Надежда Попова - Natura bestiarum.
Курт не покидал зала вовсе, намертво приклеив ворчащего помощника к доске. Снова единожды выиграв, Бруно загорелся было и с воодушевлением продержался еще три партии, однако к вечеру оживление несколько спало, и, выставляя вперед последнюю башню, тот отмахнулся, потирая глаза:
— Satis[9]. Это уже не забавно. Играю последнюю; я устал и начинаю туго соображать.
— Я тоже. Но как раз с этого и начинается все самое интересное. В усталых мозгах, знаешь ли, временами рождаются идеи самые внезапные, любопытные и удивительные. Или, быть может, разум здесь ни при чем? — сам себе возразил он, не отрывая от доски задумчивого взгляда. — И в такие мгновения просыпается интуиция. Ведь ходов можно сделать множество — из одной и той же позиции может быть pro minimum два выхода; и как ты выбираешь только один из них? Порою — просто не видя второго, порою взвешивая их и предпочитая более верный или более рискованный, в зависимости от собственного расположения духа. Вот это и впрямь забавно. А ведь это игра точная, выверенная, теоретически — можно достичь высот, просчитывая заранее на три хода, на пять…
— И?
— И проиграть при том, — докончил Курт, переставив крестьянина вперед.
— Что, несомненно, и будет, — кисло согласился помощник. — Сдаюсь.
— Не попытавшись?
— Теперь у тебя две королевы. Смысл суетиться?
Два мгновения он сидел неподвижно, глядя на разложенную доску, и аккуратно, неспешно повернул ее, поменяв местами две неравные армии.
— Мой ход, — сообщил Курт, кивнув. — Id est[10], твой.
— И к чему это? Хочешь доказать, что ты с такой расстановкой сумеешь меня сделать? Не трудись. Верю. Сможешь.
— Почему?
— Ты лучше играешь, — пожал плечами Бруно, и он усмехнулся:
— Нет, это не ответ. И не объяснение.
— Ну, как угодно. Тогда так: ты увидишь ход, которого я не вижу. Так — сойдет?
— Возможно. Возможно, увижу, а возможно — нет; это ведь тоже зависит от моего расположения духа. Буду ли я внимателен, чтобы увидеть, буду ли отвлечен иными мыслями — и не увижу… В этой точной игре, выстроенной на закономерностях, немало неточных и подчиненных случайностям поворотов.
— Мозг она тебе уж точно повернула, в этом — без сомнений… Все, — повторил Бруно решительно. — Больше я не в силах. Я не внимателен, ничего не вижу и нахожусь в совершенно кошмарном расположении духа.
— Докончи хотя бы партию.
— Не хочу, в конце концов. Имею я право на собственные желания, или вся моя жизнь — потакание твоим прихотям?
— Слабак, — констатировал он; Бруно усмехнулся:
— Нет, это со мной не пройдет. Не зацепишь.
— Hasenfuß[11], — добавил Курт настойчиво, и помощник показательно вздохнул:
— Со всем смирением, возложенным на меня моим чином, прощаю тебе обидные речи, но играть все равно не буду.
— Нечасто доведется такое увидеть.
На владельца редкой кобылицы за соседним столом Курт обернулся вопросительно, и тот, кивнув на доску, пояснил:
— Обыкновенно трактирные забавы — это кости, но вот такое, признаюсь, вижу впервые. Еще я вижу, твой противник выдохся… Не возражаешь?
— Он не возражает, — согласился Бруно, поднимаясь. — Вот тебе новая жертва, причем добровольная. Теперь я, наконец, свободен и могу пойти прилечь.
— Твой приятель, кажется, не слишком-то жалует эту забаву, — заметил тот, пересаживаясь к Курту. — А ты, сдается мне, увлечен всерьез.
Сходу на «ты», запросто в разговор… Стало быть, общаться с незнакомцами приходится частенько, и дело это привычное. И далеко не первый уже трактир на пути. Оба меча не оставил в комнате, носит при себе, однако не ради того, чтобы покрасоваться или утвердить свой status, как этот молчаливый неимущий рыцарь, а явно по заведенному обыкновению, как, собственно, и сам Курт, привыкнув к тому, что оружие может понадобиться в любой момент жизни. Не заговорил больше ни с кем в этом зале, ни к кому не напросился в компанию, кроме него… Либо счел соседа по столу родственной душой, либо это неспроста, как уже не раз бывало.
— Ян, — представился тот, когда Курт не ответил. — Ван Аллен. Играю я скверно, должен предупредить, так что на напряженную схватку не рассчитывай.
— Курт, — отозвался он, расставляя фигуры. — Фон Вайденхорст. Играю неплохо. Напряженных схваток и без того в жизни довольно, посему пусть лучше она будет интересной.
