Дмитрий Старицкий - Ловец человеков
— А корабли, сгоревшие и утопшие, так и останутся памятником благовонному пожару? — посмотрел я на их обугленные останки.
— С этим повозятся дольше, но разберут на доски и поднимут. Иначе как торговать, без причала? Сами увидите, ваше высочество, что до зимы в городе простого подсобника будет не найти. С рыбачьих деревень ныряльщики подтянутся. Все расчистят, как было.
— Не увижу. Уеду отсюда на днях, вашими стараниями, мэтр Иммануил.
— Простите меня, ваше высочество, за образную фигуру речи, — потупился Вельзер.
Наверняка сейчас внутренне костерит себя банкир на все лады за допущенный косяк. Если принц себя ведет запросто, то это еще не повод для амикошонства со стороны представителя третьего сословия.
— Все нормально, мэтр, мы не сердимся, — отмахнулся я.
— Благодарю вас, ваше высочество, — низко, насколько позволяло седло, поклонился банкир, — вы очень добры ко мне.
Выставка достижений погорелого хозяйства наконец-то закончилась, и мы выехали в чистое поле. Действительно порт в Нанте не столько большой, сколько очень длинный. И будет еще длинней. С края от погорельцев расчищали площадку от камней и кустарника для нового причала и пакгауза.
— Ого, — вырвалось у меня, — это кто же такой оборотистый предприниматель?
— Вы мне льстите, ваше высочество. Любой на моем месте воспользовался бы благоприятной ситуацией.
«Ну и жук ты, банкир Вельзер!» — подумал я. Не удивлюсь, если первые корабли со специями, которые придут в Нант, будут твои или твоих подельников-сарацин.
После километра-полутора пустырей вдоль дороги стали появляться большие яблоневые сады, разносившие по округе восхитительный аромат спелых плодов. На некоторых участках уже шла уборка урожая. Никакой ограды эти сады не имели. По обычаю любой может зайти в сад и съесть столько яблок, сколько в него влезет. Голодный человек — это плохо. А вот вынос за границы сада хоть одного плода уже квалифицируется как воровство. Со всеми вытекающими суровыми последствиями.
Оглядев эти огромные по площади сады, я чуть не присвистнул.
— Богато живут тут у вас пейзане!
— Это не крестьяне в обычном смысле слова, ваше высочество, это арендаторы земель дюка. Хотя они и лично зависимые от него сервы, и состоят в крестьянском сословии, я бы скорее их назвал предпринимателями. Они не только растят яблоки, но делают из них сидр и продают его. И батраков держат не по одному десятку из свободных вилланов.
— Что ж они не выкупятся у дюка на волю, раз такие богатые? — спросил я.
— А зачем им это надо, ваше высочество? Так они платят господину только талью, оброк и аренду, причем не деньгами, а поставкой определенного количества бочек сидра в винные подвалы короны. Выкупившись же на волю, они будут и за аренду платить вдвое больше, и немалые налоги купеческие. И дюку. И городу. Причем звонкой монетой, а не товаром. К тому же, пока они пребывают в крепости, то никому, кроме дюка, неподсудны. Как арендаторы земель дюка, пока они поставляют в казну все что положено и не имеют недоимок, то нет над ними и никаких управляющих от короны. Всем удобно, кроме города, потому как их продукция продается от имени дюка и, соответственно, налогом городским не облагается. Они даже кредиты у меня берут.
— Под залог чего? — удивился я.
— Орудий производства. Что еще с них взять? — усмехнулся банкир.
Дорога от садов вильнула к берегу, петляя среди громадных гранитных валунов, оставшихся скорее всего от ледникового периода, хотя почва под копытами пошла каменистая с того же коричневатого гранита.
По одному ему известным приметам Вельзер свернул с дороги в сторону берега, в распадок, вскоре показалось море, а широкая тропа — телега проедет — вывела на небольшой каменистый пляж. В речном эстуарии в полукилометре от берега стояла на якоре большая галера, а у пляжа качался на малой волне привязанный за камень тузик.
На уединенном берегу среди гранитных глыб был разбит бивуак с угольным очагом, на котором два стройных сарацина жарили на палочках что-то похожее на люля-кебаб.
Третий сарацин прислуживал седому старику, восседавшему на парчовых подушках, небрежно кинутых на каменную щебенку.
Все трое сарацин красовались богатым лямеллярным доспехом из позолоченных чешуек с рукавами до локтя. На предплечьях — кованые наручи. На узких поясах болталось по кривой сабле в потертых ножнах, кинжалу и невысокому шишаку со стрелкой и кольчатой бармицей. Широкие суконные шаровары и сафьяновые сапоги зеленого цвета довершали их облик. Головы они брили и носили на них шапочки-«менингитки». Усы и бороды имели короткие. Носы прямые. Глаза большие и круглые.
