Злые чудеса (сборник) - Бушков Александр Александрович
Никаких таких особых переживаний и волнений по поводу случившегося не было. И голову я над увиденным не ломал, хватало насущных забот, которых на войне предостаточно. И никому, конечно, ни о чем не рассказал – не поверили бы, стали б вышучивать. Очень уж эти огоньки были необычными, ни на что не похожими. В такое поверить может только тот, я думаю, кто видел всё собственными глазами.
Я и потом над этим голову не ломал – какой смысл, если абсолютно не на что в размышлениях опереться? Ни раньше, ни потом я ничего похожего не видел, не слышал и ни о чем подобном не читал. Абсолютно никакой пищи для ума, не на чем строить догадки. Одно ясно: на шаровую молнию эти загадочные огоньки нисколечко не походили.
От одной мысли не в состоянии отделаться: они выглядели именно что одушевленными и разумными…
Злые чудеса
Один-единственный раз в жизни сталкивался с необъяснимым – и слава богу. Собственно говоря, дважды, но вторая история неразрывно повязана с первой, разве что отстоит от нее на пятнадцать лет…
Дело было в начале лета сорок четвертого. Нашу дивизию отвели в тыл принять пополнения и пополнить матчасть до штатной. В последних боях понесли потери, которые тогда обтекаемо именовали в сводках Совинформбюро «значительными», а откровенно говоря – живых осталось гораздо меньше, чем павших. Обычно такие не особенно спешные пополнения – верный признак того, что готовится крупное наступление. Так потом и оказалось, но это уже не имеет отношения к тому, что произошло…
Если докопаться до корней, получится, что в основе лежит как раз тыловое безделье. На передовой просто не было бы возможности у действующих лиц, назовем их так, отвлекаться на такие вещи.
Как выглядел отвод на переформирование и пополнение? Больше всего хлопот выпало на головы офицеров стрелковых полков. Вот уж у кого известная часть организма была в мыле… Пополнение большей частью состояло из зеленых новобранцев, как из тех мест, куда немец не добрался, так и с освобожденных, временно оккупированных территорий. Нужно было в краткие сроки их кое-как обучить обращению с оружием и азам службы – уставы, хождение строем и прочее. К тому же немало оказалось среднеазиатов и кавказцев – иные ни словечка по-русски не знали, что прибавляло хлопот. В том числе замполитам, комиссарам и комсоргам – у них был свой фронт работ, учитывая сущий винегрет, какой являли собой новобранцы.
В лучшем (чуточку) положении были артиллеристы, минометчики и пулеметчики. Им требовалось гораздо меньше людей, чем пехоте, да и старались они подыскивать таких, что уже умели обращаться с техникой, хотя бы курсы прошли. Другое дело, что поступали новейшие образцы пушек и пулеметов, которые и опытным приходилось осваивать с нуля.
На саперов и связистов легла нагрузка полегче – но и они не лежали кверху брюхом на солнышке, учили пополнение, занимались учениями сами по принципу: «солдат в спокойное время бездельничать не должен». Одни повара никаких перемен не заметили – как кашеварили, так и в тылу кашеварили, разве что приходилось ждать бомбежек и артналетов.
Лучше всего в этой ситуации было медикам. Автосанитарная рота была по уши в работе – принимали и обихаживали новый автотранспорт. А вот медсанбат оказался совершенно не у дел: ну откуда в тылу раненые? Только выздоравливающие – легкие, которых не увозили в тыл, а оставляли долечиваться в расположении дивизии. Никаких учений хирургам и прочим врачам, равно как другому медперсоналу, по чисто техническим причинам не устроишь. Поступлением медикаментов и медицинского инструмента занимались снабженцы.
Мы, разведка (которой я тогда командовал в звании старшего лейтенанта), как обычно, что на передовой, что в тылу, занимали положение несколько специфическое. У меня оставалось восемь человек, и поступило шестеро новеньких. Все до единого, понятно, были не новобранцы (лопоухим новобранцам в разведке делать нечего), а взятые с передка, обстрелянные, хваткие, зачастую с орденами и медалями. Конечно, их учили необходимым на новой службе премудростям, но и «старичков» тренировали по полной: преодоление полосы препятствий, стрельбище, рукопашный бой, использование всяких подручных предметов, какие только могут попасться под руку во вражеских окопах, немецкий язык… Словом, у нас тоже кверху пузом не лежали.
