Крепостной Пушкина 2 (СИ) - Берг Ираклий
— Пусть так! Но разве Господь не избрал тебя орудием своим? Могу ли я делать вид, что не заметил того?
— Хранит Господь тебя для России (ещё по Пушкину я понял, что лесть этой эпохи своеобразна, по моим меркам чрезвычайно неуклюжа и фальшива, а местным ничего, им в самый раз, даже умнвм людям), значит воля его в том. Случись что с тобою, что стало бы с нами? Сам видишь, даже ранения хватило, чтобы хаос начался, непотребства. Но восстал ты и всё прекратилось. Истинно Божья воля. Не могу я за неё дары твои царские брать. Вот если…
— Что если?
— Если бы ты, батюшка, убедился в правоте моей, и за то обласкал своей милостью — другое дело. Я ничуть не шутил об укреплении небывалом. Сам увидишь, государь. И в том тоже заключена Божья воля. Подобно тому как Господь избрал меня быть своею рукою для спасения вас, быть может, он избрал меня своим проводником и для защиты Отечества. Слова мои звучат безумно, но за три месяца я управлюсь и там посмотрим. Пусть это тоже станет частью уговора. Сделаю — и награждай как душа пожелает. Не сделаю — значит на то нет воли Божией.
Царь не всё понял, но я видел, что слова мои пришлись ему по сердцу. Апелляции к Богу подействовали благотворно. Нет, Николай не был фанатично верующим, но молиться и церковные службы любил. Теперь я понимал почему: это давало ему приятное ощущение присутствия начальства. В каком-то смысле, всероссийский император являл собою тип идеального слуги. От этого я и задумал отталкиваться. По той же причине окончательно отказался от варианта идти в купечество. Никогда, ни при каких обстоятельствах, ни один купец не будет иметь влияния на государя. В крестьянах оставаться тоже нет более резона. Идти в священники — даже не смешно. Остаётся вариант с дворянством, а для того нужно, чтобы царь был не против. Самостоятельно получить желаемое я могу, но для карьеры здесь нельзя лезть поперёк батьки. Стать царским любимцем — дело непростое.
— Пойдём хоть чаем тебя напою. Ох и шельма.
Николай искренне улыбался. Мгновение я чувствовал страх, будто прочёл он меня, но сразу отбросил панику. Император позвонил в колокольчик. В дверях появился лакей.
— Передай императрице, любезнейший, чтобы добавила два прибора к столу. У нас гости. Вы тоже, Пётр Михайлович. — обратился он к министру Двора.
Глава 4
Степан. POV. Продолжение 3.
Воспринимать Аничков иначе чем дворец пионеров получалось с трудом. Бегал ведь я по нему когда-то с друзьями. Музей он и есть музей. Малая столовая, в которой было организовано царское чаепитие, представляла собой симпатичное помещение с красивыми каминами по углам.
Ещё посещая Зимний дворец я задумывался о том каково это — жить в музее? Роскошь эпохи декламировала красоту, но не комфорт. Тогда мне пришла в голову мысль, что строгий Этикет не блажь, не гордыня, не игрушка, а сущая необходимость. Убрать его — и благородные господа загадят всё это великолепие в простом человеческом стремлении к удобству. Так и случилось в итоге, когда сюда пришли люди не понимающие какой вилочкой следует брать дольку лимона, а какой ветчину.
Николай представил меня по-французски, так что немногое я понял, поклонившись на всякий случай. Императрица с тремя дочерьми заняли места в порядке старшинства по левую руку от государя. Волконский по правую, ну а за ним и я, оказавшись рядом с младшей из царевен. Стол ведь круглый.
Чайный сервиз оказался копией того, что император собирался дарить мне. Или мой был копией этого. Интересно. Значит, приглашение на чай не было экспромтом. Мужик, каким бы он не был, безусловно оказался бы добит этим фактом и пришёл в совершенный восторг. Я как мог изобразил изумленье.
Александра Фёдоровна выглядела плохо. Ужасно, но женщина лет тридцати пяти от роду мне показалась пятидесятилетней почти старухой. Сухая, костлявая, изможденная. Семеро выношеных детей не добавили ей здоровья. А два лесятилетия назад это была красавица Лоттхен, иначе Николай, тогда только великий князь, не сделал бы предложение. Гений чистой красоты, по выражению Жуковского, любимица двора, даже свекрови, впечатлившая и Александра Сергеевича, Шарлотта Прусская отбросила лишнюю букву став русской государыней под орудийные салюты на Сенатской площади.
