Вадим Давыдов - Всем смертям назло
– Спасибо, милорд. Я готова выслушать и помочь всем, чем могу.
– Я хочу, чтобы вы помогли мне и Уоллис. Наших собственных сил недостаточно. Мы обязательно, непременно должны быть вместе.
– Что же этому мешает, милорд? Королевский долг?
– Нет. Не только и даже не столько. Вокруг Уоллис вертится такое количество непонятных людей! Все чего-то хотят. Мне тяжело отказывать ей. И выполнять её просьбы я не в силах. Свет её ненавидит, – американка, выскочка без роду-племени. Мне кажется, вы – не такая, как они. Больше того – я уверен.
– Вы хотите, чтобы я взяла над миссис Симпсон нечто вроде покровительства?
– Возьмите её под свою опеку, леди Рэйчел, – решительно кивнул король. – Никто в Лондоне не смеет вам возражать. Вас боятся.
– Вот как?
– Я уверен, вам обеим удастся подружиться. Когда вы поближе узнаете Уоллис, вы… вы всё поймёте, леди Рэйчел. Вы сможете объяснить ей то, чего не могу я. Чего не хотят объяснять другие. Поймите, леди Рэйчел. Только она. Только Уоллис может быть моей королевой. Никто больше.
– Я понимаю.
– Помогите мне, леди Рэйчел, – король стремительно поднялся и, шагнув вперёд, наклонился к её креслу. – Помогите мне сделать так, чтобы я перестал тревожиться за Уоллис. Ваши люди, – мне рассказывал о них Артур. Они…
– Они великолепны, – Рэйчел кивнула с улыбкой. – Это правда. Лучшие из лучших. Итак?
– Вы думаете, я не вижу, что творится? – возвратясь на место, нервно заговорил король. – О, нет, я вижу, и вижу прекрасно. Империя трещит по всем швам. Мы еле держим Индию, а на Востоке поднимают голову китайские большевики, и точат зубы на Тибет, на Непал… В Европе открылась эта кровавая испанская рана… Мы не можем больше заткнуть все течи и пробоины. Корабль идёт ко дну! Всё, что нужно, чтобы окончательно утопить корабль – это король, которому всё равно, что будет с его королевством, лишь бы его оставили в покое!
– Именно, милорд. Некоторые полагают, что это будете именно вы.
– А вы? Вы – тоже так думаете?
– Вы беседовали с моим братом, – Рэйчел выдержала взгляд короля в упор. – Он, кажется, изложил свою точку зрения на эту проблему. Я с ним согласна. От вас зависит многое, – если не всё. Наше государственное устройство всегда оставляет монарху весьма значительную свободу манёвра. Только вот сумеете ли вы ею воспользоваться? И – для чего?
– Мы не можем править миром, – сердито дёрнул головой король. – Это глупая, очень глупая мысль. Никто не может править миром. Нужно договариваться. Но – с кем? С большевиками договориться совершенно невозможно. Я пытаюсь прощупать Адольфа, насколько он готов…
– Упаси вас Господь, милорд, – Рэйчел содрогнулась. – Этот парвеню, этот облезлый павлин, упивающийся потоком сознания, изливающегося из его рта?! А его подручные?! Мясники и лавочники, насмерть перепуганные жизнью. Готовые на всё, чтобы остановить эту жизнь. Мутная грязная пена, вынесенная на поверхность не без помощи наших политиканов и загребущих банкиров, в том числе и Ротшильдов, как это ни отвратительно!
– Мне казалось, что мистер Гитлер с некоторой предвзятостью относится к соплеменникам наших финансистов, – усмехнулся Эдуард.
– Дело не в Гитлере, милорд. Дело в деньгах. В этом всё дело. Они даже не понимают, с каким огнём пытаются играть.
– Или наоборот? Слишком хорошо понимают? Некоторые из наших общих знакомых полагают, будто самое лучшее решение из возможных – это устроить так, чтобы Гитлер и Сталин убивали друг друга, а мы…
– Какая глупость, милорд, – брезгливо поморщилась Рэйчел. – Если бы всё можно было решить рыцарским поединком этих двоих – я села бы в первый ряд зрителей, если хотите. Но беда в том, что на ристалище выйдут миллионы, одетые в хаки. Не будет рыцарского поединка. Будет бойня. Неужели вы не понимаете этого, милорд?!
– Я? Ну, я как раз понимаю.
– Я скажу вам более того. Это подлый замысел, и тот, кто нашёптывает его нашим знакомым в левое ухо, вовсе не желает помогать нам и спасать демократию от большевиков или нацистов. Он просто жаждет крови, и чем больше, тем лучше, чем больше погибнет людей, ни в чём не виновных, тем слаще. Поймите же, наконец! Неужели вам не известно, с какими силами рвутся войти в сообщение Гитлер и его мясники?!
– Мне кажется, вы преувеличиваете, миледи, – мягко проговорил Эдуард. – Да, я слышал, конечно, обо всех этих оккультных интересах. Но это…
– Демоны непременно приходят к тем, кто жаждет их увидеть. А потом – и к тем, кто ничего такого не думал. Поверьте пока мне на слово, милорд, – я имею все основания это утверждать.
