Семь. Гордыня (СИ) - Морале А.

— Отравляющий газ? — дёрнул бровью Алекс.

— Фи! Мы же не монстры какие-то! У нас порядочная исследовательская лаборатория. Тебе там в твоей военке совсем мозги набекрень вправили?

— Пару минут назад ты демонстрировала мне сильнейший яд и Палача.

— Да? — брюнетка театрально нахмурилась и продолжила как ни в чём не бывало. — Ну ладно, может быть… В общем, этот препарат, распыленный в воздухе, снимает все моральные и этические барьеры, и человек начинает творить всякую дичь. Даже не знаю, как и где его применять. Пока не знаю. Если только опозорить кого-то в предвыборной гонке, например, или деморализовать отряд противника в сражении. Но с военными сложно, у них на такую гадость стоят фильтры в экзокостюмах, но ты это лучше меня знаешь.

— Побочки? — по-военному кратко осведомился Алекс.

— Не-а, — девушка помотала головой. — Идеальный продукт, выводится из организма естественным путем через три-четыре часа, и никаких последствий. Идеальный, и такой же, идеально бестолковый.

— А как ведут себя подопытные? Что значит моральные и этические барьеры?

— Ну… Там… — девушка замялась. — В общем, один начал мастурбировать, прямо на камеру. Уселся на кровать и погнал. Потом поспал, проснулся и от скуки снова начал это дело. Как животные, честное слово. Чаще всего — это мастурбация, конечно. Другой навалил кучу посреди комнаты…

— А потом стал мастурбировать?

Девушка недовольно посопела, но всё же продолжила рассказывать дальше:

— Потом, да. И я даже догадываюсь, какое ты название придумал препарату. Мастурбатор, да?

— Нет. Я как-то об этом не думал.

— Но это не так, — Лиза как будто не расслышала брата, её профессиональная гордость была чуточку задета, самую малость. — Мастурбировали только половозрелые подопытные, и то не все. Были такие, которые просто ругались.

— Ругались?

— Угу. Просто выкрикивали матерные слова и оскорбляли всех подряд: и нас, и политиков, и своих родных. А кто-то просто ложился спать, хотя их просили этого не делать, а наблюдать симптомы. Я же говорю, бестолковая штука.

— Что говорят, когда действие препарата проходит?

— Подопытным было стыдно за содеянное, но в тот момент плевали на всё — что хотели, то и делали. Ни последствия, ни о то, что о них подумают другие, их не интересовало. Хотели спать — спали, хотели песни петь — пели, хотели…

— Да я понял уже. Кучу навалить или помастурбировать — наваливали и мастурбировали.

— Не смешно! — фыркнула Лиза, но поняв, как это всё звучит со стороны, и заметив, как улыбается брат, заулыбалась сама.

— А испытуемых держали отдельно?

— Да. По протоколу, чтобы исключить контакт, обмен симптомами и сохранить чистоту эксперимента.

— А что будут делать вместе два человека под этой штукой? Что будет, если её запустить в толпу, что будет, если половина подопытных будет под плацебо, а половина под препаратом? Или один из толпы под препаратом?

— Плацебо мы и так контрольной группе даём… — задумчиво пробормотала Лиза. — Но содержать их вместе… Как-то раньше этого не делали, не было нужды. Но… Я поняла ход твоих мыслей! — девушка загадочно улыбнулась и принялась что-то записывать в свой наладонник.

Алекс ненадолго замолчал, осмотрел просторную комнату с белыми стенами и всевозможными датчиками в каждом углу, почесал затылок и задумчиво поинтересовался:

— Но это ведь не основное направление, верно? Это побочки от исследований. Вы не могли намеренно искать и тестировать такую… такую херню.

— А ты мне нравишься всё больше и больше! — Лиза готова была расцеловать младшенького от избытка чувств прямо здесь, но костюмы химзащиты этому препятствовали. — Когда я показывала лабораторию Ваньке, знаешь, что он спросил?

— Что?

— Есть ли у меня какой-то новый дурман, от которого нет побочек и который не определится на допинг-тестах?

— Дурман? Наркотик, что ли?

— Угу.

— Забавный у нас братишка. А второй вопрос, наверное, был — если нет, то сможешь сделать?