Сам старик выглядел еще колоритней. Седой, но с короткой, небрежно остриженной бородой. На голове чуть выше кустистых бровей намотана розовая, видно когда-то бывшая красной, тряпка, больше похожая на косынку-переросток, чем на тюрбан. Или на основу для намотки нормального тюрбана. Потертый парчовый халат накинут на голое тело, показывая загорелый торс когда-то очень сильного человека, но по старости уже с обвисшими мышцами.
Пояс на нем был красной кожи с золотыми вышивками сур из Корана. И за этим поясом у него заткнут целый арсенал. Ятаган, кинжал и два пистолета с ударными замками. Все оружие пышно украшено золотом, серебром, слоновой костью и бирюзой.
Довершали его облик широкие шелковые шаровары, бывшие когда-то зелеными, и новехонькие тапочки красного сафьяна с вышивкой золотом. С загнутыми носками. Старик Хоттабыч — версия «милитари», ёпрть. Бородку всю раздергал, колдануть не может, вот и вооружился как туарег.
Перед стариком стоял искусно инкрустированный деревом ценных пород и перламутром столик на гнутых низких ножках в виде львиных лап, заставленный бронзовой чеканной посудой. Изюм, инжир, фисташки, нуга, мелкие кусочки рахат-лукума и засахаренных фруктов. Зелень и пиалы для напитков. Вся посуда надраена до золотого блеска. Флот, однако.
Старик ел кебаб, боком скусывая его с палочки. Зубов у него явно не хватало.
Увидев нас, старик моментально встал, дожевывая. Тут же подтянулись и его бодигарды, на автомате сканируя окружающее пространство и выискивая угрозы своему хозяину.
Когда я спешился и стрелок принял у меня повод камарги, старик по-восточному низко поклонился мне с касанием правой рукой лба, сердца и пупка и с достоинством произнес на хорошем языке франков:
— Счастлив видеть вас, великий эмир больших гор. Я капудан Хасан Абдурахман ибн Хаттаби, и для меня большая честь уже только говорить с вами. Не будет ли для меня большим нахальством предложить вам разделить со мной эту скромную трапезу? Или хотя бы поднести кизиловый шербет для утоления вашей жажды этим теплым днем после конной прогулки?
— Я с большим удовольствием выпил бы кофе, — ответил я ему.
Ибо не фиг. Нашел чем меня удивить — кизиловым компотом.
Капудан Хасан хлопнул в ладоши, и два его телохранителя рысью разбежались в разные стороны. Третий остался у очага дожаривать кебаб.
Не дожидаясь понуканий от хозяина, один бодигард принимающей стороны принес мне из-за ближайшего валуна венецианский стул в форме буквы «Х». И бархатную подушку на него, обшитую по краю витым шелковым шнуром с кистями по углам. Впечатляющий «рояль в кустах». Уважаю такую подготовку к переговорам.
Другой бодигард метнулся к тузику, достав из него погребец, в котором оказался полный набор для варки кофе, включая сандаловые палочки для помешивания.
Подозвав сержанта, я приказал ему взять под охрану и оборону периметр нашего саммита. Около меня остался только Филипп.
Я сел на предложенный мне импровизированный трон и жестом предложил садиться негоциантам.
Капудан поделился с Вельзером подушками, и тот вполне ловко уселся по-восточному.
Филипп встал у меня за спиной.
В душе бродила некоторая щекотка нетерпения первым делом спросить Хасана о том, как поживает его брат Омар и не жмут ли тому бриллиантовые зубы? С детства каждый советский школьник знает, что Хоттабычей без брата Омара не бывает. Но вовремя прикусил язык: а вдруг у этого капудана действительно окажется натуральный брат по имени Омар, тогда как я объясню, откуда мне известны эти факты? Не ссылаться же мне, в самом деле, на Лазаря Иосифовича Лагина-Гинзбурга, как на достоверный источник. Поэтому начал переговоры с совсем другой темы.
— Как идет ваша торговля в этом году, уважаемый Хасан?
— Лучше чем ожидалось, ваше высочество, но намного хуже, чем хотелось бы, — лукаво улыбнулся старик в бороду.
Ему понравился такой откровенно восточный заход. Это было видно по довольно блеснувшим глазам.
— Что вы говорите? — сочувственно покачал я головой. — Неужто у вас без венецианских посредников лихва на специи еще не доросла хотя бы до одной тысячи процентов на вложенный дирхем?
