Елена Хаецкая - Варшава и женщина
Вскоре девица Изабелла, сопровождаемая сенешалем Понсом, вышла к сеньору Жерару. Сеньор как раз стоял, широко расставив ноги и воздев руки к небу, а оруженосец облачал его в длинную, ниже колен, кольчугу с большим разрезом сзади. Жерар вынырнул из кольчуги и устремил на девицу огненный взор. Тем временем оруженосец взял лоскут ткани, смоченный в масле, и принялся обтирать кольчугу, стараясь сделать так, чтобы она засверкала.
Сенешаль Понс Потерянный Грош спросил, обращаясь к Жерару от лица Изабеллы: для чего кроткую девицу отвлекли от занятий, приличествующих ее возрасту, полу и положению, и призвали сюда, в неподобающее место?
– Я, как и вы, исполнен всяческой заботы о замке Монтиньяк, – отвечал Жерар, – и мне было бы весьма прискорбно, если мой брат Вульгрин начнет его штурмовать, ведь тогда достоянию девицы будет нанесен урон. А именно к этому все и идет. Достаточно лишь поглядеть, что творится под стенами! Поэтому я хочу и требую, чтобы девица Изабелла вышла со мной к графу Ангелумскому, моему сеньору, и обратилась к нему с просьбой решить наше дело полюбовно. Ведь она по доброй воле решила принести присягу за свой лен мне, а не графу Ангулемскому, восстанавливая тот порядок, что был заведен в старые времена.
(Такую длинную, связную речь вложили в уста Жерара усердные клирики, написавшие историю князей Блаи. На самом деле он извергал свои пожелания куда менее учтиво и куда более отрывисто.)
Девица покраснела, чувствуя свое одиночество, и вдруг взвизгнула:
– А я вам ничего и не обещала! Я… Граф Ангулемский!.. Мой батюшка всегда… Будьте прокляты!..
И убежала в слезах.
Жерар взревел:
– Догнать!
Один копейщик побежал следом за девицей, другой схватил старика сенешаля, дабы тот не вздумал вмешаться. Сенешаль Потерянный Грош тянул шею, почерневшую от прилива крови, напрягал жилы и кричал, брызгая слюной на держащие его руки:
– Предатели! Иуды!
Жерар морщился.
Тут принесли девицу Изабеллу и поставили ее на землю перед Жераром. Изабелла за несколько минут успела наплакать себе красные веки и распухшие губы.
– Как же так, – с отеческой укоризной обратился к ней Жерар. – Ведь вы дали мне обещание!
– Ничего я не обещала… – сказала, плача, девица. – Все вы врете, мессир!
Князь Блаи рассвирепел.
– Клянусь зубами Господа! – закричал он, сильно топнув ногою. – Вы пойдете со мной к Вульгрину!
Изабелла шумно всхлипнула, обтерла лицо рукавом. Ее усадили на коня, Жерар сел на своего любимого Беллена – покрытого попоной, разубранного и разукрашенного. Оруженосец, имя которого было Амелен, разбитной малый, с хитрыми глазами и немного опухшей рожей, взял трубу. Направились к воротам.
Затрубили сперва перед закрытыми воротами, давая понять, что не сдаются, а лишь выходят на переговоры. Затем ворота открыли и опустили мост. На всякий случай обе башни по сторонам от ворот заняли лучники, готовые стрелять, буде Вульгрин явит коварство и попробует ворваться в замок. Граф Ангулемский, конечно, знал обо всех этих предосторожностях.
За мостом опять протрубили. Вульгрин махнул трем своим рыцарям – кто оказался ближе – и двинулся навстречу мятежному кузену.
Между родичами произошел тут такой разговор.
Вульгрин. Вижу я, кузен, не привыкли вы чтить ни человеческие законы, ни божеские установления. По какому праву посягаете вы на достояние этой сироты, Изабеллы де Монтиньяк?
Жерар. Исстари сеньоры де Монтиньяк держали свои земли от князей Блаи, и нет в моих действиях никакого посягательства, коль скоро желаю я защитить эту сироту от вашей всегдашней алчности, кузен!
Вульгрин. Всегда вы были дурным вассалом, мессир, и никуда не годным родичем, а нынче, как я погляжу, превзошли сами себя! Мало вам надругательства над правами этой девицы – так вы имели дерзость захватить в плен ее самоё!
Жерар. Благонравная и благоразумная Изабелла, зная, кто ее истинный защитник, обещала присягнуть мне на верность, и ради этого-то она здесь.
Изабелла. Клянусь ногой Христовой – не бывать этому, чтобы я присягнула вам на верность! Вы – насильник, мессир Жерар! Лучше остаться мне без всякого достояния, нежели принять землю из ваших рук! А теперь можете убить меня на глазах у мессира графа, ежели вам того хочется!
Жерар. Она лжет из страха перед вами, кузен! Она лжет!
Изабелла. Нет, не лгу! Иуда! Предатель! Чтоб ты сдох!
