KapitalistЪ (СИ) - Стацевич Алексей
Как бы то ни было, но без пяти восемь Крюков ступил на пирс за номером пятнадцать и направился к стоящей неподалеку будке — отметиться.
— Эй, Фрэнк, — услышал он насмешливый ребяческий голос, — а ты знаешь, почему вдову мистера Банки называют черной вдовой?
— Без понятия, Боб.
— Потому что мистер Банки был негром!
Раздался громкий смех, и Иван повернулся на гогот — возле края пирса, заняв собой пустые бочки, сидела разношерстная компания мальчишек в рабочей одежде. Самому старшему на вид было лет шестнадцать, остальным — от десяти до четырнадцати.
— Эй, Джеймс, — продолжил рассказчик анекдота, тот самый «старший» — красношеий белобрысый паренек с наглыми глазами навыкат, — ты знаешь, почему вдову мистера Банки называют черной вдовой?
— Знаю. Я слышал ответ, — беззлобно ответил тот, кого назвали Джеймсом. Это был болезненно-худощавый чернокожий мужчина слегка за тридцать с короткими жесткими волосами и добродушным, чуть глуповатым лицом. Он сидел по-турецки возле оккупированных парнями бочек и, вычерчивая невидимые знаки, с интересом водил засохшей палочкой по влажной деревянной поверхности – рядом со своими ногами.
— Так почему, Джеймс?
Тот лишь мягко улыбнулся и продолжил свое странное дело.
— Потому что негр сдох! — не дождавшись ответа, выпалил кто-то из мальчишек и, не слезая с бочки, пнул чернокожего ногой под ребра. Тот болезненно поморщился, потер место удара, но промолчал, а вся компания опять рассмеялась.
Иван остановился, не в силах пройти мимо. Прямо на его глазах творился беспредел — издевательство над беззащитным и, видимо, умственно-отсталым инвалидом. Внутри вскипело, забурлило чувство справедливости, и он, привлекая внимание пацанят, громко хлопнул в ладоши, сопроводив хлопок зычным «Эй!».
— А ну прекратили глумиться над человеком! — Крюков грозно повысил голос, но тот вдруг предательски дрогнул. — А то я вас…
Мальчишки на секунду оторопели от подобной наглости, переглянулись, а затем воинственно соскочили с бочек. У одного из них в руке блеснуло что-то металлическое.
«Возможно, лезвие», — екнуло сердечко Ивана, но отступать было уже поздно. Да и не прирежут же его средь бела дня на глазах десятка свидетелей?
Или прирежут?
— Парни! — Вышедший вперед Боб, который, судя по всему, был не только старшим по возрасту, но и главным зачинщиком в этой компании, тихим цыканьем велел товарищу убрать нож в карман. Скользнув по Ивану оценивающим взглядом, полуобернулся к своим: — Во ржака! Вшивый иммигрантишка решил за негра заступиться! Даешь драку?
Те наперебой заулюлюкали:
— Даешь драку! Бей чужака! Айда биться! Мочи негра!
Вокруг начали собираться посмеивающиеся зеваки, а Крюков, видя, что потасовки не избежать, торопливо поднял валяющуюся под ногами палку, напоминающую деревянный штакетник для забора, и встал наизготове.
— Тихо! — раздался вдруг короткий рык, и все стихло, даже пролетающие на Ист-Ривером чайки на мгновение перестали орать дурниной. — Пропусти!
Зеваки расступились и незаметно рассосались по пирсу, а к заткнувшимся «драчунам» на двух коротеньких ножках «подкатился» начавший рано лысеть упитанный колобок лет тридцати шести или семи, который то и дело вытирал лицо и лоб насквозь мокрым от пота платком. Надетый на нем роскошный черный костюм, что подчеркивал вкус владельца, словно кричал — этот человек не простой!
Звали толстячка Генри Майкл Фокс, и был он ни кем иным, как собственником пятнадцатого пирса. Другими словами, тем, от кого зависели жизнь, судьба и материальное благополучие сотен трудившихся на пирсе людей.
От своих подчиненных мистер Фокс требовал многого, иногда даже чересчур, и не всегда эти требования были адекватными. Например, он под страхом увольнения обязал всех работников обращаться к нему не иначе как «хозяин». Не желавшие остаться без средств к существованию люди подчинялись этой «просьбе», а вот за глаза называли начальника иначе — Толстый Лис.
