Юрий Корчевский - Боярская честь
Снова вспыхнул костёр, пираты принялись догрызать вчерашнее мясо, снова изрядно выпили. Похоже, они и не собирались сегодня отчаливать. Наконец поднялись и нестройной толпой направились к пленникам.
Я пружиной метнулся вниз, на орудийную палубу, разжёг лучины, приготовленные канонирами, подбросил древесного угля и сунул в жаровню металлический прут. Ухватившись за верёвку, поднял пушечный порт. Никто и внимания на это не обратил, все пираты стояли к шхуне спиной. Я пооткрывал остальные порты, стал наводить пушку на толпу. И тут, неожиданно для меня, грянул пистолетный выстрел, за ним — второй. Раздались крики. Всё, нельзя терять времени. Надо ковать железо, пока горячо.
Я схватил прут из жаровни, поднёс к запальнику. Грянул выстрел, всё заволокло пороховым дымом. За плотной пеленой ничего не было видно, но я перебежал к другой пушке и поднёс запал. Громыхнуло, пушка изрыгнула картечь. С берега неслись крики, стоны, проклятия. Видимо, не промазал. Пороховой дым отнесло в сторону, и я увидел лежащие трупы и раненых. Половина пиратов выбыла из строя. Часть оставшихся, обнажив сабли, бежала к шхуне. Они размахивали саблями и пистолетами, но не стреляли. Ага, попалили вчера на гульбище и не перезарядили оружие.
Я навёл по гуще набегающих морских разбойников третью пушку с картечью и жахнул. Всё-таки картечь на пятидесяти метрах — оружие страшное. Полетели куски тел, обрывки одежды. До шхуны не добежал никто.
Я выглянул в пушечный порт. У леса кипела схватка. Французам приходилось туго, надо помогать. Я выскочил на верхнюю палубу, по трапу сбежал на берег, у одного из убитых пиратов выдернул из руки абордажную саблю. Она тяжела и неудобна, но теперь у меня в левой руке — трофей, а в правой — своя, испытанная в боях сабля.
Добежав по песку до леса, я ввязался в бой. Моего появления пираты не ожидали, никто не оборачивался назад, и мне удалось сзади заколоть двух пьянчуг. Шевалье де Гравье и маркиз де Люссак оборонялись яростно, но на них наседали сразу по три человека. Одному из нападавших на маркиза разбойников я снёс голову трофейной саблей и, видя, что шевалье приходится совсем туго, бросился туда.
Ко мне повернулся один из пиратов и со звериным рыком бросился навстречу. Силы у пирата было много, но техники и умения — никаких. Я отбивал его удары левой рукой с трофейной саблей и, выждав удобный момент, всадил испанский клинок ему в шею. Добив другого пирата в грудь, я бросился к шевалье на помощь. Видимо, француз совсем выдохся и только защищался. Минуты жизни его были бы сочтены, не приди я на помощь.
Я напал на пирата, яростно вращая обеими саблями. Ошеломлённый, он стал отступать, споткнулся об убитого и упал. Подняться ему я не дал, рубанув саблей по ноге, а затем вогнав трофейную саблю в живот. Затем обернулся к шевалье. Он был ранен в руку, кровь обильно пропитала рукав его рубашки.
Пират уже предвкушал победу, сабля в его руке летала молнией и вдруг высекла искры, столкнувшись с моей. Пират резко повернулся ко мне, но тут шевалье де Гравье собрался с силами и вонзил свою саблю пирату в спину. Пират на мгновение замер, и я его добил, чиркнув саблей по шее. Шевалье побледнел и без сил уселся на землю.
Я бросился к маркизу. Одного из двух оставшихся противников он ранил в живот, и тот сейчас в предсмертных муках корчился на земле, а второго совместными усилиями мы быстро одолели. Маркиз де Люссак тяжело дышал — видимо, он последние минуты дрался на одном характере, потом сел на поваленное дерево. Пусть передохнут, им досталось больше моего.
Я добил раненного в живот пирата, стал обходить берег. Где находил раненого, немедля добивал. Нельзя оставлять за собой недобитого врага, если не хочешь получить нож в спину. Обошёл и осмотрел всё поле боя. Неужели мы сделали невозможное?
Судно слегка покачивалось на волне, берег был усеян мертвыми телами пиратов. Начиная осуществлять план, я сомневался, удастся ли совершить задуманное? Слишком велика разница в силах, да ещё и языковой барьер затруднял взаимодействие. Я беспокоился — правильно ли меня поняли французы. Но мы сделали это, мы победили.
Я добрёл до опушки, присел перед де Гравье. Он был бледен, сказывалась кровопотеря. Я вытащил нож, отхватил от его же рубашки край подола и перевязал руку. Больно, но рана не смертельная. Можно и дух перевести. Де Люссак уже отошёл, отдышался. Поднявшись, он подошёл к нам, пожал мне руку, долго и быстро что-то говорил. Я ни черта не понял.
