Предварительные решения - Сурмин Евгений Викторович

«Ну и хрен с тобой», – напутствовал неприятного типа Иван, снова уходя в воспоминания.

Да, Белый тоже получил «сталинку», но к тому времени, когда курсанты об этом узнали, Ивану это было, мягко говоря, безразлично. К этому времени думами Жук был уже очень далеко.

Курсанты, получившие береты, полукругом обступили Комиссара и, стараясь не пропустить ни единой мелочи, запоминали, как правильно носить «сталинки». Местом проведения урока, завершающего их обучение, Рашид выбрал центральный плац, прямо у памятника Владимиру Ильичу Ленину. Наверно, не одному Ивану вспомнился тогда их первый плац в гостевой зоне. Теперь-то понятно, отчего он показался таким неухоженным.

Когда Рашид уже заканчивал объяснять, как нужно отбивать берет, чтобы он принял правильную лихую форму, к ним подошла Мэй. К удивлению парней, девушка была без Юи и не на колесах.

– Всем привет, – китаянка лучезарно улыбалась и даже помахала собравшимся ручкой.

Зная характер обеих девушек, парни приготовились услышать очередную язвительную шутку, но на этот раз ошиблись.

– Привет, Рашид. Мне надо с Ваней поговорить. Можешь его отпустить?

– Привет. Хорошо. Мы все равно уже почти закончили.

Мнением самого Ивана никто не поинтересовался, хотя, судя по его улыбке от уха до уха, этого и не требовалось.

– Пойдем. И хватит лыбиться, как шонсьзи [73].

– Кто?

– Неважно, у нас мало времени.

Мэй буквально за руку оттащила Ивана на расстояние, где их уже не могли услышать, но, к его удивлению, не заговорила, а молча пошла рядом. Жук даже немного растерялся и никак не мог решить, о чем стоит завести разговор. Сказать Мэй, какая она красавица, или все же не рисковать, а обратить внимание девушки на чудесную погоду? Неизвестно, какое время понадобилось бы бравому сержанту, чтобы определиться, но Мэй внезапно остановилась и заговорила первой.

– Помнишь наш прошлый разговор, Ваня?

– Помню.

– Помнишь, мы говорили, что умеем только убивать?

Иван, не совсем понимая, к чему клонит девушка, кивнул, хотя начало разговора ему совсем не понравилось.

– А я еще добавила, что нас учили быть хорошими женами.

– Да, помню. – Иван подумал, что Мэй его сейчас передразнит: «помню да помню», но девушка была слишком поглощена своими думами.

– Юи была в семье самой младшей. Любимицей деда. Она рассказывала, что родители подыскали ей чудесного жениха, молодого, богатого и красивого. Позапрошлым летом у них должна была быть свадьба. А я, наоборот, старший ребенок. Наша семья очень, как это сказать по-русски, родовитая. Вот. Но не очень богатая… была.

– А…

– Молчи! Мой жених был в возрасте. Его отец был одним из самых уважаемых и богатых людей провинции. После того как наши семьи породнились бы, будущее моих сестренок было бы обеспечено. Ему было тридцать четыре года.

Мэй замолчала и остановилась, Иван замер рядом, понимая, что девушка сейчас делится чем-то очень личным.

– Ты знаешь, отец очень не хотел ехать тогда. Сейчас Китай оккупирован японцами, которые ведут себя хуже зверей. В тысяча девятьсот тридцать седьмом они захватили нашу столицу, город Нанкин, и устроили зверства. Я помню ужас в глазах отца, когда он рассказывал про горы трупов, лежащих вдоль дорог, про запах разложения, которым пропиталась его одежда. В реке было столько трупов, что по ним можно было перейти на другой берег, как по мосту. А вода в Янцзы стала бурой от крови и кишок убитых. Отец очень не хотел ехать, говорил, что хоть и прошло больше года, а земля все равно пахнет кровью. Но мой жених настаивал и гарантировал нам безопасность, кажется, он сотрудничал с японскими тварями. Но, сам понимаешь, мне тогда все это было неинтересно. Я была маленькая и глупая, переживала, что мне придется выйти замуж за старика… Что же ты не смеешься, Ваня? Глупая девочка считала, что самое страшное, что может случиться в жизни, с ней уже случилось.

