Тверской баскак. Том Четвертый (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus"

«Ладно, не получилось по-доброму, попробуем по-другому!»

Прервав уговоры, хлопаю ладонью по столу.

— Не хочешь, так не хочешь! Коли решил, то чтож, неволить не буду!

Купец недоверчиво покосился на меня, он явно ожидал уговоров, угроз, чего угодно, но только не моего согласия.

Я же, словно бы враз позабыв о своем госте, как ни в чем ни бывало занялся лежащими на столе бумагами. Недоверчиво косясь на меня, купец посидел еще немного и осторожненько начал подниматься.

— Так я пойду что ли, господин консул⁈

— Иди! — Отвечаю, не поднимая головы, и, дождавшись, когда тяжелые шаги дотопают до двери, произношу вслух словно бы случайно сорвавшуюся с языка мысль.

— Нынешней осенью в Ярославле новгородцы закупили почти сто пятьдесят пудов зерна. У кого?!. Почем?!.

Шаги разом затихают, и я все также, не поднимая глаз, чувствую, как мой гость, резко повернувшись, уперся в меня взглядом. Поднимаю глаза и, держа на лице озабоченное выражение, задаю вопрос.

— Не знаешь часом, кто им продал⁈

— Дак откудашь⁈ — Сом Нилыч пытается невинно улыбнуться, но я вижу, что эта бравада дается ему с трудом, и дожимаю.

— Жаль, а то я вот хочу боярина Острату в Ярославль послать! Надо же ведь расследование провести, узнать, кто же это супротив Тверского товарищества пошел. — Беру паузу, словно бы задумываясь, и добавляю металла в голос. — А может кто и из своих скрысятничал, польстился, так сказать, на легкие деньги! Как думаешь⁈

Я ничего про Ярославль не знаю и блефую напропалую, но по замершей у двери фигуре купца вижу, что попал в самую точку.

Не давая ему ничего ответить, медленно, как бы беседуя сам с собою, рисую не радующую моего гостя картину.

— Хотел ныне Острату отправить, да ярмарка вот на носу! Потом тоже будет недосуг, а вот по весне точно отправлю боярина с тиунами и дьяками судейскими. Пусть расследуют что и как там было, чувствую это кто-то из наших там наследил и долю общую в свой карман пристроил. — Сделав вид, что задумался, слежу за побледневшим лицом Нилыча и продолжаю как ни в чем ни бывало. — Народу в наряде том немало получается, так что, думаю рекой их отправить. И это…! Мои-то корабли все заняты будут, так может ты пару своих предоставишь. Не думай, не даром, конечно, товарищество тебе за аренду заплатит. Все чин по чину, не сумлевайся!

С толикой ехидного злорадства слежу за меняющимся лицом купца. Он явно растерян и не знает, что ответить, и отказать мне не видит возможности, и везти своих же судей на собственную казнь ему тоже невмоготу.

«Ну давай же, Сом Нилыч, — мысленно подначиваю купца, — решайся! Не гневи судьбу, а то я и правда к ответу тебя призову!»

То, что купец кинул товарищество на сотни полторы Тверских гривен, у меня уже нет сомнений, и по-хорошему его бы следовало взгреть для острастки остальных, но корабли для меня сейчас важнее воспитательного момента и торжества правосудия.

Для ускорения мыслительных процессов решаю слегка надавить и, усмехнувшись, спрашиваю.

— Так что, Сом Нилыч, даешь корабли или как⁈

Прозвучало настолько неоднозначно, что тертый купчина разом прозрел и развел руками.

— Да как же я боярину и судейским лодьи то свои предоставлю, коли я все тебе отдаю! Для похода на эту, как ее, на Персию! — Хитро' зыркнув на меня и поняв, что сделал правильный ход, он даже позволил себе усмехнуться. — Иль тебе уж боле не нужны мои кораблики⁈

Часть 1

Глава 4

Конец апреля 1253 года

Сидя на склоне крутого берега, смотрю, как грузят стоящий у причала катамаран. Грузчики неспешно двигаются по кругу, перетаскивая тяжелые мешки с подвод на грузовую палубу.

Глядя на покачивающееся на водной ряби судно, я думаю о том, что с того дня как было спущено первое такое судно прошло уже десять лет.

«Десять лет! — Не могу удержаться от мысленного восклицания. — А пролетели как один день!»

