Игорь Негатин - Экспедитор
– Они совпали?
– Секунда в секунду. Кроме того, мне удалось начертить график. Смотри. – Он достал из набедренного кармана блокнот и показал несколько набросков. – Сначала идут сильные помехи. Видишь? Потом они ослабевают и затухают окончательно. Пауза на две минуты – и снова, – Мишка щелкнул пальцами, – сильный скачок. Такое ощущение, что кто-то пытается включить некий механизм, но он не хочет работать. Когда это повторилось два раза подряд, я наведался в круглый зал и оставил там метки. На следующий день заметил, что они не совпадают.
– Диск сдвинулся?
– Примерно на два градуса.
– Ты говорил, что помехи возникают два раза в день? – вспомнил я.
– Да, и каждый раз этот проклятый диск поворачивается на один градус.
– Что думаешь делать?
– Описал находку как положено. – Мишка пожал плечами. – Пусть наши ученые головы ломают. Наше дело – найти и раскопать. Так что обратно пойдешь нагруженным.
– Плевать, – отмахнулся я. – Не на плечах же потащу.
– Кстати… Спасибо за технику, которую доставил. Она нам понадобится.
– Для изучения этой находки?
– А вот это, Сергей Владимирович, – усмехнулся он, – уже государственная тайна…
По идее, мы с Роговым должны были провести в лагере целую неделю. Дело в том, что экспедиций много, графики перемещений перегружены, а принять модули обратно не так уж и просто, как может показаться на первый взгляд. Нам этих проблем не видно, но у парней из технического отдела седых волос прибавляется не по дням, а по часам. Один из ребят, служивший до этого в авиации, говорил, что дозаправка в воздухе отнимала гораздо меньше сил и нервов.
В этот раз все произошло иначе. Уже на следующее утро после разговора с Михаилом к нам в палатку заглянул связист и передал расшифровку сообщения. Я прочитал, перехватил его удивленный взгляд и кивнул Рогову, который старательно соскабливал со щек цыплячий пух.
– Заканчивайте ваше бритье, Алексей Семенович, и собирайте вещи.
– Как так? – Он даже замер.
– Вот так. Сегодня вечером нас отсюда забирают…
Незадолго до назначенного времени вывезли капсулы в сторону от лагеря. Модули были уложены на землю с интервалом в полметра. Когда мы закончили, ко мне подошел Мишка. Подал внушительный пластиковый пакет, опечатанный его личной печатью, и кивнул:
– Вот, это самое главное. Не потеряй по дороге.
– Не переживай, старый ворчун, – я усмехнулся и хлопнул его по плечу. – Надеюсь, вас скоро сменят, и мы успеем съездить на рыбалку.
– Надеюсь…
Потом… Потом все было как всегда. Включаем систему возврата и занимаем свои места в капсуле. Захлопнулся люк, и на мониторе пошел десятиминутный обратный отсчет. Самое паршивое время… Хлопок! Капсулу слегка качнуло. Еще один! Второй модуль ушел. Наша очередь…
6
– Сергей Владимирович, вы уверены, что атмосфера в археологической экспедиции была нормальной?
– Абсолютно.
– Никаких конфликтов или чего-нибудь подобного?
– Нет. – Я покачал головой и смял в пепельнице сигарету. Пятую с начала нашей беседы.
Мой собеседник хоть и недовольно покосился, но ничего не сказал. Он не любил курящих, но меня это мало волновало. Были проблемы и поважнее.
– Хорошо, но вы были в лагере не больше полутора суток и могли этого не заметить.
– Сомневаюсь. Если бы назревал конфликт, то Михаил Кондратьев имел возможность отправить виновника со мной. Такое уже случалось. В этом случае Рогов остался бы в лагере и вернулся в следующий раз.
Такие случаи и правда бывали. Несколько раз я вытаскивал парней из экспедиций в своей капсуле. По разным причинам… Конфликты с коллегами, тяжелые травмы, семейные обстоятельства. Это запрещено правилами Сотки, но человеческую жизнь трудно загнать в рамки служебных инструкций.
– Это непозволительно с точки зрения предписаний для экспедиторов.
– Алексей Рогов стажер, и, понадобись эксфильтрация одного из археологов, я бы взял на себя ответственность и оставил Алексея в лагере Десятки…
– И нарушили бы график последующих работ, – сказал он и недовольно поджал губы.
– Рогов еще не экспедитор, а стажер. Вы не хуже меня знаете, что он не включен в общий график дежурств, так что на работу института это никак не повлияло бы.
– Как вы полагаете, почему Кондратьев повел вас показывать свою находку?
– Он посчитал это важным.
– Почему?