— Этого не обещаю тоже, — вздохнул тот. — Не самая моя сильная сторона такие игрища. Отец научил когда-то… но как-то жизнь складывается таким образом, что уделить внимание такому навыку не удается. Или по нехватке времени, или возможностей… ну, и партнера, само собою. Мои приятели развлекаются все больше традиционно — кости, пиво и девки.
— Не самый плохой способ убить скуку, — заметил Курт, и тот ухмыльнулся:
— Спорить не буду. Но бывает, что охота и пошевелить мозгом; при моем ремесле развлечение нечастое.
— Наемник? — уточнил Курт благожелательно; Ван Аллен поморщился.
— Звучит пакостно. Но близко к сути. Скажем так; если поедешь далеко и в одиночестве — могу составить компанию за вполне приемлемую цену. Ну, или если еще какие неприятности подобного толка… За деньги не убиваю, если ты об этом. Людей, по крайней мере.
— Интересный оборот, — заметил он, кивнув на доску: — Право первого хода новичку… Людей, — повторил он вдумчиво. — А кого убиваешь?
— Господи… — раздалось из-за дальнего стола, и Ван Аллен мельком обернулся через плечо к окну, когда из сгустившихся сумерек донесся далекий, однако отчетливо слышимый даже за воем ветра волчий вой.
— Ну, — пояснил он, кивнув в сторону окна, и тронул узкую меховую оторочку на вороте куртки, — вот, к примеру. Если в твою деревню повадится пара волков…
— Еще и охотник.
— А я вообще парень талантливый, — широко улыбнулся Ван Аллен и, не задумываясь, двинул крестьянина вперед. — Выжимаю все, что можно, из того, что под рукой. Так как-то жить интересней. Оружие и голова на плечах в наше время способны сильно разнообразить существование.
— И лошадь, — напомнил Курт с усмешкой. — Особенно уникальная.
— Да, — покривился тот. — Знаю. «На кобылах ездят девки и дети». Только вот при моей жизни главное, чтобы меня не скинули наземь при звуке взрыва, чтобы конь подо мной не шарахался от огня, клинка, все того же волка, медведя — да хоть от вашего брата рыцаря в полном боевом. Тут, знаешь, не на яйца смотришь, а на суть. По сути же Импала — боевая лошадь. Выносливая, быстрая и не робкого десятка. Помесь арабки и испанца.
— Гремучая смесь. Девку с такой родословной я б в жены не взял.
— Да, — почти с нежностью улыбнулся Ван Аллен. — Характер у малютки не мед. Но — не сказал бы, что это некстати; а сам я с ней общий язык нашел. С такой лошадью главное не собственный норов показывать, не наседать на нее, не ломать — ей понравиться надо. Это или сразу случится, или никогда.
— Наверняка стоило такое сокровище немало.
— Повезло, — сообщил тот доверительно. — Импалу выставили на торг вместе с прочим имуществом какого-то рыцаря за долги. Говорили, он привез ее прямиком из Испании; вот ему, если не враки — да, это влетело в денежку.
— И куда же ты потащил этакое сокровище в такую пору?
— Еду навестить брата, — не сразу ответил тот, опустив взгляд в доску. — Пока заняться нечем, не та пора; решил повидаться.
И наверняка примириться, мысленно докончил Курт, уловив мимолетную тень в глазах собеседника. Паршивая овца в стаде? Отец обучил шахматам — скорей всего, славный бюргер; куда ехать к брату — известно, стало быть, тот живет жизнью вполне обычной, без ночевок под открытым небом, перемещений на уникальных кобылах и взрывов над ухом. И, быть может, пеняет братцу за то, какая им избрана для пропитания professio…
— Ну, а сам ты? — неопределенно повел рукой Ван Аллен. — Чем занят по жизни? «Фон Вайденхорст»… Не похоже, что сидишь у себя в имении и стяжаешь капиталы. Или ты, как вон тот надутый гусь, бродячий?
— А с чего ты вывел, что он из таких? — удивленно поднял брови Курт, и тот снисходительно отмахнулся:
— Брось ты, это ж за милю различить. Кольчужка — дрянь, меч дешевка, пусть и рыцарский, герб потерся, свитер зашит коряво, куртка старая… Либо блаженный, либо бездомный. Не удивлюсь, если еще и пеший. А вот по тебе видно — дела в полном порядке, что сейчас, уж простите, господин рыцарь, для вашего брата редкость. Либо ты хорошо пристроился, либо богатый наследник, либо просто умеешь найти, откуда поживиться.
— За деньги не убиваю, если ты об этом, — повторил за ним Курт. — Я не «барон-разбойник».
— Однако в потасовку ввязаться дело нередкое, тут я не ошибусь.
— На свете слишком много людей, которые тоже полагают, что у меня в полном порядке дела. А также конь, одежда и кошелек. Как правило, подобные личности попадаются на пустынных дорогах; отчего-то им кажется, что именно в таких местах путники могут проникнуться состраданием к их горькой доле и поделиться своим добром. Я же человек жадный и не сердобольный и делиться не люблю.
