился на мертвеца: у того из-под нахлобученной на глаза шапки виднелся затылок, правая половина которого обросла волосами много короче, чем левая.
– Каторжный, – определил репортер. – Их нарочно так стригут, чтобы опознать проще было. Или по волчьему паспорту[78] живет…
Ромка скривился и отошел от трупа. Что-то было не так… чего-то не хватало…
– Кстати, барон, а где господин лейтенант? Он вроде за вами шел?
Барон чертыхнулся и кинулся назад, в коридор – и оттуда немедленно донесся его вопль:
– Серж! Мон дье, как же так! Роман, сюда, срочно!..
Ромка, чуть не сбив с ног сунувшегося на крик барона Яшу, метнулся за бароном.
– Ах, мать же твою…
Корф стоял на коленях, а перед ним поперек коридора навзничь лежал лейтенант – из-под его неестественно вывернутой руки по грязному полу расплывалась кровавая лужа.
– Что ж, я вас оставлю, друзья. – Гиляровский протянул Корфу могучую ладонь.
Тот пожал.