Нет, я не сожалею, просто слегка пугаюсь того, как быстро течет время. Пусть не впустую, пусть потихоньку дело движется и все меняется вокруг, а все равно жутковато.

«Не успеешь оглянуться, а уже все, конец…! Лежишь, укутанный в саван, и земелькой тебя присыпают!»

Мотнув головой, гоню прочь тоскливые мысли и поворачиваюсь к сидящему рядом голове моей судостроительной верфи.

— Так вот, Иван Еремееч, чего я тебя позвал-то! — Показываю ему на мачту катамарана и убранный под рею парус. — Надо бы паруса на всех кораблях поменять!

— Чего это! — Тот недовольно вскидывается, и я мысленно усмехаюсь.

«Десять лет прошло, а Еремеич не меняется!»

Та новгородская плотницкая артель, что я когда-то привел для строительства в Твери первого катамарана, спустив его на воду, вернулась домой, в Новгород, а вот староста их, Иван Еремеич, остался. Ныне уже руководит всей верфью, строит по три-четыре корабля в год, а характер его все такой же склочный. Чуть что не по нем, чуть что-то новое и непривычное, так сразу в штыки.

Надо сказать, меня эта его привычка здорово бесит, отвык я уже от дебатов. Ей богу, выгнал бы уже давно, если бы не его золотые руки! Других таких не найти! Он на глаз режет так, будто линейкой отмерил, и работу что он сделал можно не проверять, он сам сто раз переделает, ежели ему что не так. Себя и всех вокруг загонит, но любая вещь из его рук выходит любо-дорого поглядеть.

Вот и сейчас глушу в себе желание повысить голос и, взяв обломок сучка, рисую прямо на земле.

— Смотри! Купцы, что корабли у тебя заказывают, по старинке ставят на мачту прямой парус, он ветра поболе забирает и тянет лучше. Это так! Но только в море, где ветер и курс сутками не меняются. А на реке-то все по-другому! — Рисую извилистую полосу, корабль и направление ветра. — Гляди! Вот здесь ветер дует прямо в корму, тут уже в бок, а вот на этом участке чуть ли не встречный. Прямой парус надо то убирать, то снова поднимать, то опять убирать, чтобы не мешался. Суеты много, а пользы на грош!

Поднимаю взгляд на притихшего старосту и рисую уже отдельно мачту.

— Мы же поставим косой парус вот так, — рисую ему обычный гафель с двумя реями, — вернем шверт, который мы вначале ставили, а сейчас уже многие поснимали, и тогда наш кораблик пойдет под боковым ветром только в путь!

Еремеич, молча почесав затылок, все-таки гнет свое.

— А ежели ветер попутный, много ли пользы от твоего лоскута будет?

Я уже готов к тому, что мой главный корабел так просто не сдастся, и спокойно объясняю дальше.

— Смотрю сюда! Ежели большое открытое пространство и ветер устойчивый, то можем поднять еще стаксель. — Еремеич морщится от незнакомого слова, а я рисую еще один треугольный парус в носу корабля и уверенно добавляю. — Вместе эти два в тяге не уступят большому прямому парусу, но будут более прочными, да и управлять ими намного легче, а значит и людей на палубе потребуется меньше.

Бывший новгородский староста хоть мужик и склочный, но с головой дружит, этого у него не отнять. Ежели ему все толково и с уважением объяснить, и разумный смысл до него дойдет, то он завсегда согласится, хоть и поупирается для приличия.

Вот и сейчас Еремеич еще побурчал себе в бороду, а потом махнул рукой.

— Ладно, сделаю как ты просишь, но ежели что…

Я усмехаюсь в ответ.

— Знаю, знаю! Тебя не винить, ты предупреждал!

Староста хитро' щурится мне в ответ, а я добавляю уже абсолютно серьезно.

— В путь двинемся в конце мая, так что сроку тебе месяц. Успеешь⁈

Сказав, поднимаю взгляд наверх, туда где меня ждут два моих телохранителя, и вижу, как к ним на полном скаку подлетел всадник. Осадив коня, он спрыгнул на землю и, что-то крикнув моим охранникам, побежал ко мне вниз.

По форме узнаю конного стрелка из городской стражи и понимаю, что раз такая спешка, то новость срочная.

«Интересно, плохая или очень плохая!» — Усмехнувшись, вновь бросаю вопросительный взгляд на Еремеича, и тот ворчливо бурчит.