Своеволие (СИ) - Кленин Василий

— Черная Река! Черная Река!

Обратно в крепость вернулось не более половины латных всадников. Хотя, для убегающих крестьян они время выиграли.

…Пока отряды казаков брали в осаду Нингуту, Пашков собрал есаулов на очередное совещание. Встали на высоком месте, с которого отлично видно крепость. Санька неуверенно мял в руке план на кожаном лоскуте, пока не решил, что лучше всё показывать на натуре.

Нингута была совсем небольшим городом по имперским меркам, но внушительным — по амурским: около тысячи дворов, то есть, 5–6 тысяч жителей. Ну, и в округе тоже люди обитали. Правда, немалая часть дворов находилась за внешними стенами. Внешние — деревянные — стены построил Шархуда: двойной частокол со сторонами примерно в полтора километра. С каждой стороны света стояли ворота. Внутри этой крепости располагалась цитадель. Здесь уже стены были из камня и кирпича, но не особо высокие. У цитадели имелось трое ворот; с северной стороны стояла глухая стена. В той-то цитадели и находилось всё самое ценное: казна, арсенал. И, конечно, Шархуда со своими людьми.

— Ведаешь ли ты, Сашко, сколь их там осталось? — важно спросил Пашков.

— Конницы у них было не больше двух рот-ниру. Кого-то мы положили в Темноводье, тут побили почти полторы сотни. Думаю, не больше двухсот тех осталось. Или еще меньше. Чосонские мушкетеры тоже давно ушли, а своих пищальников у Шархуды была сотня. Даже если он пополнил их после войны, вряд ли тех стало больше. Пехоты латной у него было много — более полутысячи. Да и набрать новых несложно. Но вряд ли они постоянно в Нингуте живут. Потому я и предложил напасть внезапно, чтобы те в крепость успели прийти. Кто-то вообще на Шунгале живет. Я думаю, тут тоже не больше одной-двух сотен находится. Пушки же Шархуда в походе почти все растерял… Но сколько их в Нингуте может быть — я не ведаю.

— Коль сложить их силу, то не более пяти сот выйдет, — покивал воевода. — Инда того менее.

— Еще местные жители есть, — добавил Санька. — Этих до тысячи наберется. Если всех вооружить…

Пашков только нетерпеливо отмахнулся. Крестьяне… Что с них взять!

— Как брать град сей будем? — не спросил, а вопросил он. Пашков уже видел себя победителем, и весь преисполнился важности.

— Да что тут думать! — вылез Петриловский. — Сила ломит! А сила на нашей стороне! Выносим ворота и захватываем!

— Коли сказать неча, так пасть бы и не раззявал! — осадил Артюшку воевода. — А какие ворота сподручнее брать? Иль ты на все напасть решился? Сашко, ты крепость лучшее знаешь, что скажешь.

— Внешние стены у них хлипкие, бери, где хочешь, — улыбнулся Дурной. — Да и посад велик: легко под прикрытием домов пушки близко подвести и палить в упор. Главное, внутреннюю крепость взять. Так что с севера идти на приступ нет смысла — там у цитадели стена глухая, обходить придется… Или на стену лезть, чего не хочется. С юга тоже не след нападать — там река примыкает, неудобно. Вроде бы лучше всего западные ворота: в той стороне их земли, подмога возможная. Мы их так полностью отрежем. Но загнанная в угол крыса дерется отчаяннее.

Атаман задумался.

— Ну? — нетерпеливо рявкнул Пашков, утрачивая величественность.

— Я б с востока ударил. Авось, слабые духом побегут. Тогда под каменными стенами меньше наших поляжет.

— А те, что ж? Убегут от нас? — воевода был явно недоволен; ведь убегут же не просто так, а с златом да шелками!

— А их Аратан и Тютя в поле догонят, — ответил Санька. — Коннице в поле сподручнее драться, чем под стенами.

На том и порешили. До вечера из самых крупных пушек обустроили защищенную батарею напротив западных ворот. Чтобы смутить маньчжуров, такую же поставили на севере, но там были самые слабые пушки, почти без ядер и пороха. Просто, чтобы люди Шархуды свои силы распылили. Под покровом ночи половина даурской конницы ушла за запад, вниз по Муданцзяни. С ними, на немногих захваченных суденышках, отправилась часть албазинцев. Они будут ловить тех, кто побежит по реке или за рекой.

