Андрей Величко - Пятая книга
Признаков внутренних противоречий в «Четверке» нет, даже Никола Черногорский на время прекратил свои хулиганские наезды на Сербию, Турцию и Австрию. Болгария тоже, потому как ее испытательный срок подходил к концу, и вскоре в Большой Четверке мог появиться пятый член.
Турция желала лишь одного — чтобы ее не трогали. Лично мне речи ее посла представлялись просто вариациями на тему «господа, ну дайте же помереть спокойно!»… Суть была в том, что Антанта могла в любой момент устроить туркам нешуточные финансовые неприятности, а мы — чисто физические, с бомбардировками городов и вводом войск. И турки склонялись к тому, что, кажется, финансовые проблемы на таком фоне все же предпочтительней.
Италия уже не первый раз заявляла о своем нейтралитете в грядущей войне, но делала это настолько неуверенно, что я рискнул утверждать — действительно, до полного прояснения вопроса «кто кого» в свару макаронники не полезут. Впрочем, только у меня лежало три неофициальных письма ихнего короля, где он умолял не обращать внимание на возможное вступление Италии в войну — мол, оно будет чисто формальным. С Испанией дело обстояло почти аналогично, только несколько наоборот — то есть, будучи вроде как нашим союзником, она всячески убеждала Англию, что это так и останется на бумаге.
Сербия вроде тоже позиционировала себя как нейтрала, но сопровождала это столь наглыми финансовыми просьбами, что даже привыкший ко всему Гоша разводил руками. По сути же вопроса мы решили, что такой союзник нам не то что за деньги — даром не нужен, разве только с доплатой, и по неофициальным каналам познакомили с этим мнением сербское руководство. А англичане вроде бы собирались им что-то подкинуть, так что пока Сербия могла считаться союзником Антанты.
Скандинавы действительно собирались оставаться нейтральными, и Бельгия тоже, но у последней могли возникнуть чисто технические трудности — не так просто сохранить нейтралитет, если на твоей территории воюют, а именно это и планировалось как французским, так и немецким генштабами.
Румыния потихоньку стала верным союзником Антанты, которой он обошелся в семь с чем-то миллионов фунтов, причем расходы продолжались.
Еще одной не до конца определившейся страной была Эфиопия. Антанта слала ей деньги, Четверка — оружие, и негус, похоже, склонялся к мысли деньги взять, а оружие использовать для оттяпывания у англичан Египта.
Сама Антанта представляла собой нерушимый союз Англии, Австрии и Франции. Америка официально в него не входила, но никаких сомнений относительно ее позиции ни у кого уже не было. Причем мало им показалось закулисной дележки Франции — недавно в Канаде прошли неофициальные переговоры с англами, на которых штатовцы подняли вопрос и о послевоенном разделе Австро-Венгрии. Смысл же заключался в понимании Тафтом того простого факта, что предложенные англичанами кайзеру лакомые куски в виде французских колоний совершенно недостаточны для того, чтобы Вильгельм хотя бы задумался о сепаратном мире. И, значит, предлагал скормить ему еще и Австрию, а прочие осколки империи использовать как санитарный кордон против России. Но это пока не встретило должного понимания с английской стороны, потому как для них такая Германская империя получалось ничуть не лучше Российской. Ну, а нам оставалось надеяться, что у Вилли хватит мозгов прибрать эту Австрию по итогам боевых действий в составе Четверки, а не в результате дурно пахнущей сделки с Антантой.
В этой картине несколько особняком стояла Дания. Честно говоря, нас в принципе устроила бы и ее проанглийская позиция, но надо было учитывать все еще имеющиеся патриотические чувства моей супруги. Ну и пользу кое-какую при желании можно было извлечь из союза с этой страной… В общем, она заявила о своем нейтралитете, а Гоша подтвердил, что Россия готова выступить его гарантом, причем задаром, из врожденной симпатии к таким хорошим людям. На самом деле, разумеется, мы предполагали поиметь с этого определенные выгоды, в том числе и финансовые. Я же высказался в том духе, что ежели кто вздумает напасть на родину моей жены — у зачинщиков лично пообрываю с организмов все лишнее, а исполнителей законопачу строить дамбу через Берингов пролив и не отпущу, пока не построят. Дочитав до этого места, я вздохнул, снял трубку и велел:
— Передайте этому, забыл как его махеру, чтобы тащил ко мне свои сосиски.
Мое распоряжение, как всегда, было быстро исполнено, и в кабинет вошел господин Грейсмахер, директор совместного российско-израильского предприятия «Деликатес».
