Даррелл Швейцер - Секретная история вампиров
— И вы не станете нас запирать и удерживать, когда мы захотим уйти? — спросил Одноглазый.
— Даю вам свое слово.
— Да, мне говорили, что ваше слово крепче железа…
— Я думаю, мы на это согласимся, — вмешался Лысый. — В противном случае я рухну на пол и вздремну прямо здесь.
— Я позову людей, чтобы они проводили вас до места, — предложил Рузвельт.
Он вышел в коридор, махнул рукой, и вскоре обоих бандитов доставили в две соседние камеры. Верный своему обещанию, Рузвельт приказал не запирать двери.
Когда они проснулись, Рузвельт уже стоял в коридоре и смотрел на них.
— Доброе утро, джентльмены, — произнес он. — Надеюсь, вы хорошо выспались?
— О господи, в моей голове как будто целая армия пытается тронуться в путь, — простонал Лысый.
— Мы ведь можем уйти, верно? — спросил Одноглазый.
— Верно, — подтвердил Рузвельт. — Но мне кажется, мы могли бы сначала немного поболтать.
— Еще несколько историй о преступности среди ковбоев?
— Нет, я имел в виду преступность в городе Нью-Йорке.
— А? — моментально насторожился Лысый.
— Криминальные элементы считают, что держат в руках весь город, — продолжил Рузвельт. — И по правде говоря, они почти правы. С этим нельзя мириться. Я приучу Нью-Йорк к закону и порядку, чего бы мне это ни стоило. — Он немного помолчал, разглядывая своих гостей сквозь очки. — Я думаю, вы двое захотите мне в этом помочь.
— Я так и знал! — крикнул Лысый, тревожно озираясь. — Где ваши резиновые шланги?
— Никто не собирается вас и пальцем тронуть, — произнес Рузвельт. — Мы ведь друзья, не забыли?
— Конечно, не забыли.
— Мы друзья, — повторил Рузвельт. — И у меня даже есть доказательство.
— О чем вы, черт побери, толкуете? — сердито спросил Одноглазый.
— Вот о чем.
Рузвельт протянул сделанную накануне ночью фотографию. На ней он был запечатлен в обнимку с двумя счастливыми бандитами.
— Я не понимаю, — пробормотал Лысый.
— Вы станете моими шпионами, — пояснил Рузвельт. — Я под вымышленным именем снял комнату в самом неблагополучном районе Бувери. Я буду приходить туда вечером по понедельникам и четвергам, а вы дважды в неделю будете докладывать обо всех планах, о тех, кто за ними стоит, о совершенных преступлениях и местонахождении участников.
— Да вы сошли с ума! — воскликнул Лысый.
— О, я так не думаю. У меня есть несколько копий этого снимка. Если вы не согласитесь сотрудничать, в следующий раз, как только нам попадется кто-то из вашей банды, это фото появится во всех городских газетах, а в подписи будет указано, что это я благодарю вас за доносы на своих приятелей.
— Вот дерьмо! — бросил Одноглазый. — Вы ведь так и сделаете, верно?
— Абсолютно верно. Так или иначе, но я собираюсь восстановить на улицах Нью-Йорка закон и порядок. Ну как, мы пришли к соглашению?
— У нас нет выбора, — сказал Одноглазый.
— Никакого выбора, — согласился Рузвельт.
— И как долго вы намерены хранить это фото, словно нож у нашей шеи? — спросил Одноглазый.
— Пока не достигну определенных результатов.
— С вами можно договориться?
— По-моему, мы уже договорились.
— Нет, я о другом.
— Продолжайте.
— Мы выполним ваши требования, — сказал Одноглазый. — Все равно нам больше ничего не остается. Но есть один тип, который может предоставить вам все нужные сведения быстрее, чем мы. А может, он для вас даже выведет из строя кого-ни-будь из больших шишек. Вы его не знаете — с этой стороны баррикад он никому не известен, — но если я сведу вас с ним и он вас устроит, вы сожжете фотографии?
— Он на это ни за что не согласится, — возразил Лысый.
— Я бы мог попробовать, — произнес Рузвельт.
— Я имел в виду не вас, сэр, — пояснил Лысый. — Я говорю о Громиле Д. Нет такого места, куда бы он не смог пробраться, и он ничего не боится.
— Громила Д.? — нахмурился Рузвельт. — Никогда не слышал о таком.
— Это не удивительно, — сказал Одноглазый. — Он выходит наружу примерно раз в неделю, обычно перед самым закрытием пабов. Но я сам видел, как он выпивал и разговаривал с теми людьми, которых вы пытаетесь прижать. Да, сэр, если вы пообещаете выполнить свою часть сделки, мы пошлем весточку Громиле Д., что вы хотите перекинуться с ним парой слов.