— Какого черта тут происходит⁈ — проревел мистер Фокс. — Ты! — ткнул он пальцем в Боба. — Объясни!
Мальчишка побледнел, даже его загорелая шея, казалось, по цвету обратилась в лист бумаги.
— Ничего, хозяин! Мы просто дурачились.
— Не ври мне, щегол! — в свою очередь побагровел Толстый Лис. — Сегодня я жду важных гостей из Европы, и если хоть один из вас, недоумков… — Он погрозил кулаком. — Всех сгною! Вплоть до третьего колена!
Иван тихо вздохнул — пусть секунду назад он и был готов драться со своим обидчиком, но так общаться с еще, по сути, ребенком…
«Каким-то я стал… слишком сентиментальным, что ли? С обостренным чувством справедливости. Недоделанный Бэтдед в теле Бэткид», — подумал он и сделал шаг навстречу Толстому Лису: — Мистер Фокс! Простите, сэр!
— Чего тебе? — повернулся тот, расплескивая на окружающих злобу и недовольство.
— Боб вас не обманывает, сэр, — стараясь вкладывать в голос уверенные, но в то же время слегка заискивающие нотки, молвил Иван, — мы действительно просто дурачились.
Толстый Лис изучающе уставился на посмевшего заговорить с ним наглеца, забывшего «правильное» обращение, даже моргать перестал. Хотел что-то сказать, передумал, хмыкнул, почесал подбородок.
— Интересный акцент… Откуда родом? — Твердый голос Генри Майкла Фокса отчего-то слегка «растопился». — Болгарин? Серб? Румын? Русский?
— Русский, сэр, — ответил Крюков, мысленно поразившись, как это «хозяин» расслышал в его почти идеальном английском не американское произношение.
— Ру-у-усский, значит… — протянул Толстый Лис, поманил Ивана пальцем и скомандовал всем остальным: — Работать, черти! — Осведомился у подошедшего Крюкова: — Как зовут?
— Эван, сэр.
— Эван? Хм. А на родном?
— Иван.
— Пойдем, Иван.
Толстый Лис по-отцовски приобнял молодого подчиненного и, беседуя, неторопливо повел его в сторону своего — как выяснилось — офиса, располагавшегося в пятнадцати-двадцати минутах ходьбы в высоком красивом здании, что стояло на углу Бродвея и Уолл-стрит.
За эту короткую прогулку Иван рассказал начальнику (который добродушно разрешил называть себя без всяких тщеславных приставок просто мистер Генри) об иммиграции, о своей жизни в бараке, родителях; соврал, что очень любит свою работу; приврал, что восхищается мистером Генри и его деловой хваткой.
Выслушав подчиненного, Толстый Лис тоже слегка разоткровенничался. Выяснилось, что предки его родом из России, а на чужбину Генри Майкл Фокс прибыл тридцать восемь лет назад будучи еще в животе своей матери. В тот самый день, когда Аделаида Петровна Скрябова рванула в Америку за своим будущим мужем, палубным матросом Уильямом Фоксом, который годом ранее чудесным образом очутился в Санкт-Петербурге. В городе, где, собственно, и проживало семейство Скрябовых.
Новорожденный Генри получил фамилию отца и, благодаря четырнадцатой поправке к Конституции США от тысяча восемьсот шестьдесят восьмого года, американское гражданство как родившийся на территории страны.
Царившие в молодой семье Фоксов нравы были строгими, даже суровыми, а сам глава семейства походил скорее на командира-самодура с диктаторскими замашками, чем на любящего отца и мужа. В череду глупых запретов идеально вписывался наказ ни в коем случае не разговаривать в доме на любом другом языке, кроме английского. Поэтому язык предков так и остался для Генри тайной за семью печатями.
Так или иначе, но Аделаиду Петровну такое положение дел, судя по всему, устраивало, и спустя менее года в семье Фоксов появилось пополнение, Генри Майкл Фокс-младший. Мама, конечно, была против «повторяющегося» имени, но Уильям ее, как обычно, не послушал.
Братья-погодки росли не разлей вода. Вместе гуляли, вместе шалили, вместе учились, чуть позже вместе бегали за девчонками. Однако в середине восьмидесятых случилась трагедия — решивший выпендриться перед очередной подружкой Генри-младший забрался на высокую опору моста, потерял равновесие и сорвался вниз.
