Сергей Арсеньев - Царевич
Основная сложность для меня — использовать соответствующую настоящему моменту технику. Я просто не помню, что там и когда появилось [дырявая голова]. И сегодняшние примеры — ещё не самые одиозные. Позавчера Алёшка хотел ляпнуть, что перемещение Колькиного кавалерийского полка ночью засекли с аэропланов тепловизорами [а чё?]. А вчера и вовсе. Я его едва удержал. Он чуть было не сказал, что подробный план оборонительных сооружений Берлина уже сфотографировали и скинули нам в штаб с секретного спутника [это я погорячился].
Просто Алёшка ещё не совсем освоился. Часто путает свои и мои воспоминания [иначе не получается]. Хорошо хоть, что к моим знаниям без моей личности доступ у него ограниченный. Нет, доступ полный, секретов от него нет никаких, но он просто не знает, куда нужно смотреть [жалко]. А перебирать всё подряд — так на это как раз и уйдут те четырнадцать с лишним лет, что я прожил в старом мире [лениво столько смотреть].
Зато уж, если показать ему, то… Невероятно яркие и свежие воспоминания [угу]. Я буквально с помощью Алёшки могу прожить жизнь заново. Оказывается, я ничего не забыл [удивление]. Вот такой пример. Я когда в роддоме ещё с мамой лежал, смотрел из кровати на маму, которая читала газету. Причём с моей точки зрения газета была повёрнута "вниз головой". Так Алёшка это воспоминание поднял и прочитал текст! Конечно, только то, что я видел, но причитал ведь [но ничего не понял]! Неважно, что не понял. Нужно вырасти в СССР, чтобы понять такое.
Но это так, просто пример отвлечённый. А вот взять хотя бы Кольку Деревенко [друг!], с которым мы играем в солдатики. Алёшка поинтересовался у меня его судьбой. Я ничего про это не знал [ну и плохо]. Даже не подозревал раньше о существовании такого персонажа [сам ты персонаж]. Но на всякий случай показал Алёшке Наташкин реферат по истории. Она там много чего написала — полторы сотни страниц 10-м шрифтом [молодец!]. С картинками, правда [так ещё лучше].
И представляете, он там нашёлся [повезло]. В приложениях, где, в том числе, и про судьбу императорской фамилии было рассказано [ужас] [страх] [отчаяние] [бессилие]. Я сам это приложение не читал, но видел. Этого оказалось достаточно. Алёшка смог разобрать, что там было написано [старался]. Колька, оказывается, до самого конца не бросил его. Поехал с Алёшкой в Тобольск, а потом и в Свердловск [в Екатеринбург]. Алёшка после прочтения той статьи так расчувствовался, что чуть сам не полез целоваться с Колькой [я же не в том смысле!]. Мне даже пришлось управление телом перехватывать. Так что теперь Колька Деревенко для Алексея — первый друг и непотопляемый фаворит [ага, давай, Меншикова вспомни ещё]. Такое не забывают.
А ещё Алёшкина личность кино пристрастилась смотреть [интересно же!]. Я ведь много фильмов видел. Показал Алёшке, где они лежат и теперь он ночами кино крутит. Научился. Он тихонечко. Спать мне это не мешает [я стараюсь потише]. Вообще, мы с ним выяснили опытным путём, что это нашему организму нужно часов семь-восемь сна в сутки. Но астральной личности (лучшего названия не придумали) вполне двух часов в сутки хватает. Так что я ложусь спать и усыпляю организм, а Алёшкина личность тихонько ползает по моей памяти, смотрит на будущее [круто!] и кино крутит. Во, и словечек уже поднабрался от меня. "Круто", "не парься" — это ведь из моего мира. Алёшка такого раньше не знал [теперь знаю]. Особенно ему нравятся мультфильмы серии "Маша и Медведь" [улыбка]. Несколько раз даже ночью случайно будил меня своим ржанием [извини]. А я этих мультфильмов много смотрел. Там около полутора сотен серий всего [зашибись!]. Алёшке надолго хватит…
Ага, про Машу и Медведя он смотреть будет. Ну да. Ночью проснулся от дикого ужаса. По-моему, едва не описался со страха. Алёшкина личность сжалась в комочек и продолжает излучать волны паники [УЖАС] [УЖАС] [УЖАС]. А тело-то у нас общее. Мне тоже страшно.
Очень медленно осматриваю комнату. Жуткие тёмные пятна мебели, зловещего вида занавески, мой страшный-престрашный костюм на вешалке. А что его так испугало?
