Никита Сомов - 13-й Император. «Мятеж не может кончиться удачей»
Утром я проснулся поздно. Шторы были задернуты и с трудом пробивающийся сквозь них свет едва-едва освещал комнату. От ночи на диване тело немилосердно ломило и, встав, первым делом я решил немного размяться.
'А ну-ка... Смиррррн-а!', - скомандовал я себе, и вскочил с софы.- 'К выполнению физических упражнений приступить! Есть приступить! Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре.'
Поотжимавшись, поприседав и сделав несколько упражнений на растяжку, я почувствовал себя намного лучше. Ноющая боль в спине ушла, да и настроение стало не таким удручающим. Подойдя к окну, я раздернул шторы и зажмурился от яркого света, бьющего в глаза. Поморгав, чтобы избавиться от черных пятен в глазах, я с интресом оглядел окрестности.
Внизу, на плацу, шла муштра какого-то полка. Солдаты синхронно маршировали, ровных рядов проходя под моими окнами. Офицер, гарцевавший перед строем на кауром жеребце, как будто только и ждал моего появления у окна.
- Рота, круууу-гом! - зычно скомандовал он и что-то добавил солдатам вполголоса.
- Здра-ви-я же-ла-ем ва-ше Им-пе-ра-тор-ско-е Ве-ли-чест-во! - во всю мощь своих легких гаркнула рота.
Я, не удержавшись, улыбнулся и помахал солдатам рукой. 'Вот ведь карьерист, мать его раз этак!' - подумал я про офицера. - 'Небось, целый бой выдержал за право стать именно под этими окнами. Но все равно приятно, черт побери!'
Полюбовавшись на четкие действия гвардейцев еще пару минут, я отошел вглубь кабинета, дабы не провоцировать своим силуэтом в окне новых выражений верноподданнических чувств. Мысли мои вновь вернулись ко вчерашней ночи: я очень переживал за Лизу и мне хотелось как можно быстрее её увидеть.
Наскоро накинув мундир, я высунулся в коридор, чтобы справиться у охраны, не поступало ли новых известий о ней. Увы, но стража лишь смущенно покачала головой, чем еще больше подогрела мое желание немедленно отправиться к супруге. Одевшись я уже собрался выходить из комнаты, но, на мгновенье взглянув в зеркало, остановился. Из отражения на меня смотрело изрядно помятое, с черными кругами под глазами и впечатавшимся в щеку сложным узором дивана, лицо, никак не соответствующее царской персоне. 'Нельзя показываться на людях в таком виде!' - мелькнула мысль. Сделал попытку поправить измятый мундир, я в придачу обнаружил пропажу верхней пуговицы и небольшую дырку от пепла на брюках (когда только успел!). После чего плюнул на все попытки справиться с внешним видом своими силами и позвал прислугу.
- Умыться и переодеться! - приказал я явившемуся по моему зову слуге.
Пятнадцать минут спустя я выходил из своего кабинета в приличествующем императору виде, но со все также висящим на сердце тяжелым грузом предстоящей встречи.
Быстрым шагом ступая по коридорам дворца, я время от времени останавливался, кивая встречающимся мне по пути караулам. Солдаты при моем приближении подтягивались, стараясь продемонстрировать боеготовность, но было видно, что они очень устали. Несмотря на спешку, около одного караула я все же задержался - не смог пройти мимо казака сражавшегося за меня у дверей спальни.
- Почему не отдыхаешь после дежурства, Миша, - обратился я к коренастому казаку. Тому самому который не получил и царапинки в ожесточенной драке.
- Так ведь почти половина наших из строю выбыло, Ваш Велчство! А я целехонек, - из последних сил скрывая усталость, ответил караульный.
- Да. Я знаю, - помрачнел я. - Табачком балуешься?
- Есть немного, Ваш Велчство!
- Угощайся, - протянул я ему позолоченный портсигар.
- Не положено, - не задумываясь, ответил тот.
- С собой возьми, потом выкуришь, - настоял я.
- Не положено, Ваш Велчство! - все так же, ни на мгновение не задумываясь, отвечал караульный.
- Предписание? - не преминул уточнить я.
- Оно самое, - со вздохом ответил Мишаня.
- Благодарю за службу! - я хлопнул своего охранника по плечу, и как некогда Екатерина Великая Суворову положил портсигар на паркет у ног часового, после чего продолжил путь.
Несмотря на уже довольно позднее утро, по дороге в спальню Лизы мне не попалось ни одной праздно шатающейся души. Как будто во всем дворце остались только караульные, истопники и я.
На подходе к нашим спальням мной внезапно овладела робость, сердце отчаянно забилось в груди. Как я смогу помочь её пережить это горе? Что я скажу ей? Почему не уберег?