– Миледи, – король покачал головой. – Миледи, не стоит подозревать меня в подобных желаниях. Да, я полагал, что Гитлер…
– И поэтому вы написали ему письмо?
– Вы… – Эдуард поднёс к губам сжатый кулак и тихонько кашлянул. – Вы знаете и об этом?!
– Я предпочла бы не знать многое из того, что мне известно, – Рэйчел сложила руки на коленях. – К сожалению, я не могу позволить себе такой роскоши. Только недавно я по-настоящему поняла, что означают эти слова Экклезиаста, – во многих знаниях таится печаль.
– Это была… ошибка.
– Да. Это была ошибка. Глупое мальчишество, совершенно недостойное монарха. Тем более – монарха британского, – голос Рэйчел звучал теперь не то, что непочтительно – сердито.
Да она отчитывает меня, как недоросля, изумился Эдуард, чувствуя, что испытывает отнюдь не гнев, а непонятное смущение в присутствии этой женщины. Да что же это со мной такое?!
Мужчины несносны, подумала Рэйчел. Несносны, как злые, невоспитанные дети. Боже правый, каково же приходится Джейку?! Единственному, наверное, взрослому в этой толпе безнадёжных детей.
– Я с большим удовольствием предпочёл бы сделать бывшее небывшим, – пробормотал король, смущаясь ещё больше и уже сердясь на себя за это. – Жаль, моя власть не простирается так далеко.
– Хотите сказать, что сегодня вы не поступили бы столь опрометчиво, милорд?
– Нет, – король выдержал взгляд Рэйчел. – Нет. И дело вовсе не в опрометчивости. Дело в другом. Мир изменился. Я тоже. Простите, миледи. И… много людей знают об этом?
– Не стоит вашего беспокойства, милорд. Как только я получу эти письма – их было всего два, не так ли? – я немедленно верну их вам. И мы забудем это недоразумение, как будто бы сделав бывшее небывшим. Вы согласны?
– Что же вы потребуете от меня взамен? – король прищурился, и пальцы его непроизвольно сжались в кулаки.
– Держать ваше слово, милорд, – лицо Рэйчел осветилось кроткой улыбкой, так что Эдуарду захотелось провалиться сквозь землю сию же секунду. – Только это, и ничего больше. Будьте самим собой. А оказанная услуга, как говорят на Востоке, ничего не стоит. Так какой же смысл торговаться из-за сущего пустяка?
– Что ж, – Эдуард выпрямился. – Не так-то легко ощущать себя жертвой вашего великодушия, миледи. Но я постараюсь. Что же касается нашего германского…
– Нет, нет, милорд, – перебила его Рэйчел. – Пожалуйста. Это чудовище, трупный червяк. Он использует любую нашу слабость, любой промах, чтобы подмять под себя всё. В его уме, в его притязаниях, даже в его воле нет ничего от мужчины. Это слабый человек, пытающийся жестокостью скрыть недостаток энергии, поразительные слабости, болезненный эгоизм, неоправданное высокомерие. Он, вся его мистика и эстетика – наиболее законченное воплощение зависти. Как все диктаторы, Гитлер любит только тех, кого он может презирать. Он опасен. Чудовищно опасен!
– А большевики? Разве не более они опасны?
– Там Джейк. Он найдёт выход.
– Неужели?
– Непременно. Иначе не может быть. А с этим чудовищем… Он – наша задача. Мы должны его остановить. Удержать.
– Вот видите, – король опустил плечи. – А ведь его сторонники – и не только сторонники – тоже тянутся к Уоллис. Мне уже сообщали, что некоторые из открыто симпатизирующих Адольфу персон пытались, и пытаются сейчас, как они это называют, «влиять» на Уоллис. Она не глупа, нет! Но она доверчива. Она плохо видит интригу.
– У неё нет опыта. Да и откуда ему взяться?
– Да, да. И я о том же! Мне представлялось, мы могли бы договориться с Германией о едином фронте против большевизма. Я не возражал, когда они вернули себе Рурский бассейн, в надежде, что они поймут наше послание.
– Они его поняли, милорд, – жёсткий блеск в глазах Рэйчел поразил короля. – Поняли именно так, как и должны были понять. Сильный – бьёт, слабого – бьют. И как можно договориться с тем, кто готов на всё, кто растлевает, унижает, порабощает весь немецкий народ во имя своей выдумки о «великой Германии»! Вы пытаетесь втолковать крокодилу, что можно лопать рыбу, не трогая уток. Беда в том, что крокодилу всё равно, чем набивать брюхо. Вы посеяли зубы дракона, милорд. И жатва – уже скоро.
– Ещё не поздно…
– Поздно. Я не стану сейчас говорить вам всего, что мне известно, милорд. Просто поверьте, что эти люди ничем не лучше большевиков. Тьма подсовывает их нам, пытаясь сыграть на нашем страхе перед Сталиным. Но нельзя ни в коем случае поддаваться. Потому что это такая же дорога в бездну, только посыпанная не красным песком, а коричневым. Не поздно ещё спасти тех, кого можно спасти. Но это трудно.
