Юрий Корчевский - Воевода
Уснул я мгновенно, как в яму провалился. И спал, как мне показалось, недолго.
Проснулся внезапно, от ощущения, что в комнате кто-то есть. Осторожно открыл глаза. За столом сидел Андрей, крутил в руках пистолет. Я цапнул себя за пояс — нет оружия. Потом только дошло, что в комнате светло, а свеча не горит. Стало быть — уже утро, рассвело.
— Андрей, ты чего — не уходил?
— Почему же, уходил, поспал в соседней комнате. Захожу утром, а ты свернулся, да пистолет за поясом в ребра упирается. Ты уж прости, вытащил его от греха подальше.
Андрей вернул мне пистолет.
— Андрей, мне бы умыться да поесть. Неизвестно, когда кушать в следующий раз придется. А потом проглядим списки — кто во дворец ходил в день убийства?
Я поднялся, надел сапоги. Тело после нескольких дней скачки еще ныло, особенно ноги и пятая точка. Вспомнив, что сегодня снова предстоит ехать верхами, я чуть зубами не заскрежетал.
Пока я умывался, Андрей принес миску с горячей гречневой кашей и кувшин с квасом, положил на стол краюху хлеба. Я жадно съел, поблагодарив Андрея. Тот вынес пустую посуду и вернулся с бумагами в руках.
— Тебе всех счесть?
— Дай, я сам просмотрю.
Я начал читать бумаги. Допрос стрельца Коркина — так… и далее десять фамилий — боярин Барбашин, бояре Денисьев, Трубецкой, Румянцев и еще, и еще… Взял второй лист. Стрелец другой, фамилии почти те же самые. Все не запомнить.
Я взял чистый лист бумаги, Андрей услужливо подвинул чернильницу с пером.
— Давай сведем всех в одну бумагу. Бери по порядку листы, читай фамилии.
Андрей стал зачитывать список, а я записывал. Во втором и последующих листах фамилии часто повторялись, но их я уже не писал, только черточки ставил напротив фамилий.
Когда закончили с писаниной, в итоге получилось четырнадцать человек.
— Андрей, это все?
— Все.
— А обслуга где? Кто-то же на кухне кашеварит, во дворце убирает, белье стирает, на стол подает. А рынды где? А служивые из Дворцового приказа? Надо было бы писать всех.
— Так это же список какой выйдет! — изумился мой помощник.
— Понятно, неохота, но надо. Учти на будущее.
Я свернул бумажку с написанными мною фамилиями, сунул за пазуху.
— Лошади готовы?
— Под седлом уже.
Мы прошли по коридору на задний двор, поднялись в седла, тронулись. По Москве ехали шагом, а, миновав посады, пришпорили коней.
Часа через три на пригорке показалось сельцо.
— Голутвино, имение боярское.
— Ты вот что, Андрей. Я сам поговорю с боярыней. Ты смотри, слушай, но не встревай.
— Понял — слушать и молчать.
Мы доехали до усадьбы.
Хмурый слуга пускать не хотел, но после того как Андрей рявкнул: «Разбойный приказ, по велению государя!» — открыл ворота.
Мы спешились, завели коней во двор в поводу. Въехать верхом мог только сам хозяин или государь. Иначе такой поступок сочли бы проявлением неуважения к хозяину, и нарушителя обычая могли побить палками.
Слуга принял поводья, мы взошли на ступени высокого крыльца, отворили дверь.
С трудом удалось уговорить служанку позвать боярыню.
Через некоторое время хозяйка дома спустилась по лестнице. Одета в черное, глаза — опухшие от слез.
Я извинился за визит, объяснив, что мы приехали ненадолго.
Боярыня пригласила нас в горницу. Села сама, указала на лавку нам. Усевшись, я откашлялся.
— Мы из Разбойного приказа, по велению государя проводим сыск. Убийцу мужа твоего — царствие ему небесное, ищем, боярыня.
— А если и найдете, мужа уже не вернуть.
— Зло должно быть наказано, тогда душа боярская покой обретет.
— Что вас интересует?
— Расскажи, боярыня, кто в знакомцах ходил у хозяина?
Боярыня назвала несколько фамилий.
— А враги были у боярина?
— Явных — ну чтобы убить могли, не было, но завидовали боярину многие. Не всем удается ближним боярином стать. Это же какая честь — быть вблизи государя, помогать по мере сил.
— Назови завистников.
— Вдруг ошибусь, а вы их на дыбу?
— Да что же мы, на кровопивцев похожи? И не позволит никто по одному лишь слову на дыбу.
Боярыня колебалась, потом все-таки решилась.
— Бороздин Михаил, Белевский Алексей, Морозов Дмитрий, Соковнин Петр, Румянцев Василий.
— Подожди, боярыня. Это какой же Соков- нин? Левша который?
— Да нет же. Левша — Морозов. Он даже пишет левой рукой. Поговаривают — то дьявольская отметина.
— Ну, это лишнее наговаривают. А полюбовницы у боярина не было?
