Ежи Довнар - Телепортация
– Андерс, Ярузельский. Какое отношение Вы имеете к ним? И потом, кто вас, Советов, просил соваться сюда, на эти исконно польские земли? – перебил капитана Кульчицкий.
– Панове, господа, товарищи! Я вызвала вас сюда совсем не для того, чтобы вести политические разборки – вмешалась в назревавшую ссору Ханна. – Не забывайте, что там, на небесах мы все равны и у нас нет различий ни в вероисповедании, ни в национальности, ни в иерархической принадлежности или какой-либо иной. Лучше давайте вспомним, каким был этот город в разные века и эпохи, и сравним его с сегодняшним.
– Неужели Вы предлагаете нам вспомнить, какая одежда была характерна для самборчан в разные времена и эпохи, или какие виды бабочек и стрекоз водились в этих местах во времена Лжедмитрия или, скажем, советской оккупации? – прозвучал вопрос, исходивший от интеллигентного мужчины лет пятидесяти.
– Ни в коем случае. Я думаю, всем было бы интересно услышать о наиболее памятных моментах из его истории. А Вы, кстати, кто? Представьтесь нам.
– Пожалуйста. Меня зовут Лесь Курбас. Я уроженец этого города, закончил Львовский, а затем Венский университеты, с детства интересовался театром и в результате этого своего увлечения пал жертвой сталинского террора, самого кровавого за всю историю человечества, если Вы не возражаете против такого утверждения. Столь масштабный геноцид устраивали разве что испанские завоеватели по отношению к американским индейцам, Гитлер по отношению к евреям и ещё наверно Пол Пот в Камбодже в 70-е годы по отношению к своему народу. Да, ещё возможно турки против армян. Но продолжу с вашего позволения о себе. Моей профессией была театральная режиссура, и я, как режиссёр с радостью принял бы Вас, пани Ханна, в свой театр, только не в соловецкий, разумеется, а в основательно позабытый ныне киевский «Молодой театр» или ещё лучше – в харьковский «Березиль». Правда, он был признан по сфабрикованному протоколу общего собрания его участников националистическим и за постановки спектаклей в нём я был арестован. Но Вы там были бы звездой первой величины, поскольку необыкновенно театральны и музыкальны. Возможно, Вы сами этого не подозреваете. И в лучшем из моих театров Вы бы сыграли Медею или Андромаху.
– А клоуны вам не требуются? К такому выдающемуся режиссёру, как Вы, я бы даже с БАМа прилетел. Бросил бы всё к чёрту и прилетел – выпалил скороговоркой Ромик.
– Сегодня эти жертвы никому уже не нужны. В скором будущем театр не будет стоить того, а через какое-то время и вовсе прекратит своё жалкое существование. Дай бог, чтобы этого не случилось, но тенденция именно такова. Причём, поймите меня правильно, существование театра не как института, находящегося в определённом здании, а его природы и сущности.
– По-моему, так пессимистично высказываются многие деятели культуры не много не мало, последние две тысячи лет.
– Правильно. Но последние две тысячи лет не существовало столь мощных технических средств для трансляции человеческого голоса, музыки, изображения на сколь угодно большие расстояния. Сегодня всё это имеется в арсенале людей. Но самое главное, не возможно реализовать свободные от политической коньюнктуры темы, нет талантливых авторов и, соответственно, талантливых пьес. Даже, скорее всего, не это. Броская реклама, телевизионный клип оказывают в этом мире потребления более сильное влияние на аудиторию, чем психологическая драма или интеллектуальная пьеса. Поэтому либо идеология в угоду кому-то, либо пошлость. Всё упрощается, требования сводятся к минимуму, культурные ценности девальвируются, и властвует одна только вульгарность, цинизм и кич.
– А человеческий фактор?
– К сожалению, он всё больше сходит «на нет». Никто ничего не хочет делать «за просто так» или, так скажем, из любви к искусству.
– Не правда. Вы посмотрите, что происходит в Сибири. Со всех концов страны сюда съезжаются люди, чтобы строить, созидать. Да, за деньги, но многое делают и просто так, как Вы говорите, из любви к искусству. Без них были бы немыслимы эти гигантские стройки века, освоение космоса, военная мощь.
– Ну, во-первых, то, о чём мы говорим, это разные вещи, а во-вторых, я тоже так думал до 1937 года. Но когда меня в числе нескольких сотен тысяч расстреляли на одной из этих, как Вы с таким упоением говорите, стройке века, только за то, что я, как, впрочем, и Вы, представитель западной, то есть антисоветски настроенной Украины, – перестал так думать.
– Между прочим, в Сибирь я поехал по зову сердца, как коммунист, который вступил в Коммунистическую партию, кстати говоря, здесь, на западноукраинской земле, а Вы мне приписываете какие-то антисоветские настроения. А что касается политических расстрелов в 1937 году, то я первый раз об этом слышу – обиделся Ромик.