И потом, я же спал с закрытыми глазами. Так что увидеть ничего страшного Алёшка не мог. Значит — звук. Но я ничего не слышал. Потому — тихий звук. Тихий страшный звук. Прислушиваюсь. За окном загадочно шумит ветер в ветвях деревьев. Вроде, звук не страшный. Но Алёшка продолжает пугать меня. Что испугало-то?
Полез к нему за объяснениями, одновременно пытаясь успокоить. Через пару минут сердце, вроде, стало стучать ровнее, и Алёшка слегка оттаял. Чего испугался? [Кино]. Чего?! [Кино; страшно].
Какое ещё кино? [Вот это]. Тьфу! Сразу успокоился. Заодно Алёшка перестал дрожать, почувствовал, что мне совсем не страшно.
И правильно у нас в СССР это кино запретили. Нечего там смотреть. Снято, конечно, красиво, но советские фильмы всё равно лучше. Зря я его вообще скачал. Любопытный, блин. Это мне когда неограниченный интернет дали, я в зоне "COM" его выкопал, все шесть частей. И взял посмотреть. Русского перевода там, правда, не было, но был немецкий. Я его и скачал, так как английского не знал. По-немецки же я тогда уже хорошо понимал, говорил только с акцентом.
Ну, а раз я немецкий понимал, то теперь и Алёшка понимает. Как я французский выучил — так и он немецкий. Нашёл это кино в моей памяти и сдуру начал смотреть. Первую часть кое-как осилил, а в середине второй его развезло. Он ведь никогда ничего подобного не видел раньше, а там и мне страшно было смотреть в первый раз [вот видишь! а я не трус!].
Ладно, успокоил я кое-как личность Алёшки. Конечно, не трус. Но лучше не смотри дальше. Там ещё страшнее будет. "Чужой-6" сами американцы признали самым жутким игровым фильмом в истории человечества. Алёш, смотри лучше про Машу, это интереснее [согласие]…
Глава 6
* * *
— …Ну что ты трусишь, шизофрения?
— Сам ты шизофрения.
— Нет, ты. Слушай, Петька, а давай я тебя буду Рабаном звать, а ты меня патроном?
— А чего это Рабаном — меня, а не тебя?
— Потому что это ты ко мне вселился, а не наоборот.
— Зато я старше и мудрее тебя.
— Ой-ой. Ещё черепашка Тортилла нашлась. Старше и мудрее он.
— Вообще, идея интересная. Кольку Хубаксисом назначим.
— Почему Хубаксисом?
— Сам подумай. На Ванессу он ведь похож ещё меньше, чем на Хубаксиса.
— Логично. Но лучше не Хубаксисом, а лодом Гвейдеоном.
— Колька так сурово шашкой махать не умеет.
— Научится.
— Вот когда научится, тогда до лода и повысим. А пока недостоин. И вообще, Лёха, хватит дурачиться. Смотри, нас читают уже.
— Ну и что? Пусть читают. Если что не так — сотрём…
* * *
В Петрограде мы сейчас. Или я. Не знаю, как правильно сказать теперь.
А: Говори лучше "Я". Иначе точно свихнёмся. Оба. Всё же память у нас общая, только процессоров два стоит.
Ладно, пусть я. Сегодня 27 ноября 1916 года. И я с родителями, сёстрами и свитой неторопливо, трюх-трюх, ковыляю от вокзала в сторону Исаакиевского собора на раздолбанных сараях с колёсиками, которые их погонщики в разговоре иногда, в минуты умопомрачения, сгоряча обзывают автомобилями.
А: Да не слушайте вы его! Нормальные автомобили. В карете куда как хуже. Петьке я сейчас покажу (смотри!), а все остальные просто поверьте. Я в дедовых каретах ездил. Ужас! Хотя, конечно, с "Волгой" Петькиного отчима наши автомобили не сравнить. У нас тут не то что кондиционера или считалки бортовой нет, у нас даже рессоры нормальные ещё не придумали.
Вот именно. И вообще, не мешай. Алёшкина личность, наконец-то, целиком выползла из-под меня. Теперь я даже рад тому, что попал к нему, а не в Алексея Петровича. Думаю, с тем мне было бы много сложнее подружиться. Правда, часть памяти Алексея всё же потерялась. Например, я совершенно ничего не помню о том, как ездил в Ливадию. Точно знаю, что ездил. Но знаю я это лишь из книг. Воспоминаний никаких о том не сохранилось. Спрашивать кого-то боюсь. Пытался эту самую "Ливадию" хоть на карте найти, но не смог и того. Я даже не представляю, где она находится — в Крыму или на Кавказе.
И это самый яркий пример. А о скольких потерях я просто не знаю? Потому что не помню, что что-то забыл. Память же у меня теперь, как я уже говорил, общая для обеих моих частей. Общая, но всё равно она на три части условна разделена.