Внимательный читатель наверняка помнит географическое положение Социалистической Республики Израиль — как раз между Манчжурией и Россией, вдоль КВЖД. А Манчжурия, если кто не в курсе — это лучший в мире регион для произрастания соевых культур. Вот они там и произрастали, а евреи ухитрились практически монополизировать поставки этой самой сои для кормежки китайских военнопленных. Однако деловая активность не стоит на месте, и вскоре под Ярославлем начал строиться тот самый завод, который должен был производить сосиски, котлеты и прочие мясные изделия из сои и картона с добавлением небольшого количества коровьих хвостов для запаха. Потому как в преддверии войны надо было озаботиться питанием новых пленных, которые наверняка появятся даже при чисто оборонительной стратегии. Ну, а если дела пойдут совсем плохо — придется и самим жрать эту дрянь, потому как она все-таки лучше, чем вообще ничего.
Но вернемся в мой кабинет, где гость достал из портфеля небольшой судок, в каких мне в кабинет обычно носили второе, и открыл крышку. Моему взору предстали две сосиски неестественного красно-серого цвета. Явственно запахло казеиновым клеем.
— Уберите эту мерзость, — брезгливо отодвинул судок я, — и кому, скажите на милость, мой референт полчаса распинался про ароматизаторы? Судя по запаху вашей продукции, его старания пропали даром. В общем, это не годится. Что у вас там еще?
— Колбасы — краковская, полтавская и фирменная деликатесная! — объявил Грейсмахер, разворачивая из фольги три небольших огрызка. Краковская и полтавская на вид ничем друг от друга не отличались, на запах тоже, то есть просто ничем не пахли. Деликатесная же была потолще, потемнее и пахла чесноком. Решив, что риск, хоть он и есть, все же находится в допустимых пределах, я отгрыз кусочек и задумчиво пожевал его. На вкус это действительно отдаленно напоминало полукопченую колбасу — но не которую иногда подавали мне здесь, а которую в дешевых магазинчиках того мира продавали по сто рублей за кило.
— Сойдет, — вернул я огрызок хозяину, — и что вам сказала госприемка?
— Что сосиски вообще не приняты, краковская и полтавская по третьей категории, деликатесная по второй, — потупился гость.
— А вы смелый человек, — покачал я головой. — Что, если бы мне пришло в голову попробовать ваши сосиски, а вы не успели бы воспрепятствовать?
— Да я их сам готов съесть прямо перед вашим высочеством! — воскликнул Грейсмахер.
— Однако, это уже не просто смелость, а, я бы сказал, переходящая в самоотверженность. Ладно, кушайте, но учтите: наша беседа может продлиться еще минут пятнадцать. И если в процессе нее вы вдруг без разрешения, издавая по дороге неприличные звуки, опрометью кинетесь в туалет, это будет рассматриваться по статье «оскорбление величества». Ну как, рискнете? В случае положительного исхода дегустации я готов поинтересоваться в госприемке, нельзя ли и сосиски принять по третьей категории.
— Георгий Андреевич, — осторожно сказал директор, — мы все с большим уважением относимся к вашему мнению. И раз вы говорите — доработать, то, конечно, мы так и сделаем. Я же просто хотел показать вам, что даже и в таком виде наша продукция при желании может быть употреблена в пищу… Вы же изволили желать ознакомится еще и с производственным и финансовым отчетами завода за первый квартал? Пожалуйста, вот вам бумаги, окажите честь посмотреть.
Гость снова полез в портфель, причем ухитрился сначала убрать туда судок с сосисками, а только потом достать документы.
Я, не глядя, отложил их в папку и пояснил:
— Референты разберутся. Но вы говорили, что у вас есть и впечатления потребителей, записанные по свежим следам?
— Ну конечно!
Через пять секунд у меня на столе появились несколько листков бумаги, исписанные иероглифами.
— Если ваше высочество желает, у меня есть заверенный перевод, — пояснил Грейсмахер, вроде бы даже чуть улыбаясь. В ответ я тоже улыбнулся, причем не чуть, а широко и дружелюбно:
— Ну зачем такое беспокойство? Я уж как-нибудь. Вон, видите, на табло под цифрой триста пятнадцать светится зеленый огонек? Это означает, что обитатель данного кабинета не занят ничем неотложным. Нажимаем кнопочку… Господин Ли? Будьте так добры, зайдите ко мне, прямо сейчас.