– Ещё услышите.
Наступила пауза. Никто не хотел развивать эту политическую составляющую разговора, чреватую – и все это понимали – взаимными упрёками и обвинениями. И, тем не менее, участники телешоу, иначе его не назовёшь, представившись друг другу и наладив мосты связи, осуществили, казалось бы, невозможное – соединили виртуальный мир с миром реальных людей. Между ними вёлся открытый диалог «на равных», не взирая на чины, звания, положение. Они получили возможность после десятков, а для некоторых и сотен лет безмолвия пообщаться друг с другом, натешиться средой своих земляков, которых судьба развела во времени на столь большие расстояния.
А тем временем аквариумный шар, стоявший по середине стола, издавал серебристое излучение, запах кирзы вперемешку с кофейным ароматом, исходящим из гущи на дне чашек, всё ещё стоял в комнате, голограммы приглашённых персонажей, как попугаи в обруче, висели над стульями, и в этой располагающей к мистицизму атмосфере Фридрих Зайне продолжил:
– Я предлагаю от разговора на политические и социальные темы перейти к разговору о том, ради чего нас вызвала сюда пани Ханна. В моё время таких, как она, или людей подобного рода называли ещё и алхимиками, и их деятельность сводилась, в основном, к попыткам получения золота из свинца и эликсира бессмертия. Хотя не только к этому. Чашечки, из которых мы с вами пили только что кофе, сделаны из твёрдого фарфора, секрет изготовления которого был открыт саксонским алхимиком Иоганном Фридрихом Бёттгером. Так что полезные опыты, давшие свои практические результаты, случались и на этом изыскательском поле деятельности. Но больше всего умы изобретателей были заняты всё-таки поисками пресловутого напитка или эликсира бессмертия. И очень часто найденный, как им казалось, эликсир они сами на себе и проверяли. От этого умер мой хороший друг и учитель Самуил Ганс Андрониус, который, доискиваясь способа продления человеческой жизни, не избежал собственной смерти – он не дожил даже до полувека. Алхимик он был гениальный: он мог в стакане воды показать человека; смотреть на огонь и тот начинал говорить с ним; он даже мёртвого мог вызвать из гроба, и неверного коханка притянуть до любой. Он на целое десятилетие вперёд мог высчитать в юдыцшумах феральные дни (числа злополучных дней по таблицам). Меня часто уносили мысли к его лабораторному очагу, и в памяти оживало счастливое время микстур, проекций и тестаментов (изложение задач и заветов алхимии) великой герметической науки. Он мне говорил: «Помни, помни моё завещание: сокровище твоё в науке, я передал тебе это сокровище ещё не вполне возделанным – возделай его!» И я старался выполнить его завещание, познавая с алхимией и метафизические практики.
Конечно же, существовали во все времена и непосредственно медиумы. Папская инквизиция жестоко расправлялась с такими людьми. Я вам поведаю сейчас историю своей кончины. В том виде, в каком она будет изложена в польских средствах массовой информации через десять лет после нашего сегодняшнего с вами разговора. Я это вижу и слышу. Поэтому послушайте и вы.
Ничего не изменилось в помещении, никто не появился и не исчез, только Зайне замолчал, а неизвестный голос, словно с магнитофонной ленты включившегося непонятно где магнитофона, стал произносить следующий текст:
«Призрак замка Тернув
Много зловещих тайн и загадок хранит в себе древняя земля Польши. На востоке страны высятся мрачные руины величественного замка Тернув, принадлежавшего некогда знатному шляхтичу, оставившему по себе жуткую память в рассказах и песнях как польского, так и украинского народов. Этого человека, прославившегося своей патологической жестокостью, звали князь Иеремия Вишневецкий (1612–1651 гг.).
Ловцы удачи.
Эта история началась жарким летним днем 17 июля 1997года, когда два молодых парня из одноименного с замком местечка Тернув решили поправить свое финансовое положение не совсем обычным способом. Януш Кемпинский и Тадеуш Мирский – откровенные бездельники по жизни – уже давно тяготились неторопливым провинциальным бытом, и работать в сельском хозяйстве, подобно родителям, решительно не желали. Тем не менее, жизнь в «новой» капиталистической Польше, так же, как и в России, была полна множеством соблазнов, для которых постоянно требовались немалые деньги. Приятели уже давно раздумывали над тем, как бы разбогатеть, не прилагая особых усилий, и поэтому к предложению Мирского порыться в средневековых подземельях, Януш отнесся с энтузиазмом. Дело в том, что истории о закопанных в замке князя Вишневецкого в старину кладах передавались среди тернувцев из поколения в поколение, постепенно обрастая множеством загадочных и мистических деталей. Однако под грудой словесной шелухи скрывались и несколько реальных исторических фактов, относящихся к тому времени, когда Речь Посполитая вела напряженную войну с восставшими против польского гнета казаками Богдана Хмельницкого…