Теперь можно и перекусить, даже немного выпить. Времени у нас полно.
Одежда, лицо, руки у всех нас были в крови, как в фильмах ужасов. Я добрёл до воды, умылся, застирал одежду. Оказалось, на левой руке есть две небольшие раны. Когда я их получил, даже не почувствовал. Глядя на меня, подтянулись и французы. Обмылись, прополоскали одежду и, за неимением другой, натянули её на себя в мокром виде. Ну и слава Богу, стали походить на людей, а не кровавых маньяков.
На мачте пиратской шхуны болтался пиратский флаг. Я внимательно посмотрел на маркиза — он моложе всех, к тому же шевалье потерял много крови. Маркиз понял, полез на мачту, цепляясь за ванты, сорвал и сбросил флаг в море. Уже лучше. Не сговариваясь, мы подошли к затухающему костру, поели остатки пережаренного мяса, запили ромом.
После схватки с пиратами вставал насущный вопрос — как уплыть на судне? Шхуна — вот она, только как управлять ею втроем, учитывая, что один из нас ранен и ослаб? Я лично в мореходном деле не смыслил ничего.
Французы сидели у костра, переговаривались. Я же полез на шхуну — надо посмотреть, что у неё в трюмах.
Через распахнутый люк виднелись какие-то тюки. Недолго думая я вспорол ножом один тюк. Да это же чай! С чем ещё можно спутать эти сухие листики? А запах?! Давненько я не пил чай — может быть, кто-то из купцов и привозил для себя это заморское чудо, но что-то на торгу я его не встречал.
Я отыскал небольшой котелок, щедро сыпанул туда чая, залил водой, подвесил над костром. Вскоре от котелка распространился дивный, почти забытый аромат. Французы завертели носами, живо обсуждая увиденное. Я снял котелок, разлил по кружкам. Не спеша прихлёбывал из кружки, наслаждаясь вкусом. Это не какой-нибудь грузинский пополам с трухой. Чай был красновато-коричневого оттенка с божественным ароматом и терпким вкусом.
Французы восхищенно цокали языками: им напиток нравился и, похоже, был знаком. Не спеша, на троих опустошили весь котелок чая, и мне даже показалось, что прибавилось сил.
Я подсел к костру. Теперь надо решать, как нам выбираться. Земля видна вдалеке, можно добраться без карты и штурманских познаний, но как управляться с парусами? Маркиз, как мог — на смеси английского, французского и жестами — объяснил, что он сможет поднять один носовой парус с моей помощью, а де Гравье постоит за штурвалом — невелика наука, к тому же не по узкому фарватеру в шхерах пойдём.
На том и порешили, договорившись выйти утром. А сейчас — отдыхать. Шевалье надо немного восстановиться, а мне перетащить наиболее ценные вещи на пиратскую шхуну. Я не привык лениться и тянуть время и потому сразу направился к своей хижине. Немного груза, но за одну ходку не унесу. Сначала захвачу сундучок из каюты капитана — там деньги и карты, вторым рейсом — оружие. Жалко бросать его здесь ржаветь. Тем более что оно отличной шеффилдской стали.
Я перетащил сундучок, изрядно оттянувший мне руки. Маркиз сидел с шевалье, продолжая отдыхать. Я покачал головой, показал на разбросанное пиратское оружие — сабли, пистолеты. Оно нам ещё может самим пригодиться, а при нужде продадим, будут деньги. Оружие в цене, воюют все — разбойники, пираты, армии, королевства.
Маркиз нехотя поднялся, стал собирать сабли и нес их перед собой, как охапку дров. В бою он проявил себя неплохо, дрался просто отчаянно, а сейчас опустил руки. Или господа-дворяне считают, что раз я московит, стало быть — варвар? И должен им прислуживать? Конечно, как воевать или охотиться — занятие дворянское, ну тогда и освобождались бы из плена сами, чего же принимали помощь от варвара?
Я сделал вторую и последнюю ходку к хижине, перенёс оружие и кое-какую одежду.
Маркиз уже собрал всё боевое железо и грудой свалил его на палубе. Я что — холоп при них? Я со злости спихнул всё оружие в открытый люк трюма.
Надо теперь куда-то пристроить капитанский сундучок и свои личные вещи. Поколебавшись, я потащил сундучок в каюту капитана пиратов. В каюте было почище, чем в некоторых других местах шхуны: на полу — персидский ковёр, не иначе — пиратская добыча. А в шкафу я нашёл богато украшенный золотым шитьём камзол и мешочек золотых монет. Развязав его, я с любопытством разглядывал монеты — таких я на Руси не видел. По окружности и в центре вилась арабская вязь. Не иначе — цехины. Как бы они не назывались, всё равно золото, пригодится. Я бросил мешочек в капитанский сундучок, а сам сундучок затолкал в шкаф.