И всё же… Есть существенная разница меж простым пехотинцем и разведчиком. Пехотинец намертво прикреплен к расположению своего взвода, роты, батальона. Разведчик пользуется свободой передвижения, способной пехотинца вогнать в лютую зависть; есть у разведчика и некоторые другие привилегии. И это, как хотите, справедливо. Я и тогда так думал, и сейчас думаю. Пехотинец, кто бы спорил, открыт всем смертям. Но он среди своих, среди товарищей, он всегда частичка могучей силы, громадного механизма, его поддерживают пушки и прочая артиллерия, пулеметы, танки, боевая авиация (пусть не всегда). Пехотинец не одинок. А вот разведчик действует в немецком тылу, где может полагаться исключительно на себя и немногих друзей, и смерть его там подстерегает гораздо чаще…
И еще один очень важный момент. Разведчик в ситуации вроде нашей лишен дела. Крайне напоминает хорошую охотничью собаку, которую посадили на цепь в конуре – меж тем она совершенно точно знает, что ее товарки сейчас гоняют зайцев, вынюхивают уток, а то и на волков с медведями ходят. Какие бы то ни были тренировки до седьмого пота, подсознательно себя чувствуешь ненужным и бесполезным, а это не на шутку угнетает. Отсюда и проистекают разнообразные нарушения, порой серьезные.
У меня, слава те господи, такого не случалось – ну бывало кое-что мелкое, на которое хороший командир, что уж там, сплошь и рядом закрывает глаза. Сложность, как потом обнаружилось, была в другом: произошло пересечение моих орлов с дислоцированным совсем неподалеку медсанбатом. Думаю, нет нужды вдаваться в детали, все и так понятно, верно?
И все бы ничего, дело на войне очень даже житейское, что уж там. Но возникла тягостная загвоздка: двое моих разведчиков прочно прилипли к одной и той же девушке, и ни один не собирался давать задний ход, никто не хотел уступать поле боя другому. Ситуация банальнейшая, но когда сходятся, словно носороги на узкой дорожке, двое твоих подчиненных, коих всего-то четырнадцать, и глядят друг на друга волками, и при любой оказии садятся подальше друг от друга, и у обоих есть оружие, и оба прошли огни и воды, крови не боятся… На схожей почве порой происходили печальные эксцессы, иногда кончавшиеся трагически – вроде натуральной дуэли на наганах меж двумя лейтенантами из нашей дивизии до пули в спину сопернику ночной порой (в соседней дивизии). (Дуэлянты остались целехоньки, обормоты, но обернулось все шумом, скандалом и штрафбатом для обоих. А этого из соседней дивизии так и не вытащили за ушко да на солнышко – был человек, крепко подозревавшийся, но не нашлось убедительных улик, тем более свидетелей, и смершевцы, я точно знаю, в конце концов с матами-перематами отступились – тем более что дивизия пошла в наступление, из которого подозреваемый уже не вернулся. Но в обоих случаях, что характерно, крепенько попало и непосредственным начальникам, и замполитам.
Так что беда на меня свалилась, если можно так выразиться, двойной крепости. Во-первых, в случае чего и мне, грешному, залили бы сала за шкуру, а во-вторых, уже было ясно, что это идет во вред делу: нынешнее безделье не продлится вечно, скорее раньше, чем позже мы займемся тем, для чего натасканы. Но этих двоих ни за что не следует назначать в одну разведгруппу. Представляете посланную на серьезное задание группу из собаки и кошки? Вот примерно так. И что тут можно придумать, мне в голову не приходило, как я ее, болезную, ни ломал. И не мог ничего предпринять – до открытого столкновения между соперниками не дошло, хотя этого и следовало всерьез опасаться. Запретить обоим шляться в медсанбат в свободную минутку я не мог – это в пехотной части распрекрасно прокатило бы с подачи даже не взводного, а отделенного. К тому же оба ухаря, говоря казенно, свои шлянья легендировали так, что не подкопаешься. Одного, изволите ли видеть, головные боли замучили, вот и ходил за порошками (которые, стервец, предъявлял). У второго, понимаете ли, кости стало мозжить, на передке не тревожило (там многие хвори мирного времени как-то пропадают напрочь), а вот в безопасном тылу напомнило о себе (и тоже показывал флакон с некоей «мазью для растирания»). Разведчики – ребята сообразительные и планировать отвлекающие маневры умеют…