Боярыня покраснела.
— Нет, не слыхала. Да и хозяин мой в летах был, не до девок ему. Сыновья подрастают, все заботы о них были.
Я краем глаза глянул на Андрея. Он поерзывал на лавке, снедаемый с трудом сдерживаемым нетерпением.
Я поднялся.
— Прости, боярыня, что в сей час скорбный потревожили тебя. Прощай.
Мы с Андреем откланялись, надели в сенях тулупы и вышли во двор. Слуга снял с лошадей заботливо наброшенные попоны. Мы взяли поводья, вывели лошадей со двора и поднялись в седла. Тронули лошадей.
— Боярин, брать его надо, брать немедля и — в подвал, в пыточную, — разом выдохнул мой молодой коллега по сыску.
— Ты о ком?
— Да о Морозове этом. Сам же слышал, что левша он.
Глаза Андрея азартно горели. Видимо, он почувствовал, что напал на след убийцы, и его распирала жажда немедленных, стремительных действий, предвкушение быстрого, громкого успеха. Да и у кого в такие годы не закружится голова? Лишь горький опыт неудач и трагических ошибок может отрезвить лихую голову, но этого опыта моему молодому помощнику еще долго надо набираться.
— Э, брат! Так не пойдет. А если он не виновен? Представь, что среди тех, кто во дворце был, еще левша найдется? Подозрение — даже скорее тень его — есть. Проверить сперва надо, когда был Морозов во дворце, когда ушел? Вот сам подумай — вдруг Морозов пришел во дворец утром и к обеду ушел, а боярина убили уже после. Вы же все суставы ему на дыбе вывернете, калекой сделаете, а он боярин боевой. Вдруг понапрасну обидите честного человека? Нет, время нужно, чтобы проверить все досконально и чтобы утвердиться — он. И тогда уже по Судебнику дело вершить.
— Долго и муторно, — пробурчал Андрей.
— Под пытками любой в чем хочешь сознается. Это не довод. Представь — на тебя подозрение в чем-либо падет, тебя на дыбу подвесят, а ты — ни сном ни духом. Хорошо, если после дыбы на плаху не ляжешь. Отпустят ежели увечным — руку никто не подаст, а и подаст — сам пожать не сможешь, суставы-то повывернут. Захочешь по нужде, гашник развязать не сможешь. Правда — она ведь не в силе, она в справедливости.
Андрей долго ехал молча.
— Вот разумен ты не по годам, боярин. Такое знаешь, что у пас в Разбойном приказе сроду не делали. Откуда сие у тебя? Али учили где?
— Было немного и давно, на чужбине.
— Эх, поработать бы с тобой! Ты не смотри, что я не боярин, не белая кость. Да, из поганого сословия, однако государю предан и учусь быстро. Грамоту вон — за год освоил, — не без гордости сообщил Андрей. — Сам Выродов говорит: «Учись, Андрей, далеко пойдешь, даже может — и до подьячего», — мечтательно вспоминал молодой сыщик, витая в мыслях где-то в облаках, в то время как тело подпрыгивало на жестком деревянном седле, в такт шагам лошади. Впрочем, как и мое, настрадавшееся в долгих переходах…
— Вот присматривайся, как другие работают, и учись. Только помни — это в бою врагов жалеть нельзя, а в приказе вокруг тебя все свои, русские. И прежде чем на пытки человека определить, ответь по совести — достаточно ли у тебя доказательств, что он виновен? Не будет ли совесть йотом мучить? И не придется ли на том свете, на Страшном суде отвечать?
— Чудно ты говоришь, боярин. Действуешь быстро, знаешь — что делать. Чую я — раскроешь убийство, хватка есть у тебя, а говоришь чудно, даже не верится, что не священник из церкви.
— Потому и говорю, что знаю жизнь. За каждым человеком семья его, род. Не только несправедливо обиженному, но и семье больно будет. При ошибке сыска честь фамилии посрамлена будет, звание опоганено, за родом позор потянется — разумеешь?
Долго ехали молча. Это хорошо, пусть задумается, Разбойный приказ — место жестокое, там легко душой очерстветь, на пытки и казнь за вину малую отправить или вовсе невиновного.
Уже перед Москвой Андрей спросил:
— Завтра что делать будем?
— Стрельцов, всю челядь опрашивать — не только, кто во дворце был, но и кто когда пришел и когда ушел. Причем все по-тихому будем делать, чтобы людей не будоражить.
— Понял уже. И тогда ка-а-а-к!
— Не торопись.
Андрей обиженно засопел.
Два последующих дня мы с Андреем занимались нудной, но нужной и неизбежной работой. Опрашивали всех, кто был во дворце в день убийства боярина Голутвина — кухарок, прислугу, стрельцов — всех, кто кого видел. Ситуация осложнялась тем, что часов не было. Ответы звучали приблизительно так: «Был боярин Денисов с утра, когда ушел не видел, кажись — после полудня».