События этой зимы очевидно отразились на ней. Без жалости мне трудно было смотреть на неё, почему переключил внимание на дочерей.
— Птичка моя, — заметил Николай на какую-то фразу императрицы, — к сожалению наш новый гость не знает французского языка. Прошу вас говорить по-русски, да не стесняйтесь. Вы им владеете много лучше, нежели считаете.
— Императрица желает задать некоторые вопросы, Степан, — обратился он уже ко мне, — но боится привести тем гостя в смущение. Я думаю, что знай она тебя получше, подобных опасений не возникло бы.
— Всегда к услугам её императорского величества! — пожал я плечами, забыв, что это не приветствуется за столом.
— Вы гражданин? — бесцеремонно вдруг спросила старшая девочка, внося некоторое замешательство.
— Да, ваше императорское высочество, по сути гражданин. Хотя родился и вырос в деревне.
— Правда, что вы спасли папу?
— Мария! Как ты себя ведёшь?
— Что такое, папа? — дерзкая девчонка бесстрашно ответила на строгий взгляд отца. Меня позабавило обращение на «вы» от княжны, вероятно она никогда ранее не сидела за одним столом с теми, к кому надлежит обращаться «ты». Использование ею слова «гражданин» в изначальном значении, то есть «горожанин», указывало на подлинно благородное воспитание, огражденное от лишних веяний времени.
— Нельзя вмешиваться в разговор старших и перебивать.
— Я никого не перебивала, папа. Пока мама соберётся с мыслями нельзя оставлять гостя без внимания. Вот я его и проявила.
«Кажется, нельзя пить чай из блюдца, — вспоминал я правила приличия, — и катать шарики из хлеба. А девочка смелая.»
— Мария. — тихо произнесла императрица, и девочка виновато уткнулась в чашку.
Чай, кстати, мне не понравился. У меня точно лучше. Кухня — особая служба двора, уйма народа, причём отборного. А чай неважнецкий. У семи нянек заварка несвежая. Или это немецкая экономность? Куда министр Двора смотрит? Сам ведь пьёт. Понимаю, такому хоть ослиной мочи налей, скажет «благодарю за великолепное угощение, ваше величество». Но я ведь не министр Двора, верно?
— Николя говорил о вас много хорошего. — её величество тоже не стала «тыкать». Что это они? Случайно, или…
— Вы спасли моего мужа от неминуемой смерти. Мне даже подумать страшно, что было бы со всеми нами. Вы совершили благородный поступок, не так ли, Николас?
— Её величество желает, чтобы тебя возвели в потомственное дворянство, — страдальчески поморщился император, — второй Сусанин уродился.
— Разве я не права, Николас?
Тут я заметил, что у этой женщины недостает зубов. Неудивительно, после стольких-то родов. Кальций вымылся. И в полезности пищи мало кто разбирается, о витаминах не слышали. Однако, императрица могла позволить себе самых лучших стоматологов в мире, то есть не тех, чьи вывески гласили «Стригу, Брею, Зубы дёргаю, могу Подковать», а кого получше. Впрочем, это действительно проблема, как и вся прочая местная медицина.
Увиденное сделало контраст между супругами ещё больший. Теперь Николай смотрелся лет на 20 моложе высохшей жены. По памяти я знал, что где-то после рождения седьмого ребёнка им запретили половую жизнь. Точнее, запретили императрице, из опасений слабости её организма. Назвать слабой женщину семь раз родившую я не мог, но в данном случае не стал бы спорить с медиками. А царь ещё в полном соку, мужчина в расцвете сил. Выводы? Будут любовницы. В чрезмерное распутство Николая, описанное некоторыми поклонниками Светония, мне не верилось, но что кто-то у него будет или уже есть — ясное дело. Имя «исторической» любовницы я не помнил, но был уверен, что вспомню когда услышу. Тонкое всё это дело. Научить их контрацепции? И сложно и глупо. Тем более что некоторые способы и приспособления давно известны, но не используются, поскольку это вмешательство в Божью Волю. Святотатство.