Рузвельт вытащил листок бумаги и набросал на нем адрес.
— Вот здесь я снял комнату, — сказал он, протягивая листок Одноглазому. — А под адресом имя, которым я буду там пользоваться. Передайте ему, что в случае согласия на мое предложение он получит кое-какие деньги.
— Так мы договорились?
— Нет, пока я с ним не встречусь и не пойму, что это именно тот человек, который мне нужен.
— А если он вам не подойдет? — настаивал Одноглазый.
— Тогда придется довольствоваться вашими услугами, — ответил Рузвельт.
— А что будет со снимками, если он вас убьет? — спросил Лысый.
— Ты думаешь, он может убить? — поинтересовался Рузвельт.
— Все возможно, — пожал плечами Лысый. — Этот Громила Д. странный тип. — Он неловко помялся. — И все же, если он решит вас убить…
Незаконченный вопрос повис в воздухе.
— Пусть попробует справиться с чемпионом Гарварда по боксу, — ответил Рузвельт. — Итак, сегодня среда. Вы успеете с ним связаться, чтобы он пришел в ту комнату завтра вечером?
— В этом городе чертовски хорошо отлажены каналы передачи информации, — заметил Одноглазый.
— Хвастун! Чем скорее мы начнем свой крестовый поход, тем лучше. Вы свободны, джентльмены.
Одноглазый шагнул к двери тюремного блока, а Лысый немного помедлил.
— Я не считаю, что что-то вам должен после такого трюка, — сказал он Рузвельту. Потом понизил голос почти до шепота: — Но будьте с ним осторожны, сэр. — Он даже не пытался скрыть легкую дрожь. — Сэр, я далеко не ребенок. Я никогда ничего и никого не боялся, но его боюсь.
В четверг вечером Рузвельт пришел в неопрятную комнатушку в Бувери, положил шляпу и трость на кресло и приготовился ждать. На тот случай, если его приглашение не дошло до Громилы Д. или тот предпочтет не высовываться, он принес с собой книгу и к полуночи уже был уверен, что ему придется читать до самого рассвета.
Но в половине третьего в дверь постучали.
— Войдите! — крикнул Рузвельт, не поднимаясь с неоднократно отремонтированного стула.
Он закрыл книгу и положил ее на стол, где стояла единственная во всей комнате лампа.
Дверь отворилась, и вошел высокий и тощий как скелет человек. Его черные волосы, казалось, не знали ни щетки, ни расчески, а на чрезвычайно бледном лице блестели пронзительно-голубые глаза. Сшитый на заказ костюм на нем явно знавал лучшие времена.
— Я слышал, вы хотели со мной поговорить, — произнес он, отчетливо проговаривая каждое слово.
— Если только вас зовут Громилой Д., — ответил Рузвельт.
По лицу человека скользнула мимолетная усмешка, едва заметная взгляду.
— Я именно тот, кого вы ищете. Но мое имя не Громила Д.
— Вот как?
— Меня так называют, поскольку люди малообразованны, чтобы выговорить мое настоящее имя. Но у вас, мистер Рузвельт, с ним не будет никаких затруднений.
— Я не давал моим… э-э-э… представителям полномочий раскрывать мою личность.
— Они и не раскрывали, — последовал ответ. — Но вы известный и узнаваемый человек, сэр. Я прочел несколько ваших книг и видел ваши фотографии в газетах.
— Но вы все еще имеете передо мной преимущество, — посетовал Рузвельт. — Если вас зовут не Громила Д….
— Можете называть меня Демосфен.
— Как древнего грека?
— Совершенно верно, — подтвердил Демосфен.
— Греки — нация темноволосая, — заметил Рузвельт, — но вы не похожи на жителя средиземноморского побережья.
— Мне и раньше об этом говорили.
— Хотя волосы вполне похожи.
— Мы и дальше будем обсуждать мою внешность или перейдем к вашему предложению? — спросил Демосфен.
— Обязательно перейдем к моему предложению, — сказал Рузвельт и показал на стул. — Прошу вас, присаживайтесь.
— Я предпочитаю стоять.
— Как пожелаете. Но должен сказать, ваш рост не производит на меня впечатления.
Демосфен улыбнулся и сел на стул.
— Вы мне уже нравитесь, мистер Рузвельт. По вашим книгам я понял, что так оно и будет. Вам так нравится убивать животных, которые стремятся только лишь убежать.
— Я охотник и спортсмен, а не убийца, — решительно ответил Рузвельт. — Я никогда не стрелял в животных, если у них не было шанса убежать.
— Как неэффективно! — заметил Демосфен и, слегка склонив голову, бросил взгляд на книгу Рузвельта. — Джейн Остин? А я-то думал, что вы выше комедии положений, мистер Рузвельт.
