Сергей Сезин - Нарвское шоссе
Про работу решил сказать, что сначала мы с батей строительными работами пробавлялись, потом меня на железнодорожную станцию грузчиком взяли(это и правду было, только меня быстро уволили, всего пару месяцев проработал). Во! Скажу, что меня уволили, а латыша-земляка на мое место взяли. Это со мной тоже было, только не на товарной, а в магазине запчастей, только земляк был не латыш ,а даг. А потом для простоты на складе работал. В нем стройматериалами торговали, а при нужде и ремонт можно было сделать.
И вот там я работал до Советской власти. А когда она стала - ну это я помню, с августа. В передаче все про черный август толковали, вот я и запомнил. А после? Там же и работал, только хозяина уже не стало, а склад стал народным. А куда хозяин делся? Сбежал, однако.
Ну про астигматизм я так и заверну, что в военкомат меня вызывали, но под призыв я не попал, из-за него самого, а нужно было пройти обследование у врачей. А его не произошло, война произошла.
А что дальше было? Ну, так как и придумал. Немцы близко к Риге подошли, местные тоже стали головы подымать и немцев ждать, а мой начальник склада решил, что нечего немцам оставаться трофеем. Он взял шофера, машину и двух русских, что на складе работали, меня и ,ну пусть Ивана. Погрузили мы в нее свои вещички, кассу, документы и поехали.
Где мы ехали - а черт его знает, не знаток я географии, помню, что и через латвийские села ездили, и через эстонские, и через русские. Так и ехали, пока под бомбежку не попали. В дороге машина ломалась, мы ее чинили, нас милиция задерживала, выясняла, потом отпустили.
Как машина называется? Хороший вопрос, прямо на засыпку. А как ее назвать? А пусть будет 'Форд'! были ж они тогда, наверняка были. А какая модель - а фиг ее знает.
Но есть опасный момент - разговор по - латышски. А в нем я ни бум-бум. А, скажу что-то по фински. Я по нему болтать могу(ну немножко совсем, если честно) .А если мы со знатоком друг друга не поймем, то скажу, что там, где я жил диалект такой. И немцев в Риге много живет, а они всегда по-своему треплются. И русские тоже есть. И плевали мы на язык латышский.
Гнилая отмазка, но не рассказывать же, что я из будущего. И другие варианты совсем не катят. Ведь я, коль скажу, что жил где-то под Питером, что могу про жизнь рассказать? А ничего, ни цен, ни деталей, ни за кого голосовали, ни что где находится. Пусть даже про Питер спросят: где какие старые дома стоят, это я скажу, а где что продают-я уже не скажу. Потому что за семьдесят лет магазин мог десять раз поменяться - сейчас там охотничий, потом булочная, потом вообще книжный. Ну, что сейчас в Смольном - скажу. А что сейчас в Зимнем - музей, или что-не знаю.
Вот где НКВД-это я знаю, по телику про это часто говорили. А вот почем хлеб - не знаю.
А что это за житель, который не знает, сколько стоит хлеб, который он каждый день покупает, зато знает, что НКВД на Литейном? Однозначный шпион, которому рассказали, куда его заберут при поимке, а про хлеб не рассказали. А вот с Латвией может прокатить. Может, а может, и нет.
Вот с ценами надо подумать. Кстати, какие деньги в Латвии до СССР были? А, не знаю. Худо. Нет, щас вспомню! После того как эти прибалты поотделялись, они все кричали, что у них все будет как в 40м году, то есть до СССР! А логично, что они свои деньги так назовут, как они до того назывались? Логично. В Эстонии сейчас крона, В Литве - лит, а в Латвии-лат! Иесс!
А как с ценами быть - наверное, два нуля срежу от нынешних и так скажу. А насколько это много? Ну, скажу так, что когда работа есть, на пожрать-попить хватит. На что-то больше - уже с трудом. Как и у меня было. Когда без семьи - ничего, а дети пойдут, так уже не про свои нужды думать надо, а про то, что детям купить. А себе - если останется. Без работы - голый вассер.
Тут мне резко поплохело, голова закружилась, и меня аж в сторону бросило. Но на минутку.
--Эй, чего с тобой?
--Да что-то в головою стало, было уже пару раз после бомбежки - голова кружится и идти тяжело.
--Контузило тебя, ишь с лица бледный стал, даже губы белые. Или во к колонке, лицо сполосни, полегче станет.
Шагнул к колонке, нажал на ручку, лицо обмыл, потом с руки отхлебнул. Еще. Шею тоже обтер водою. Отпустило. Попил еще.
--Ну, вот, хоть не такой белый, как луна в тумане. Ладно, пошли, еще два квартала осталось.
Вот чертова колдунья! Вернусь, я тебе голову отверну и свечку вместо нее вставлю! Этож до чего человека довела!
А вообще я за эти два дня как-то много головой работать стал. Обычно я так много думал, когда замышлял, что с работы спереть можно.
