Письма героев (СИ) - Максимушкин Андрей Владимирович

— Кажется дождь собирается, — задумчиво протянул Никифоров.

Поручик вместе с ротным обходил вторую линию обороны, больше даже не для выискивания огрехов, а чтоб показать людям, что офицеры без дела не скучают, не прохлаждаются в тени, пока люди вгрызаются в каменистый грунт под палящим солнцем.

Да, со стороны Средиземного моря наползала темная туча.

— Давайте, на ту горушку поднимемся и сразу обратно. Нет желания под дождь попасть.

— Кто-то еще утром жаловался на жару, — подначил Никифоров.

Ротный развел руками. Дескать, со всеми бывает. Туча приближалась медленно и неумолимо. Уже весь горизонт затянут темной хмарью.

Они успели, последние пару сотен шагов до машины шли под дождем. Бежать совершенно не хотелось. Иван Дмитриевич поднял лицо к небу подставляясь под капли дождя. Наконец-то! Дождь! Чистый восторг, совсем как в детстве. Тогда тоже бегали по лужам и радовались льющейся с неба воде, раскатам грома, радуге под облаками и чистому свежему воздуху.

— Дождались! Смотрите, как льет!

— Глина набухнет. Копать будет тяжело, Алексей Сергеевич.

— Вечно Вам не угодишь, Иван Дмитриевич, — притворно нахмурился ротный. — Вон, смотрите, что наши солдатики удумали!

Офицеры оторопело уставились на саперов, натянувших брезент между двумя грузовиками. Получилось хорошее укрытие от дождя.

— Стоит взять на вооружение, на марше самое то.

Туча ушла. Дождь прекратился. Не небе вновь заиграло солнышко.

— А нам опять копать, — заявил Чистяков, открыв дверь машины.

В лицо пахнул свежий чистый воздух. Одно хорошо, дождь принес долгожданную прохладу и свежесть. Не на долго. Лужи быстро высохли, от свежей земли из траншей из окопов парило.

Никифоров отправился смотреть как идут работы над укрытиями, а Чистяков поспешил на передовой наблюдательный пункт. Комбат уже позавчера облюбовал склон холма слева от железной дороги, там же пехота успела вырыть окопы, врыть в склон блиндаж, оборудовать наблюдательные позиции.

Настрой у всех тревожный. Обстановка паршивая, мягко говоря. А если серьезно, батальон засел здоровенной такой занозой с зазубринами в толстом жирном афедроне лимонников. Единственный мост через Иордан, единственная связующая ветка между Трансиорданской и Палестинской железными дорогами. Единственный русский плацдарм на правом берегу Иордана. Англичане просто обязаны выдернуть эту занозу и если не вернуть мост, то хотя бы вывести его из строя.

Насколько противник продвинулся на север после вчерашнего разгрома мехбригады, одному Господу ведомо. Командование батальона разумно полагало, что до Голанских высот наши цепляться не будут, банально нечем.

Впрочем, были и хорошие новости. Разведчики смогли установить связь с гарнизоном Дэры. Железнодорожный узел на Трансиорданской магистрали прочно оседлан, наша пехота чувствует себя уверенно, правда, сил для укрепления плацдарма нет. Подполковник Манштейн на радостях тут же снарядил конвой и отправил на машинах в Дэру всех пациентов госпиталя. Мера своевременная, потому как врачи зашивались, группа капитана Комарова вчера вытащила с собой почти пятьдесят человек раненных. Да и стационарный госпиталь куда лучше, чем несколько палаток на берегу под защитой каменного обрыва.

Рано или поздно, хорошее заканчивается. Первыми пожаловали вражеские бомбардировщики. Шестерка двухмоторных самолетов отбомбилась с высоты километра. Особого ущерба бомбежка не причинила, двое легко раненных и дополнительная вентиляция в кабине грузового АМО не в счет. Зато зенитчики открыли боевой счет. Один бомбардировщик напоровшись на очередь автомата вспыхнул и рухнул в воды Галилейского озера. Никто из самолета не выпрыгнул.