Девушка повернулась к Ивану лицом, и стало понятно, что она плачет. Как при этом Мэй удавалось так спокойно говорить, Иван не представлял, да и, в общем-то, сейчас это не имело значения. Жук попытался обнять девушку, но она, поднырнув под его руки, легко уклонилась.

– Подожди, Ванья, я еще не всё тебе рассказала.

Мэй попыталась улыбнуться, но улыбка получилась какой-то кривой и пугающей.

– Моего бывшего жениха зовут Хун Сянь. Командир обещал, что я лично его убью. И уж я позабочусь, чтобы никто не смог назвать его смерть легкой.

Иван почувствовал, как шевелятся волосы у него на голове. Хотел что-то сказать, возразить, но не знал что. А девушка продолжала говорить спокойно и монотонно, как будто пересказывала скучную книгу. То, что она очень волнуется, выдавал только усилившийся родной акцент.

– Наша семья из поколения в поколение, передавая от отца к старшему сыну, хранит… хранила священную реликвию. За день до того, как мою семью убили, отец сильно поругался с Хун Сянем. Тот заявился к нам и потребовал, чтобы в качестве приданого отец передал ему сберегаемую родом святыню. Разумеется, отец отказал наглецу. На следующий день пришли японские солдаты и всех убили… даже старых слуг… С Юи похожая история. Ее семья зачем-то поехала в Нанкин. Юи не знает зачем. Помнит, что дед решил остановиться не в самом городе, а у своих друзей. Только это их не спасло. В один из дней пришли японские солдаты и начали всех без разбора колоть штыками. Дед Юи застрелил двоих из пистолета, а потом японская собака отрубила ему голову мечом. Хочешь знать, почему не убили нас?

– Да! Не знаю… как сама хочешь.

– Хочу! Мы были молоды, и невинны, и красивы, как бутончики лотоса. Вот японский командир и решил подзаработать, продав нас в публичный дом.

Иван почувствовал, как у него краснеют уши. Конечно, он знал, что в царской России были такие заведения. И даже знал, для чего они нужны… теоретически. Но то, что про них знает девушка, которой и шестнадцати лет не исполнилось, для Ивана, честно сказать, было неожиданно. Да и при чем тут Юи и Мэй? По сколько им тогда было? Лет четырнадцать? Или еще меньше?

– А зачем вас в… ну это… туда? Вам же нормально ни полы помыть, ни… э… девиц обстирывать или там на кухне помочь сил не хватит. Да и вообще! Там же грязь и этот… разврат, там детям не место!

Девушка резко остановилась и уставилась на Ивана заплаканными глазами.

– Какой добрый и наивный Лягушонок. – Мэй попробовала улыбнуться, но не смогла и, чтобы удержать слезы, часто-часто заморгала. – Нас продали не для того, чтобы мы мыли полы, а для того, чтобы ублажали японских солдат. Стали японскими подстилками, потаскухами. Так тебе понятней?

Глаза девушки стали злыми, казалось, она сейчас ударит Ивана.

– Не бойся, нас с Юи не насиловали, – словно обвиняя, почти выкрикнула ему в лицо девушка.

Иван с шумом выдохнул: оказывается, все это время он, сам того не замечая, стоял, задержав вдыхание.

– Нам повезло, нас не бросили в первый же день на растерзание гуйцзы [74], мы же особый товар. Нас избивали, не давали еды и питья, ждали, когда мы сломаемся. Хозяева хотели быть уверенными, что мы не покусаем и не поцарапаем стариков, чьи постели будем греть.

– Паскуды. – Иван в бессильной ярости сжал кулаки так, что ногти впились в ладони.

– Девочки, которые появились в одно время с нами, через пару дней выглядели старухами, не разговаривали и ни на что не реагировали. Одна девушка, кажется, родом из Бована, смогла украсть на кухне обломок ножа и вскрыла себе вены. Мы тоже хотели так, понимали, что все равно нас или сломают, или отдадут солдатам. Но нас перепродали одному немцу. Сейчас я понимаю, что он был военным, наверное, из разведки. Он вез нас польскому психопату и все время, пока мы плыли, рассказывал, что этот нелюдь делает со своими рабами. Если из того, что немец рассказывал, хотя бы одна десятая часть – правда, то этот пшек был просто больным ублюдком.