И правда, уже недалеко осталось. Прошли оба квартала и вышли к двухэтажному каменному дому. Таких в старых частях Питера полным полно, есть такие и в мелких городах.
Обычно на первом этаже какой-то магазинчик или контора находится, а на втором люди живут. Бывает, что учреждение и его занимает. Домики такие иногда украшены разными фигурными кладками, лепниной, а иногда нет на них ничего. Как этот домик. На входе часовой. Вывески снаружи нет, флага тоже.
Зайдем. Пришла пора отвечать за готское скотство. Придется в тяжелых случаях прикидываться в обморок падающим. Вообще все правильно, видал я и на чеченской войне контуженных, и кирпичами во дворе битых-там может быть всякое, особенно если поддать или перенервничать. Ну, тут водяры не дадут, а вот нервы попортить - это запросто. А значит, понервничал, поорал- вполне реально в отрубе оказаться.
Зашли мы в дверь, прошли в большую прихожую. Стоит там загородочка, за нею сидит паренек .У него стол с телефонами.
Конвойный мой его спросил:
--Товарищ сержант, я задержанного привел. Лейтенант Малинин его прислал. Без документов потому что.
--А куда я его дену? И заняться им некому. А из особого отдела кого-то вообще поймать нет возможности. Забегут на минуту и опять по делам. Ладно, сейчас займемся. Подходи ближе сюда!
Это уже явно мне. Подошел.
--Говори, как тебя зовут и откуда.
Ну объяснил, потом сказал, где я вроде как живу и работаю.
--Садись теперь сюда, пиши объяснение, отчего ты здесь и где твои документы.
И тут я малость побузил. Намеренно. И именно малость. Я уже услышал, что он сержант, то есть некто с бугра и реальной власти у него нет. Так, пока настоящее начальство в разгоне. Да и писать - это мне муторновато плюс боюсь, что тогдашними ручками писать не смогу. Гелевых тогда явно не было, а черпать ручкой чернила не умею.
--А чего я должен заявы писать? Заяву пишут, когда чего просят или поясняют, когда натворили чего. А я ничего не прошу, и оправдываться мне нечего. Я что - обязан паспорт с собой везде носить? Нет! И здесь не граница и не секретный завод, чтоб режим соблюдать: с бумажкой пускать, без бумажки-нет. Предъявите мне статью, что под за...деланным городом Кингисеппом всем положено только с паспортами быть ! Есть она - сажайте, раз нарушил. Нет - тогда прокурор на вас самих поглядит, сами знаете как на что. Предъявляйте!
--Э, да ты, видать, из блатных!
Это конвоир сбоку.
Я не ответил, но скроил морду как бы довольного собою. Вообще сейчас я действительно малость под блатного закосил. Так, самую малость. А сержант как-то стушевался и негромко сказал:
--Немцы уже за Псковом.
Я промолчал. Чего тут скажешь! И отвели меня в какую-то кладовку без окон, но с тусклой лампочкой и в нее посадили. Мебели там не было, но лежали какие-то бумаги. Так, пара стопок на полу. Глянул на одну - какой-то незаполненный бланк учета квартирохозяев по постою войск. И в дате двадцатые годы поставлены. А в двери явно замок заскрежетал. Заперли. Пить не поят, кормить не кормят, в сортир не водят, но хоть не обыскивают. Интересно, флягу мою замотают или мне вернут?
Ну, коль жрать, пить и испражняться никак нельзя ,то полежу я и ,может, даже усну. Сгреб этих бланков себе под голову и улегся. 'Ложусь на новом месте...' Тьфу!
И задремал, а сколько я спал - не знаю. Лампочка погасла, а окошек не было. А чего погасла лампочка - бес ее знает. Наверное, кто-то казенное электричество бережет. Ну, а в темноте спать сподручнее.
Разбудили меня кто его знает когда. Постукиванием в подошву вьетнамки. Эт правильно. А то нагнешься ко мне за плечо потрясти, я возьму да и укушу.
--Эй, вставай! На допрос пора!
--Встаю, встаю! А нельзя перед допросом воду отлить, а то сама пойдет!
--Можно. Выходи в коридор!
Вышел я, а вьетнамки оставил. Намеренно. Бес его знает, бывают ли они в эти времена. Со штанами по-другому не выйдет, а их можно не показывать. И не покажу. По слову конвойного повернул я налево и вышел по коридорчику во двор дома. А на улице уже явно к закату дело идет. И впереди будочка на две дырки. Но чисто внутри, не как в парках в таких 'Эм и Жо'.И я приятно посидел и обе нужды удовлетворил. А для очистки организма на гвоздике висел журнал 'Военный зарубежник', только уже хорошо использованный. Портило впечатление только то, что дверцу по требованию конвоира я не закрывал, чтоб он за мной следить мог, не пытаюсь ли я от него уплыть через дырку в Балтийское море. Не привык я как-то гадить под пристальным наблюдением.
