Джонатан Филипс - Четвертый крестовый поход
Несмотря на свои положительные качества, Николай быстро утратил благосклонность. В руках Мурзуфла находились все ключевые позиции иерархии, что давало ему политическую базу, с которой соперник был не в силах тягаться. В Новгородских летописях упоминается, что Мурзуфл безуспешно пытался переманить Николая на свою сторону, обещая ему высокое положение при дворе в случае отказа от титула. Возможно, Николай не доверял посулам претендента на престол или надеялся на то, что его популярности в народе будет достаточно, чтобы сохранить положение. Столкнувшись с отказом, Мурзуфл вскоре начал попытки сместить Николая. Он предлагал награды и чины тем, кто выполнит его наказ, и на первой неделе февраля отдал дружине приказ об аресте. Николай остался в Святой Софии — символическом сердце его власти. Войска Мурзуфла силой ворвались в здание, и народ, еще недавно насильно короновавший Николая, разбежался. Никто не остался защищать его, и второй император тоже оказался за решеткой. В «Devastatio Constantinopolitana» сообщается, что позже Николай был обезглавлен. Он заплатил высокую цену за то, что оказался пешкой в руках капризной черни, и правил менее недели.
Мурзуфл сразу же проявил агрессивность по отношению к уроженцам Запада, провозгласив, что они должны покинуть страну в течение семи дней под страхом смерти. Отчасти это заявление имело целью удовлетворить собственных подданных, будучи едва ли в силах всерьез устрашить крестоносцев. В ответ те обвинили Мурзуфла в предательском убийстве своего господина (такие слухи уже возникли) и объявили, что не снимут осаду, пока Алексей не будет отмщен, а им не будет выплачено причитающееся по договору.[497]
Мурзуфл начал правление с реорганизации управления империей. Он изгнал многих чиновников, служивших при Ангелах, и наградил своих сторонников. Одним из изгнанников оказался сам Никита Хониат — что, вкупе с последовавшим падением Константинополя, вполне объясняет его неприязнь по отношению к последнему правителю Византии. Никита характеризует Мурзуфла как человека весьма умного, но высокомерного и неискреннего. «Все, что должно было делаться, проходило через него, и он держал все в своих руках», то есть на современном языке мы назвали бы его перестраховщиком.[498] Особенно критически Никита был настроен по отношению к Филокалесу, тестю Мурзуфла, занявшему его пост логофета — то есть, по сути, главы византийского гражданского управления. Хронист язвительно замечал, что его заменили человеком, не занимавшим высокого положения, который вдобавок пренебрегал служебными обязанностями под предлогом подагры. Не удивительно, что такое поведение приводило в ужас преданного делу и трудолюбивого Никиту.
Новая власть принесла Никите и финансовые трудности. Императорская сокровищница была почти пуста, и Мурзуфл обратился к видной знати и чиновникам династии Ангелов в поисках наличных денег. Они простились с огромными суммами, конфискованными императором для обороны города.
Греки опасались, что крестоносцы предпримут новое нападение на Константинополь весной, а потому Мурзуфл приказал укрепить защитные сооружения. Были также собраны сорок камнеметных машин, установленных на участках, в которых наиболее вероятно было нападение противника.
Если Никита и относился к Мурзуфлу неприязненно, он все же был достаточно добросовестным историком, чтобы признать его личную смелость. Несколько раз с мечом в одной руке и с бронзовой булавой в другой император сам выходил против неприятеля.
Не приходится сомневаться, что он возглавлял военные действия и многое сделал для повышения боевого духа византийской армии.[499] Во время одной из таких вылазок он взял в плен трех венецианских рыцарей. Альберик де Труа-Фонтен, единственный, кто сообщает об этом эпизоде, повествует об особо печальной их участи. Пытаясь устрашить крестоносцев, Мурзуфл распорядился повесить венецианцев на стенах на железных крюках.