Не успели самолеты скрыться за горизонтом, как передовое охранение передало по рации, что с запада приближается колонна противника. Пехота и саперы не зря махали лопатами с утра до ночи. Две линии окопов, позиции артиллерии, пулеметные гнезда, площадки минометов, мелкие траншеи и ходы сообщения. За двадцать шагов перед окопами растянули спираль Бруно, мотки пружинящей колючей проволоки нашлись в имуществе саперной роты. Вот и пригодилось.

Увы, это только в кино можно буквально за день опутать батальонный узел обороны глубокими траншеями, да еще нарыть ложных позиций с макетами. В реальности все гораздо хуже. Иван Дмитриевич как инженер прекрасно знал дневные нормы выработки землекопов, они даже выше, чем у пехоты. Да и грунт на берегу Иордана паршивый — глина и камень, особо не размахнешься.

По расписанию, саперы сразу после сигнала тревоги отошли на едва намеченную третью линию. Людей Чистякова берегли как ценных специалистов, при этом все понимали — солдаты они так себе. Да и вооружены трехлинейными карабинами, в отличие от поголовно оснащенных нормальными автоматическими «шведами» бронегренадеров.

— Началось, — прошипел пехотный прапорщик, наблюдавший за противником в бинокль. — Десять танков, из них шесть пехотных. Дистанция огня семьсот!

— Есть семьсот! — сидевший на дне окопа связист четко передал указания орудийным взводам.

— А вон и пушкари пожаловали, — наблюдатель добавил яркий образный эпитет.

— Отставить семьсот! — неожиданно отреагировал комбат. — Огонь открывать с пятисот!

— Есть с пятисот!

— Курите, господа, — Манштейн присел на дно окопа и первым извлек портсигар. Четверть часа у нас есть, затем начнется свистопляска.

Комбат угадал. На позиции русской пехоты обрушился частый град из снарядов многочисленных легких орудий. Британская 25-фунтовая пушка-гаубица метает не слишком тяжелый снаряд, но зато этих пушек у противника много. Сейчас плацдарм обрабатывали не менее трех батарей этих орудий. О какой-либо контрбатарейной борьбе и речи не было. Русские полевые трехдюймовки предназначены исключительно для поддержки своей атаки прямой наводкой. Как противоштурмовые тоже работают, а вот навесом по закрытым позициям…. Увы!

Из Дэры по радио обещали воздушную поддержку, но, как говорят наши союзники: «Я слышу весть, но не имею веры». Все слишком хорошо знали, что ближайшие наши аэродромы находятся за семьсот километров. Только в одну сторону бомбардировщикам лететь два часа. А еще надо подготовить вылет и вообще передать заявку летунам, это тоже не за секунды решается.

Оставалось только лежать на дне траншей, свернуться калачиком в окопе, забиться в нору, если успел ее вырыть и молиться. По счастью, большая часть вражеских снарядов легла на ложную линию обороны, слегка намеченную цепочку окопов в ста метрах перед настоящими окопами. Поручик Никифоров сегодня развлекался как следует, с помощью своих саперов сооружая противотанковые батареи, пулеметные гнезда и даже врытые в землю танки из досок, бревен и маскировочных сетей. Сейчас все это художество взлетало на воздух и рассыпалось в прах под огнем противника.

Прилетало и по настоящим позициям. С командного пункта можно было только догадываться, какие потери у наших от огня.

Обстрел стих так же внезапно, как и начался. Противник под прикрытием артиллерии спокойно развернулся и шел в атаку. Впереди фронтом шесть тяжелых танков, на флангах легкие пулеметные машины. Перед и за стальными монстрами цепи пехоты. Огонь задробили только легкие гаубицы, обстрел из минометов продолжился. Вон, сами минометчики развернулись за своими атакующими порядками, работают как на полигоне.

Самое страшное, это терпеть и ждать. Стиснуть зубы, нести потери, вздрагивать от близких разрывов, молиться и богохульствовать одновременно, но ждать. Ждать! Ждать! Ждать, когда первая цепь пехоты пересечет намеченный ориентир.

Никифоров попросил связиста соединить с саперной ротой. Ответили сразу. На тыловых позициях тихо и спокойно. Редкие залетевшие снаряды не в счет. Поручик успокоил ротного, кратко обрисовав ситуацию.

— Это нормально, Иван Дмитриевич. Если не прорвутся через пехоту, нам сегодня только окопы раскапывать. Держите руку на пульсе и связь с батальоном.