Олег Измеров - Задание Империи
На фронтоне над входом красовался огромный двуглавый орел, а над ним был, как и над управой в селе, вывешен черно-желто-белый имперский флаг. Виктор понял, что тут, очевидно, и есть губернское правление и подобные ему ведомства.
Перед центральным подъездом красовалась конная статуя на невысоком, метра в полтора, бетонном постаменте. «Пересвет, что ли?» — подумал Виктор.
Еще он успел заметить, что среди бродящих по губернскому центру в праздничный вечер людей он, пожалуй, относится к высокорослым. Народ был как-то размером помельче, хотя и не сказать чтобы физически слабее. «Акселерация», вспомнил Виктор. В пятьдесят восьмом, наверное, это тоже было, просто, видимо, не настолько, чтобы бросаться в глаза.
Что касается одежды, то Виктору показалось, что он попал на съемки костюмированного фильма про довоенную Варшаву или Ригу. Практически не было видно традиционной народной выходной одежды, что извлекается из сундуков по великим праздникам. Зато были наряды по моде тридцатых, от торжественных, но аскетичных и экономных, до носящих явные элементы роскоши. Попадались мужчины в элегантных белых костюмах и галстуках с заколками; обычным же праздничным прикидом простонародного местного мэна служила белая или в вертикальную полоску рубашка с коротким рукавом, белые парусиновые брюки и парусиновые же туфли, а на голове красовалась белая кепка набекрень. Наряды женщин были намного более разнообразны, от льна до шелка, не было разве что женских брюк и представительницы зажиточной части не украшали себя неуместными в жару мехами. Виктора по чисто практическим соображением интересовала более мужская одежда; вскоре он понял, что в своей рубашке в мелкую желтую клетку, светло-серыми брюками из плащевки и кремовыми туфлями на полиуретановой подошве он не сильно выделяется из общего фона и позиционируется, как приличный господин, которого мало интересует внешний лоск, и который выбирает наряд простой и удобный, уделяя, однако, внимание созданию своего стиля. К тому же плащевка здесь выглядела кульно, хотя и не вызывала удивления.
Губернская, с тротуарами и площадью перед официальным зданием, была вымощена свежим асфальтом, еще не успевшим вытащить из себя истертую ногами щебенку и растрескаться. Этакий показательный километр идеального асфальта.
По дороге на Мценскую, по адресу хозяйки, Виктор заскочил в несколько попутных магазинов на Губернской, имея две цели: взять на первый заработок что-нибудь съестное, ибо он еще не только не завтракал, но и не обедал, и посмотреть курс местной валюты. Курс в целом оказался где-то в пределах трех советских рублей за один местный, причем еда стоила дешевле, а готовое платье и обувь — немного дороже. Виктор взял хлеба и полукопченой колбасы, по запаху внушавшей доверия, а по виду похожей на домашнюю колбасу, что появилась в домовых кухнях в середине восьмидесятых.
Мценская, в сторону Стальзавода, оказалась в основном застроена новыми стандартными двухэтажными деревянными домиками на четыре квартиры, с большими открытыми верандами по бокам. Домики были стандартно покрашены в синий цвет, как и штакетники, ограждавшие палисад. Асфальтовое благополучие центра Бежицы, как оказалось, к западу было ограничено Губернской, и Мценская далее в сторону Литейной мощена была булыжником, тротуары оказались деревянными, из досок — сороковок, уже потемневших от солнца и дождей и местами треснувших, а между тротуаром и проезжей частью тянулась канава для сточных и ливневых вод, густо поросшая бурьяном и лопухом.
Дом по указанному адресу оказался за Петровской, почти у самого поворота, где, можно считать, начиналась Молодежная. Был он такой же стандартно-синий, с шатровой крышей из плоского шифера, еще не успевшего потемнеть, в палисаднике стандартно благоухал жасмин, задумчиво темнел отцветший куст сирени, и пионы качали пышными пунцовыми и белыми головами, и были еще разные мелкие цветы, на которые Виктор уже особого внимания не обратил.
У дверей подъезда, спрятанных под небольшим навесом крыльца, виднелась черная ручка механического звонка и висела табличка, сколько раз кому звонить. Виктор еще раз глянул записку: хозяйку звали Задолгова Екатерина Михайловна, и по прочтении этой фамилии Виктор представил себе дородную высокую женщину с нарумяненными щеками и в длинном сарафане с оборками. Звонить ей надо было трижды.