— В точку! — тяжело вздохнула Лиза.

— И над чем вы здесь работаете тогда?

Лиза задумалась. Отвернулась от брата, прошла молча вдоль холодильников, проводя рукой по стеклу, обошла по периметру и вернулась к тому же месту, откуда начала обход.

— Регенерация, вечная жизнь, вечная молодость… — перечислила она и посмотрела в упор на своего младшего брата.

— Эликсир бессмертия? — удивился он.

— Можно и так сказать.

— И как успехи?

— Есть недочёты и побочки, но я думаю, через пару лет мы их устраним.

— Почему ты так легко рассказываешь мне об этом? Я могу быть шпионом или продать эту информацию налево, меня могли перекупить ещё в академии.

— Мы семья, Алекс. Не верю, что ты можешь так поступить! — в доверчивых глазах Лизы плескался такой океан веры в честность и порядочность брата, что обидеть или предать её доверие казалось колоссальным кощунством. — Семья превыше всего! Мы никогда не предадим друг друга, не ударим в спину. Мы можем ругаться, ссориться, но мы одно целое! Мы семья, братишка.

— А если серьёзно?

— Не купился?

— Даже ни на грамм.

— Вот блин! — искренне улыбнулась брюнетка и стукнула брата кулачком в плечо. — Гад ты, Алекс! А если серьёзно, что ты продашь? Какую информацию? Ты знаешь формулы, процессы, технологию, или хотя бы людей, которые это всё знают? Или ты думаешь, отец не проверил тебя под микроскопом, прежде чем тащить в наш дом? Да он перебрал все твои звонки, все разговоры, письма, встречи. Он даже знает, что ты ел на завтрак неделю назад, и чем, прости, срал. Ты на прослушке и под круглосуточным присмотром. Постоянно!

— Его прослушку я снял ещё в пятнадцать лет. А двух соглядатаев отправил в больничку в шестнадцать. Они мне не нравились.

— Правда?

— Угу. Не люблю, когда меня контролируют. Больше он ко мне никого не ставил. Или забил на меня, или посчитал, что не стою его нервов, денег и внимания.

— Ясно. Ну и всё равно. Ничего такого ты не сможешь отсюда вынести. Так, общую информацию, которую и так знают те, кто этим интересуется. Специалистов, работающих в этом направлении, можно пересчитать по пальцам одной руки. Их единицы во всём мире! И к нам, ко мне, точно никто не станет соваться, пока отец стоит у меня за спиной. Поверь. Да и нет смысла лезть к нам, что-то похожее разрабатывают Архиповы и Захаровы, наши ближайшие «друзья» и соседи, — Лиза обозначила пальчиками воздушные кавычки на слове «друзья». — Люди нашего круга, у которых есть власть, деньги, сила, задаются только двумя вопросами: как не потерять эту власть, и как стать бессмертными богами и жить вечно.

— Они тоже проводят исследования в этом направлении?

— Да. Только не теми методами. Архиповы… — Лиза задумалась и через пару секунд продолжила. — Архиповы работают над клонированием и очень успешно, насколько мне известно. А Захаровы пытаются скопировать, переписать разум — контрол-ц/контрол-в. Деталей я не знаю, но денег и людей они на это дело угробили просто уйму!

— Весёлый городок у нас, — покачал головой Алекс, прекрасно зная эти две фамилии — Архиповы и Захаровы. Наравне с Гордеевыми они держали этот большой город, словно три прайда львов свою кормушку. — Откуда информация о том, чем они занимаются?

— Промышленный шпионаж, знаешь, что это такое?

— Знаю, — хмыкнул Алекс. — А они? Они знают о том, над чем ты работаешь?

— Знают лишь то, что мы позволяем им узнать. Какую-то часть неудачных разработок мы сливаем. Что-то утекает через шпионов. Но самое главное, нет.

— Почему ты так в этом уверена?

— То, над чем работаю я, засекречено сильнее, чем…

— Утечки случаются, — не дал договорить сестре Алексей.

— Здесь нет камер, подключённых к внешней сети, здесь вообще нет сети, только внутренняя. Сотрудники проверяются так тщательно, как ни на одном другом объекте, мы не проносим сюда электронные приборы… Долго перечислять, но наши методы секретности почти идеальны.