Новичок (СИ) - Риддер Аристарх

В двусторонке, которая последовала за тренировкой, я предпочел особо не выделываться. Просто выполнял от и до все указания тренера.

Единственное, где я по настоящему отличился, так это на вбрасываниях.

Кого не ставил против меня Асташев — Тарасова, Старкова, Еремина, других нападающих команды — всё одно.

Для меня их движения были ну очень медленными. За моими руками они никак не успевали, и я раз за разом выигрывал одно вбрасывание за другим.

— Да что за ерунда! — Воскликнул в какой-то момент Кутергин, — какого хрена!

— Витя, он же жонглер, — со смехом ответил ему наблюдавший за происходящим Бякин, — куда тебе до него.

— Давай еще раз, — не желал сдаваться Кутергин.

Тренер Хабаров произвел еще одно вбрасывание. Кутергин прям напрягся и сосредоточился, но все тщетно. Я снова его обыграл.

Товарищ Асташев был очень доволен тем, как прошла тренировка. На собрании перед ней нахальный юниор показал себя, прямо скажем, не с лучшей стороны. Слишком много самоуверенности сквозило в его словах. Но то, что он делал на вбрасываниях — его полностью реабилитировало.

Даже если та его вспышка во время игры “Автомобилиста” и “Спутника” была единичной, непонятно откуда взявшееся умение Семенова играть на вбрасываниях полностью оправдывало его нахождение в команде.

“Пусть он будет даже тринадцатым нападающим в команде, просто выходит на вбрасывание в ключевые моменты игры, а потом тут же меняется. Это уже даст нам очень хорошее преимущество. Правда, надо смотреть, как он будет играть под давлением, но для этого и существуют предсезонные игры.” — думал Асташев у себя в кабинете после тренировки, тасуя варианты атакующих троек на точно такой же доске, как в комнате для собраний.

— Засиделся ты ,Сан Саныч, — отвлёк его вошедший в кабинет второй тренер команды Остапенко, — и накурил, хоть топор вешай, — он помахал перед собой рукой.

— Да вот, Павел Сергеич, думаю, куда нам ставить Семенова.

— А что тут думать? У нас за следующие восемь дней будет четыре матча — Остапенко начал загибать пальцы, — с нашими местными “Лучом”, “СКА”, “Спутником” и с ташкентским “Бунокором”. Времени более чем достаточно. Потасуем звенья, попробуем пацана в разных сочетаниях. В спецбригадах попробуем. И решим. Но, думаю, ты уже всё и так для себя понял. Он будет с нами в высшей лиге. Так?

— Так. Чем я хуже Тихонова? У него “школьники” постоянно играют.

— Ну, — усмехнулся Остапенко, — за исключением того что он тренер ЦСКА и сборной Союза, чемпион страны, олимпийских игр, и чемпионатов мира и европы, ничем, да.

— Ладно, ты прав Сергеич, завтра Семенов начнет в четвертом звене. С Федоровым и Бойченко. Еремин посидит тринадцатым, а Лукиянова вообще не будем заявлять. Если всё пойдет как надо, то его придется отчислить.

— Если Юру отчислить, то он квартиру не получит, — сказал Остапенко, — а у него жена беременная.

— Вот что ты, Сергеич, на тухлую жилу давишь? Как будто я не знаю? А если мы с тобой и в этом сезоне обосремся, то в следующем году команду тренировать будут уже совсем другие люди. А мне своя рубашка намного ближе к телу. Ехать поднимать хоккей куда-нибудь в Закавказье или в Среднюю Азию мне совсем не хочется.

— Там тоже люди живут, — философски пожал плечами Остапенко, — но ты прав, конечно.

— А если так, то что ты изображаешь девстенницу после пяти абортов? Надо будет кого-то отчислить — отчислим.

Седьмое августа 1987 года. СССР, Свердловск, Дворец Спорта Профсоюзов. Турнир на призы Свердловского областного спорткомитета. Матч открытия. “Автомобилист” Свердловск — “Луч” Свердловск.

Первая игра на взрослом уровне. Большое событие для любого юниора. Для всех. Кроме меня.

Я это уже проходил. Так что никакого мандража или бессонной ночи перед игрой у меня не было даже и близко.

