Андрей Колганов - Жернова истории 3 (СИ)
– А как ты заставишь принять свои предложения? – да, жена поставила передо мной самый болезненный вопрос. Похоже, в мудрости того, что я предлагаю, она не сомневается, но вот в мудрости наших чиновников – очень даже.
– Положим, в Госплане и Наркомфине, да и среди кадров ВСНХ, найдется немалое число специалистов, которые могут меня поддержать. Но вопрос и в самом деле непростой, потому что слишком много развелось у нас руководителей, которые, кроме командных методов, ничего не освоили. Вот этих переупрямить будет трудно, – признаю стоящее передо мной препятствие. – Эх, ведь если даже в армии проводить наступление в стиле – «Шашки наголо, вперед, марш!» – то очень просто в результате лоб себе разбить. Наступление готовить надо: подвезти боеприпасы, снаряжение, вещевое снабжение, продовольствие. Для этого нужно рассчитать потребность во всем этом, обеспечить транспорт, складирование, хранение, распределение по частям и соединениям. Нужно определить направления ударов, маршруты выдвижения войск, рассчитать скорость выдвижения, провести разведку местности и ее инженерную подготовку… Да еще черта с рогами надо сделать, а не ограничиваться криками «ура, вперед!». Тем более в экономике без трезвого расчета – никуда. А многие норовят одними окриками управлять! – почувствовав, что меня заносит на эмоции, останавливаюсь и подвожу черту. – В общем, буду сколачивать коалицию из разумных руководителей и спецов, и драться за то, что считаю правильным. Но…
– Но? – Лида тут же реагирует на заминку в голосе.
– Больше всего меня беспокоит, как бы споры с оппозицией не обернулись политической травлей всех, кто проявил несогласие по тому или иному вопросу. В такой обстановке будет невозможно вести нормальную дискуссию по хозяйственной политике, сопоставляя различные подходы.
– Оппозиция только мешает! – запальчиво восклицает жена. – Гнать бы таких в три шеи! Если они не понимают, что такое партийная дисциплина – скатертью дорога!
– Скатертью… Это еще ничего. А вот как ты посмотришь, если несогласных с генеральной линией станут объявлять контрреволюционными заговорщиками, убийцами и шпионами? – не без горечи спрашиваю ее.
– Как? Ты хочешь сказать, что в твоем времени… Не может такого быть! – в запальчивости выкрикивает Лида.
– Было. Было, к сожалению. И я постараюсь сделать все, чтобы здесь такое не повторилось! – произношу последнюю фразу, невольно стискивая кулаки.
– Справишься? – голос молодой женщины, которая лежит рядом, касаясь моего плеча, полон тревоги.
– Гарантий никто не даст. И в одиночку, конечно, такое дело не поднять. Но, если ты будешь рядом, непременно справлюсь! – с последними словами широко улыбаюсь. И, хотя я смотрю в звездное небо, какое-то чутье придает мне уверенность, что и жена тоже улыбается. Приподнимаюсь на локте и осторожно тянусь к ней губами. Лида тоже приподнимается, медленно оплетает меня руками, – чувствуется, что они у нее полны скрытой силы, – и наши губы встречаются…
Потом мы снова лежим на песке, плечо к плечу, и смотрим на сверкающие драгоценности, прихотливо разбросанные в глубокой бездне пространства.
– Я люблю тебя… – произношу шепотом, но в почти полной тишине мой шепот слышен не хуже, чем крик. Она в ответ не произносит ни слова, а только трется щекой о мое плечо. Но мне и этого достаточно…
Глава 3
Перед съездом
После возвращения из отпуска решил проштудировать газеты, которые в Крыму видел лишь от случая к случаю. Читая международные новости, обратил внимание на комментарии по поводу июньской ноты Великобритании Густаву Штреземану, и тут вдруг вспомнил: Локарно! После первого озарения на меня снизошел скептицизм: ну да, будут в конце года Локарнские соглашения, но мне-то что с того? Хотя… Если подверстать сюда еще кое-какие прогнозы и соображения, то можно сотворить небольшую сладкую плюшку. Только вот для кого?
Так, подумаем. Дипломатов среди круга моих знакомых нет, разве что Красин. Но он сейчас за границей. Тогда Коминтерн? Но среди руководящих деятелей у меня тоже контактов не имеется. Тогда… Тогда… Остается только Трилиссер. Не все из моей информации ему будет интересно, но кое-что – наверняка. Что же, закрепить хорошие отношения невредно.