Рыцари Вульгрина (одобрительно свистят).
Вульгрин. Довольно, кузен. Ради этой девицы и моей чести я буду биться с вами до тех пор, покуда кости ваши не рассыплются и замок Монтиньяк не падет во прах!
«Много было сказано тут слов, которые мы не станем записывать», – прибавляет хронист. А говоря об Изабелле, которая явила в решающий миг такое мужество, необычное для девицы, он прибавляет: «Существуют люди, которые изучают астрономию, некромантию, геометрию, юриспруденцию, медицину, теологию, музыку… Но никто и никогда не видел, чтобы человек, ежели только он не безумец, избрал в качестве предмета изучения женщину».
Таким образом Амелен-оруженосец затрубил в свою пронзительную трубу, и они с князем Блаи повернули в замок; Изабелла же осталась с графом Ангулемским. Жерар был мрачен, как туча, темен лицом, подобно сарацину; ярость вырывалась из его ноздрей. Цепи подъемника заскрежетали, наматываясь на предназначенные им оси; мост, слегка подрагивая, поднялся за спиной Жерара и Амелена с его трубой.
Вульгрин отправил десяток человек в лес – рубить стволы для таранов. Из деревни пригнали сотни полторы мужланов, дабы те копали землю и носили ее корзинами в ров. Мужланы, по природе своей коварные и угрюмые, делали это с большой неохотой, беспрестанно понукаемые и бранимые. Со стен в них летели стрелы, поэтому каждого корзинщика сопровождал щитник, а щиты ради такой работы имелись нарочитые: в человеческий рост, из толстой древесины, обтянутой кожами. Эти кожи постоянно смачивали в реке, что протекала неподалеку от замка, ибо со стен летели не только стрелы, но и огненные шары. По счастью, запасов воды в замке было немного, и оттого осаждающих не поливали кипятком. В этом все люди Вульгрина видели для себя большое утешение.
Девица Изабелла де Монтиньяк была принята Вульгрином с большим почетом. Он и бывшие с ним при переговорах рыцари повсюду славили ее храбрость и находчивость и хвалили ее стремление остаться верной графу Ангулемскому, так что Изабелла совсем развеселилась, очень приободрилась и в конце концов заявила, что хочет сама участвовать в битве за отцовский замок.
И вот как поется об этом в жесте «Деяния сеньоров де Монтиньяк»:
Граф Ангулемский Изабеллу славит,
Ей чашу пенного вина подносит,
Учтиво на ковер ее сажает,
Ей обещает помощь и защиту.
Так говорит отважная девица:
«Вы хвалите меня, мессир, напрасно.
Глаза мои пестры, вы говорите?
Они красивы, но они и зорки!
Моей руки вас белизна пленяет?
Да, руки белы, но они и крепки!
Мой гибкий стан в вас вызывает трепет?
Клянусь – снесет он латы и кольчугу!
С мечом в руке хочу, как рыцарь, биться,
Добыть себе и честь, и достоянье!
Аой!»
Таким вот чередом шла осада. Ров постепенно заполнялся землей и ветками, да не в одном месте, а сразу в двух, и уже готовились плетеные настилы, дабы накрыть ими рыхлую, свежезасыпанную почву. Для Злой Громыхалки спешно возводилась башня, так что машина в решающий миг могла быть поднята вровень по стеной.
Девица Изабелла в шлеме и короткой кольчуге, которая была ей широковата и все время сползала на плечо, повсюду разъезжала, держась возле сеньора Вульгрина, и, кажется, впрямь намеревалась участвовать в штурме собственного замка.
Что касается Жерара, то ему приходилось несладко. Выдержать длительную осаду Монтиньяк был не в состоянии: ни съестных припасов, ни воды, ни достаточного количества стрел и камней для машин в замке заготовлено не было. Впрочем, о долгой осаде речи и не шло: в намерения Вульгрина также не входило тратить под Монтаньяком много времени, и он собирался взять замок штурмом, как только приготовления к тому будут закончены.
Сенешаль Потерянный Грош честил Жерара на чем свет стоит, обвиняя сеньора Блаи в том, что он сделался причиною безумия молодой госпожи. «Виданое ли это дело, – хрипло надрывался старик, – чтобы юная девица вместо того, чтобы помышлять о замужестве, о разных женских рукоделиях и попечениях, носилась по полю на коне, в смехотворном доспехе, на потеху добрым рыцарям и звероподобному мужичью? Не иначе, как лишилась она рассудка!»
Несправедливое это обвинение, выкликаемое сенешалем на разные лады, навело Жерара на здравую мысль заключить старика под стражу, ибо тот, неровен час, мог сговориться с копейщиками из Монтиньяка и попросту открыть Вульгрину ворота замка.
Так сеньор де Блая и поступил: сенешаля, заковав в цепи, заперли на крепкие засовы в башне; своим же людям Жерар строго наказал приглядывать за местными, ибо повсюду вдруг стала мерещиться ему измена.