Я проснулся, перед завтраком размялся, покрутил педали велотренажера, немного потягал железо и, когда пришло время, абсолютно спокойно загрузил свой баул с формой в Икарус и сел в автобус.

От базы до арены было минут сорок езды, сейчас пробки на Урале, да и вообще в Союзе — это ненаучная фантастика, так что мы должны приехать вовремя.

— Что-то не могу я тебя понять, жонглер, — Бякин плюхнулся на сиденье рядом и заинтересованно на меня уставился.

— О чем вы, Илья Владимирович? — после той нечаянной пикировки во время знакомства с командой я решил больше не борзеть и обращался к товарищам по команде подчеркнуто вежливо. Мне еще с ними жить, и, что намного важнее, играть.

— Я помню себя перед первой игрой по взрослым. Я тогда двое суток не спал. А ты как будто абсолютно спокоен.

— Лучше я буду нервничать и переживать на скамейке, а не в кровати перед игрой. Тем более, что и причин особо переживать пока нет. “Луч” — это такая же юниорская команда, как и мой “Спутник”. Вот когда Александр Александрович заявит на игру высшей лиги, тогда и буду переживать, наверное… — после секундной паузы добавил я.

— А ты молодец, — подбодрил меня Бякин, — хорошо держишься. Мне бы твое спокойствие.

На этом наш короткий разговор завершился, и я, упершись взглядом в окно, смотрел, как автобус проехал по пригородной дороге, потом вдоволь попетлял по свердловским улицам и, наконец, остановился возле одного из служебных входов дворца спорта.

До моей первой серьезной игры в этом времени оставались какие-то жалкие два часа.

Глава 4

Хоккейные раздевалки бывают разные. Где-то прямо в этих, по-большому счету, сугубо утилитарных помещениях, устроены самые настоящие комнаты отдыха с бассейнами и гидромассажными ванными. Где-то есть вход в тренажёрный зал или в комнату сервисеров, где любой игрок может проконтролировать как точат его коньки.

Все они разные.

Но есть одна вещь, которая объединяет все раздевалки, во всяком случае на нормальных аренах это так. Все хоккейные раздевалки очень просторные.

По другому и быть не может. Как-никак в них готовятся к игре больше двух десятков здоровенных мужиков. Каждый из которых в форме занимает ну очень много места.

Хозяйская раздевалка в ледовом дворце профсоюзов в Свердловске не была исключением. Уж чего-чего, а места тут хватало всем.

Я занял своё место возле пока что безымянного шкафчика, засунул в него свой спортивный костюм и принялся облачаться. До хоккейной экипировки моего времени нынешнему снаряжению ещё очень далеко, но всё же оно давало неплохую защиту. Грех жаловаться, весь мир сейчас в таком играет.

Когда до полного комплекта оставался только белый хоккейный свитер с эмблемой команды на груди, номером 21 на спине и моей фамилией, я надел коньки и начал заниматься клюшками, обоими.

В этом времени они деревянные и тяжёлые, никакого алюминия или стекловолокна с титаном пока не было и близко. Само собой я не мог заказать себе клюшку с индивидуальным загибом крюка. Хорошо хоть по росту можно подобрать, на том спасибо.

Тщательно осмотрев обе клюшки я принялся сосредоточенно обматывать и рукояти, и крюки старой доброй черной хлопчатобумажной изолентой, куда без неё, особенно в Союзе. Мотки этого незаменимого для нашего дела материала были здесь буквально повсюду. За этим увлекательным занятием меня и застал Асташев.

Главный тренер “Автомобилиста не изменял себе. На нём был всё тот же синий спортивный костюм. Он окинул взглядом раздевалку и, кхекнув, привлёк к себе внимание.

— Значит так, товарищи. Сегодня мы играем с “Лучом”. Чтобы никаких зубодробительных силовых приемов не было! Пожалуйста, помните, что против вас играют юниоры. Ну а чтобы у вас во время игры лучше работала голова, хочу сообщить, что я только что имел разговор с руководством спортивного комитета области. И со мной говорили предельно жёстко.

Если вы, не дай Бог, кого то помнете, то виновника ждёт штраф. Я не хочу чтобы сегодня повторилась ситуация с Сашей Семеновым. Никаких переломов и сотрясений у юниоров быть не должно! Я ясно выражаюсь?