Через два дня передаю записку о перспективах соглашения между Германией, Францией и Великобританией о гарантиях западных границ (при отсутствии аналогичных гарантий относительно границ восточных); о возможном свержении Пилсудским власти восстановивших против себя общественное мнение Польши эндеков; о необходимости предотвратить обострение конфликта между КПК и Гоминьданом в Китае.
Записка короткая, всего две странички. Заместитель председателя ОГПУ быстро просматривает ее.
– Возможно, возможно… – бубнит он себе под нос по ходу чтения. Потом отрывает глаза от записки и спрашивает меня:
– Вы уверены, что Пилсудский пойдет на переворот?
– Я не пророк, – развожу руками. – Но обстановка в Польше обостряется, уже были стычки между боевиками ППС и эндеков. Если события будут и дальше развиваться в том же направлении, то для Пилсудского как раз появится подходящая возможность, чтобы использовать свое влияние в легионерском движении и отыграть то, что он потерял два года назад. Думаю, многие политические силы его поддержат, чтобы не допустить развития народного возмущения снизу.
Трилиссер кивнул, и заметил:
– А вот дела Компартии Китая – это не наша компетенция. С этим надо идти в Коминтерн.
– Вот и сходите! – твердо отвечаю на это заявление. – У меня в руководстве Коминтерна знакомых нет. Кроме того, думаю, и Наркомат по иностранным делам эта бумага может заинтересовать. Знаю, что между Дзержинским и Чичериным не самые лучшие отношения. Но в интересах дела лучше переправить записку именно Чичерину.
Трилиссер грустно посмотрел на меня и промолвил:
– Передам. Дело нехитрое.
– Авторство залегендировать сумеете? – этот вопрос меня интересует, потому что не хочется светить свою слишком уж разностороннюю информированность.
Трилиссер еще раз смотрит на мою записку и замечает:
– А, так вы ее специально не подписали. От чего же так?
– Думаю, что ни НКИД, ни Коминтерн не отнесутся с восторгом к пророчествам хозяйственника из ВСНХ, – пытаюсь оправдать анонимность своего документа.
– Ладно, сообразим что-нибудь. – И с этими словами заместитель председателя ОГПУ убирает два моих листочка в сейф.
Следующий замысел, на долгосрочные последствия которого у меня были большие расчеты, было решено реализовать через Николая Ивановича Бухарина. Узнав расписание его лекций в Комакадемии, ловлю его в перерыве, представляюсь, и вручаю ему конверт с просьбой посмотреть и высказать свое мнение. Бухарин взял, пообещал не откладывать надолго, и на том мы расстались. А через несколько дней меня на работе застал телефонный звонок из секретариата Бухарина.
Николай Иванович пригласил меня в свой кабинет в редакции «Правды», на Тверской, 48 (на моей памяти это дом имел номер 18б и стоял он немного в другом месте – передвинули в 1978 году при расширении комбината «Известия») – то есть совсем недалеко от дома Нирнзее, где теперь квартировал и я вместе с Лидой и Михаилом Евграфовичем. Довольно симпатичное здание в стиле модерн – бывший Дом Сытина, где размещалось его издательство «Русское Слово». Кстати, Иван Дмитриевич и сейчас здесь проживает.
Вхожу в подъезд, над которым закреплены буквы «ПРАВДА», повторяющие шрифт, каким печатают название газеты. Невольно бросаю взгляд направо, где помимо желания бросается в глаза здоровенная, раза в три больше, чем у «Правды», вывеска «ПОХОРОННОЕ БЮРО» и ниже, мелкими буквами – «Краснопресненского районного Совета», а еще ниже вертикальные вывески, обрамляющие витрину, предлагают «гроба, венки» и прочие похоронные принадлежности, а так же «прием заказов на похоронные процессии». Веселенькое соседство…
Николай Иванович встречает меня радушно, но разговор сразу начинает с укоризны:
– Право слово, не ожидал! Что же вы в капитулянтство-то ударились в своем меморандуме?
– И где же вы разглядели у меня капитулянтство? – спокойно интересуюсь у него.
– Как же! А ваши предложения пойти на поклон к социал-демократии? А ваше предложение РКП(б) выйти из Коминтерна? Это уже вообще что-то немыслимое! – горячится член Исполкома Коминтерна и кандидат в члены Политбюро.
– Во-первых, Николай Иванович, никаких предложений пойти на поклон к социал-демократии в моей записке нет, и где вы их сумели там вычитать – ума не приложу. Что-либо выходящее за рамки уже известной тактики единого фронта мною не предлагается. Другое дело, что я придаю этой тактике более существенное значение, нежели это принято сейчас в Коминтерне.