– Не знаю.
– Может быть, вам или вашим коллегам во время командировок уже приходилось видеть нечто подобное?
– Нет.
– Откуда такая уверенность? Вы не разведчик и не исследователь.
– Я экспедитор, и нам приходится быть осторожными. Находки подобного рода заносятся в отдельную базу, которую мы обязаны изучать, чтобы избежать неприятностей.
– Хорошо. Благодарю вас за информацию. Отдыхайте… – Начальник поднялся, собрал со стола бумаги и пошел к выходу, оставляя меня наедине с мыслями.
Неприятности начались… Хотя какие, к черту, неприятности?! Маячки наших парней из Десятки погасли один за другим через шесть дней после моего возвращения! Объяснить, что это значит? Гибель третьей археологической экспедиции. В полном составе.
Группа быстрого реагирования была готова отправиться сразу после получения первых двух трагических сигналов, но заброска сорвалась из-за помех. Канал постоянно прерывался, грозя гибелью поисково-спасательной группе, и парней придержали «до выяснения». Все попытки связаться с экспедицией ни к чему не привели, и следом за первыми двумя погасли и все остальные маячки.
Судя по коротким промежуткам, на лагерь было совершено нападение. Перед рассветом. Дольше всех продержался Михаил Кондратьев. Операторы, пусть и совершая должностное преступление, рассказали, что он отбивался больше четырех часов, прежде чем вживленные в тело датчики констатировали смерть. В свое время я служил в группе контроля и знаю, что чувствовали наши операторы. Это страшно – сидеть и наблюдать, как на экране гаснут жизни твоих друзей. Гаснут одна за другой, а ты сидишь, вцепившись в поручни кресла, тупо пялишься на монитор и ничего не можешь сделать…
Я вышел из штабного здания и увидел Вадима Денисова, вернувшегося из экспедиции несколько дней назад. Судя по хмурому выражению лица, он уже знал новости о Десятке. Вадим посмотрел на меня и кивнул:
– Привет. Уже слышал?
– Да.
– Трахома… – Вадим выругался и запустил сигарету в мусорку. – Как думаешь, что наши предпримут?
– Черт знает. – Я пожал плечами. – Поисковиков отправят. Для расследования причин их гибели и… И вообще.
– Парней надо вернуть. Не дело им в чужом мире оставаться. Тем более после смерти.
– Вернем.
– Ладно, Шатров, пошел я своих карапузов гонять, а то вернулись и сразу расслабились. Заходи, когда освободишься. Ребят помянем…
– Зайду.
Я проводил его взглядом и достал сигарету. Покрутил ее в пальцах, потом выбросил и повернул обратно. Взбежал на второй этаж и повернул направо. Туда, где на одном из кабинетов была табличка с фамилией моего начальника. Командир был на месте. Судя по всему, последняя ночь выдалась бессонной не только у меня.
– Шатров? – Он оторвал взгляд от документов и прищурился. – Чего тебе?
– Юрий Петрович, у меня есть просьба.
– Излагай, – сухо кивнул он.
– Включите меня в состав поисково-спасательной группы.
– Зачем?
– Во-первых, лучше ориентируюсь в Десятке, знаю примерные точки десантирования, а следовательно, мы быстрее доберемся до лагеря.
– Не аргумент.
– Я понимаю… Я знал Мишку Кондратьева около десяти лет.
– Тоже не аргумент… – Он немного помолчал, посмотрел на меня и прищурился. – Ты же в отпуск собирался?
– Петрович, ну какой тут, на хрен, отпуск?!
– Не наглей, капитан! – оскалился он.
– Извините, – сказал я и отвел взгляд в сторону.
Начальство лучше не злить. Тем более что оно не виновато. Я тоже не виноват, но чувство, что упустил нечто важное, ставшее причиной этих смертей, не исчезало. Захаров выдохнул и незаметно помассировал левую сторону груди. Помолчал, постукивая пальцем по столешнице, а потом все же кивнул:
– Согласен, проводник им не помешает. Предложу твою кандидатуру Ивану Ивановичу, но чтобы там без глупостей!
– Какие уж тут глупости…
Иван Иванович Романов – директор нашего института. Высокий и крепкий мужчина, уже разменявший седьмой десяток. Он был похож на актера Алексея Глазырина, запомнившегося по фильмам «Белорусский вокзал» и «Щит и меч». Темные, с обильной проседью волосы, суровый взгляд из-под очков в черной роговой оправе и всегда плотно сжатые губы. Мужики его уважали. Было за что. Он строго с нас спрашивал, но и прощал очень многое, зачастую игнорируя служебные инструкции, если это шло на пользу делу.