Я остановился в комнате, где этой ночью разыгралась решающая битва против заговорщиков. Луж крови нигде не было видно, сломанную мебель уже вынесли, но отвратительный запах крови и горелого пороха никуда не делся. Я посмотрел на дверь - на уровне мой головы светилась проделанная мной дырка пулевого отверстия. 'Хорошо что промахнулся, - подумалось мне. - Повезло. А мог ведь лейтенантика-то и угробить'.
Глубоко вздохнув, я вошел в свою спальню...
- Императрица спит, - громко зашептал поднявшийся мне навстречу Шестов
- Как она? - шепотом спросил я.
- Горячки нет, дыхание спокойное, ровное. Это хорошо, здоровый сон быстро лечит, - отрапортовал он.
Неожиданно этот ужасно строгий и ученый врач, перед которым я даже немного робел, смягчился. Судя по всему, выглядел я, несмотря на все мои ухищрения неважно.
- Ваше Величество, не волнуйтесь. Физическому здоровью императрицы больше ничего не угрожает, - проникновенным шепотом принялся успокаивать меня Шестов, взяв за локоть.
- Что значит физическому? - мигом вычленил я главное.
- Ваше Величество, как показывает моя врачебная практика, а она весьма богата, смею вас уверить, - снова одел неприступную маску Николай Александрович. - Я не исключаю повторный срыв...
- Какой ещё срыв? Почему мне не доложили? - начал повышать голос я.
- Тише прошу вас, - едва заметно поморщился доктор. Я тут же умолк и знаками показал ему, что буду тише воды ниже травы. - Ваше Величество, без всякого колебания могу заявить, что утрата едва рожденного ребенка это весьма и весьма тяжелая травма для женской психики. Положение, несомненно, усугубляется тем, что это был первенец... - видя, как заиграли желваки у меня на лице, врач тут же свернул в сторону, - и, конечно, несколько чуждая обстановка, отсутствие привычного окружения и вообще, - он сделал неопределенный жест рукой. - Как врач я прошу вас быть с императрицей как можно мягче и обходительней, - он замолк, дожидаясь моей реакции.
- Я понял вас, Николай Александрович. Но почему здесь нет других врачей? Вам не нужна помощь? Вы так в себе уверены? - громким шепотом поинтересовался у него я.
- Не горячитесь, Ваше Величество, не горячитесь. Ситуация совершенно ясная, а другим врачам потребуется делать осмотр, для этого придется будить больную, что, знаете ли, чревато. Так что я взял на себя смелость распорядиться никого не пускать, тем более все, что можно я уже рассказал на консилиуме...
- Быть может, вы хотите пройти в зал, где пробуждения императрицы ожидает ваша глубокочтимая матушка? - после небольшой заминки в разговоре, решил сплавить меня от греха подальше доктор.
- Конечно. Проводите меня к ней, - распорядился я.
Прогулка была недолгой, как оказалась родственники и просто сочувствующие расположились в одной из соседних комнат.
- Коленька, - бросилась ко мне через весь зал мать, едва я вошел внутрь. - Да как они могли! Как они только посмели? - она остановилась в двух шагах от меня взволнованно дыша, разговор с придворными явно разгорячил её. - Твой Лизочке очень плохо. Она совсем ослабела бедняжка, - сочувственно глядя мне в глаза, взяла меня за руку мать. - Когда она проснулась, у неё случилась истерика. Насилу отпоили. Вот теперь спит, - вывалила на меня ворох информации императрица.
Я молчал, переваривая сказанное, незаметно разглядывая придворных. У всех было, самое что ни на есть, воинственное выражение лица. Вкинь в комнату мятежника - тотчас же в клочья порвут. Вот бы посмотреть на их лица вчера ночью, со злорадством подумал я и тут же себя одернул. Нечего! Я вчера сам был не лучше.
- Хорошо, что Лиза спит. Она действительно натерпелась, - я снова помолчал. - А с заговорщиками я разберусь. Что заслужили - то и получат!
Обступившие нас с матерью, дворцовые шаркуны тут же закивали. Со всех сторон до меня доносились возгласы 'какое им отделение?!', 'не будем цацкаться!', 'они у нас получат!'. Возгласы были порой излишне громкими - многим явно хотелось быть услышанными.
- Все будет хорошо, - склонившись к уху матери и крепко обняв, эту разом так постаревшую за ночь женщину, прошептал я. - Не сомневайся. Просто верь мне, - отстранился и посмотрел ей в глаза. - Просто верь.
- Ты так изменился после смерти отца, Николай, - заглядывая мне в лицо, сказала мать. - Возмужал, стал тверже, резче. Совсем уже взрослый. Только глаза стали чужими, как будто это и не ты вовсе.