А утром грянули пушки. На этот раз Санька не спешил. Войска отдохнули, сытно позавтракали награбленным (а то две недели чем попало питались) и только после этого пошли на Нингуту. Битва обещала быть несложной.

Глава 69

Деревянный частокол взяли сходу. Пашковцы ложными наскоками с севера и юга раздергали защиту богдойцев, а потом восемь пушек за пять залпов буквально разнесли восточные ворота. Маньчжуры пытались соорудить позади баррикаду, но темноводцы ворвались в городок не только напрямую, но и через стены. Обороняющиеся, не выдержали перекрестного обстрела и начали отходить назад. К тому же, мерзкие лоча начали захватывать стены на севере, которые защищали практически одни крестьяне — те побежали после первого же натиска.

Именно простолюдины первыми рванули к западным воротам. Опытный воин еще подумал бы: а почему это со всех сторон атакуют, а именно с этой нет? Но простые дючерские мужики особо не задавались такими вопросами. Видели возможность — и бежали. Сами распахнули ворота, сами рванули на просторы речной долины, надеясь добраться до Сунгари.

А дальше началась цепная реакция: трудно держать строй, когда впереди сильный враг, а позади бегут свои же. В каждую голову поселилась мысль: все убегут, а я что же, останусь умирать? За них⁈

В цитадели укрылись не больше двухсот воинов. Спешенные конники, личная стража амбаня, да несколько стрелков с огнестрелом. И без единой пушки. Но цитадель нависала над городком достаточно грозно. Эту каменно-глиняную смесь не поджечь, лезть наверх по лестницам тоже нелегко.

Может, взять их измором?

Ну, уж нет! В глазах и русских, и дауров уже мерцала жажда добычи. Вот она, совсем близко!

— Надобно рушить, — безапелляционно заявил Пашков, и Санька с ним поневоле согласился. Жалко жечь дефицитный порох, но, если протормозить — то разбредется их великое воинство по пригороду, в надежде хоть чем-то поживиться. Так не только бой затянется, так и проиграть можно, если противник решится на дерзкую вылазку.

Пищальники надежно прикрывали стены, не давая маньчжурам даже носу высунуть, в то время как пушки Темноводного концентрированно разрушали ворота цитадели. Эти оказались заметно покрепче и до конца упорно не ломались. Но казаки настолько обнаглели, что лезли к самым воротам, подцепляли бревна крюками, рубили топорами…

К вечеру тысячное воинство ворвалось внутрь цитадели. Надо отдать должное: последние защитники ее дрались отчаянно. За каждый дом, за каждый коридор. Но что они могли противопоставить врагам, которых приходилось по пять-шесть человек на каждого маньчжура. Да и не так уж много домов и коридоров в маленькой цитадели Нингуты.

Канцелярия амбаня сдалась последней. На этот раз даже Пашков присоединился к решающей атаке. Вместе с Дурным они ворвались в большое полутемное помещение. Старый седой амбань-чжангинь Шархуда из рода Гуарча сидел в резном кресле для приемов. Сидел странно, скособочившись, а из груди его торчала вычурная рукоятка ножа.

— От и покончено, — Пашков довольно вытер о рукав саблю (которую даже не успел испачкать кровью). — Признаться, таких ты страхов наболтал мне, Сашко, что ждал я более тяжкой свары. А вышло так просто!

«Конечно, просто! — злобно промолчал Дурной. — Просто вышло только потому, что не поперлись в лоб. Потому что долго готовились и выдержали тяжелый переход. Потому что до последнего дня Шархуда о нас не знал… Тебе-то, конечно, просто вышло».

И еще не сказал атаман: что самое сложное еще впереди. Когда империя Цин ответит.

Но он промолчал. Отчасти потому, что радость от победы перекрывала все остальные чувства. Ничего подобного Россия не могла сделать в реальной истории. Даже близко. И еще два с половиной века не сможет — до самого «Боксерского» восстания.

К тому же, победу удалось добыть малой кровью. Русские и дауры потеряли меньше сотни человек. Серьезно раненых было и того меньше. Взамен же: уничтожили последнюю силу маньчжуров на севере и добычу великую получили!