«А это не может быть ловушка? Ну, скажем, направить незнакомого человека какой-то адрес проверить, а потом следить, что будет. Хотя — слишком сложно. И вообще, что это я типа профессор Плейшнер, мандражирую? За цветок на окне мне никто не говорил, пароль не сообщал…» Виктор поднял голову, и увидел, что цветы торчали тут на всех восьми окнах фасада, кроме лестничной клетки. Он плюнул, спокойно вошел в калитку, и трижды крутнул ключик звонка.
6. Ужин у бубновой дамы
Дверь открыла молодая девушка или женщина, во всяком случае, явно не достигшая тридцати, невысокая, чуть полненькая, но настолько, чтобы это портило привлекательность ее фигуры, темноволосая, с уложенной на затылке косой а-ля Юлия Тимошенко, с натуральным румянцем на щеках с ямочками. Одета она была в тонкую, но непрозрачную светлую блузку с коротким рукавом, причем было заметно, что она, подобно тому, как это делало часть девчонок в восьмидесятом в сильную жару, не носила лифа; также было заметно, что эта деталь одежды ей, в общем-то и не требовалась, ибо природа сама прекрасно позаботилась о поддержании нужной формы. Светло-серая юбка миди создавала эффект стройности, а прикид завершали туфли на легком каблуке и белые носочки с лазоревой тонкой полоской поверху.
— Добрый вечер. Мне бы Екатерину Михайловну увидеть.
— Так это я Катерина Михайловна.
— Еремин, Виктор Сергеевич. Мне сказали, что вы сдаете комнату, и я хотел бы посмотреть и переговорить насчет условий.
«Во будет фокус, если она уже сдана»
— Пожалуйста, проходите! Наверх, на второй этаж. Вот сюда.
Виктор прошел на четвертый этаж, вошел в квартиру, снял туфли, и тут вспомнил, что он до сих пор держит гвоздики в руках.
— А это вам, — сказал он, протягивая цветы Катерине.
— Мне? За что?
— Я загадал, что если комната будет свободна, то я дарю хозяйке букет.
— Как мило! Зовите меня просто Катя.
— А меня просто Виктор, — сказал Виктор и тут же вспомнил, что с этой стандартной пары фраз начинались почти все его мимолетные связи в иных мирах.
Квартира Кати состояла из трех комнат; гостиная метров восемнадцать и пара комнат на вид метров девять; в одной из них располагалась спальня хозяйки, а вторую, окно которой выходило на Мценскую и располагалось на фасаде со стороны лестничной клетки, а дверь выходила в коридорчик, собственно, сдавали. В комнате стояла кровать, простой столик, тумбочка, пара стульев, на стене были вешалка и книжная полка. Стены были оштукатурены по дранке и побелены, с потолка свисала электролампочка, у тумбочки была розетка, а у входа на стене висела черная тарелка репродуктора; в глаза бросалась ностальгическая проводка витым проводом по фарфоровым изоляторам. На полу лежали простенькие полосатые дорожки, чтобы не пачкать пол и босиком ходить было не холодно; такая же была постелена и в коридоре. Потолки, даром что дом деревянный, были повыше, чем в хрущевках.
— И сколько будет с меня?
— Недорого. Пятнадцать рублей в месяц всего-то.
— Пятнадцать?
«Это полтора рубля в день советскими. Если сравнивать с общагой — много. А сколько же, интересно, дикарем на юге стоило в начале семидесятых? Рубль в день? Больше?»
— Но это же не койка, а целая комната! — сделала круглые глаза Катя. — С электричеством и радиофицированная! Коммунальные удобства имеются — водопровод, раковина, ватерклозет пожалуйста! Веранда летом на свежем воздухе сидеть! Чистота и абсолютные санитарные кондиции гарантируются! Соседи приличные, место тихое и спокойное!
«Ладно», — решил Виктор, — «источник бабок пока есть, а рисковать тоже не смысла. Где-нибудь в сортире на улице подцепишь инфекцию, а тут даже антибиотиков не изобрели. Если что — потом всегда успеем куда-нибудь съехать.»
— Катя, вы меня убедили. Я пока сниму комнату на неделю, а когда в течении этих дней прояснятся мои дальнейшие планы, уже буду смотреть дальше. Вот вам сразу три с полтиной вперед.
— Так я чаю соображу, — засуетилась Катя, — а то вы с дороги, верно?
— У меня тут на ужин колбаса есть и хлеб.
— Так я пожарю вам с картошкой, и вообще давайте вместе отужинаем, время уже подошло.
— А ваших не будем дожидаться?
— Да я одна живу. Муж мой покойный приказчиком работал в магазине у паровозного — не тот, что Центральный, а что на Губонина, бывшей Бежицкой, где когда-то была гостиница Мурзина, знаете?