Психологическая тактика была немаловажной частью средневекового военного искусства. Обычным приемом была стрельба по силам противника отрубленными головами его воинов. Во время Первого крестового похода в 1099 году плененных шпионов перекидывали через стены Иерусалима при помощи баллисты.[500] Соратники венецианцев за пределами Константинополя пытались сделать все возможное для их освобождения, предлагая выкуп и моля о пощаде — но все было безрезультатно. Чтобы продемонстрировать ненависть и презрение к уроженцам Запада, император лично сжег их, что было проявлением невероятной дикости. Крики умирающих и запах горящей плоти наполнили воздух, и ужасное зрелище подогрело стремление крестоносцев к мести.[501]
Однако вскоре насущным вопросом для крестоносцев стала борьба за выживание. Мурзуфл закрыл все рынки, на которые рассчитывали уроженцы Запада, а войти в город, чтобы купить там продовольствие, они не могли. Робер де Клари, как рыцарь невысокого ранга, в отличие от Виллардуэна и других лидеров, вскоре ощутил трудности на себе. Он приводит данные по стоимости важнейших товаров: систр вина стоил 12 или даже 15 су, яйцо — два денье, а курица — двадцать су. Правда, Робер отмечал избыток галет, достаточный для снабжения армии в течение некоторого времени.[502]
Цифры, которые приводит Робер, почти ничего для нас не означают, но Альберик де Труа-Фонтен дает нам указание на уровень инфляции. Он сообщает, что выпеченный три дня назад хлеб, обходившийся в Париже два динара, под Константинополем стоил уже двадцать шесть динаров. Некоторые вынуждены были пускать в пищу лошадей — основу военного могущества, без которой немыслим был рыцарь. Воистину, то было «время великой скудости».[503]
В результате крестоносцы были вынуждены обшаривать обширные территории в поисках продовольствия. Генрих Фландрский возглавил продовольственный отряд, в котором, по данным Робера де Клари, насчитывалось тридцать рыцарей, включая Жака де Авена и бургундцев Аддо и Гильома де Шамплитов, а также много конных воинов. Они отправились в путь в вечерних сумерках, чтобы не быть обнаруженными, и ехали всю ночь и следующее утро, пока не достигли города Филии на Черном море. Им удалось захватить тамошний замок и добыть достаточно продовольствия, чтобы его хватило для всей армии почти на две недели. Крестоносцы получили скот и одежду. Последняя кажется не слишком ценным трофеем — но она была необходима, чтобы дать возможность пережить суровые зимние месяцы.
Пару дней крестоносцы провели там, наслаждаясь плодами победы, а тем временем части защитников города удалось бежать. Добравшись до Константинополя, они поведали Мурзуфлу о произошедшем. Оказавшись на троне благодаря неприязни к уроженцам Запада, новый император был просто обязан как можно быстрее нанести удар по противнику, а потому он вышел, чтобы перехватить отряд.
Он взял с собой икону Богородицы. Альберик де Труа-Фонтен — единственный, кто описывает ее: «На этой иконе был прекрасно изображен сам Господь, дева Мария и апостолы. В нее же были вставлены святыни: зуб Иисуса, который выпал у него в детстве, частица копья, пронзившего его на кресте, часть ризы, а также частицы мощей тридцати мучеников».[504] Присутствие этой глубоко почитаемой иконы придавало Мурзуфлу уверенности. Никита Хониат пишет, что византийцы считали святыню «вторым полководцем».[505]
Христианские армии часто брали святыни в бой. Крестоносцы на Святой земле брали Крест Господень во все сражения с 1099 и вплоть до 1187 года, когда в битве при Хаттине он был утрачен. Мурзуфл же объявил своей покровительницей одну из величайших икон православной церкви. Одновременно он показывал, что сам покровительствует церкви и, сражаясь против захватчиков-католиков, имеет поддержку церковной иерархии. Патриарх Иоанн X Каматерус, возглавлявший православную церковь, сопровождал армию, чтобы подчеркнуть эту поддержку.
Мурзуфл собрал серьезный отряд из нескольких тысяч воинов (по данным Робера де Клари, он состоял из четырех тысяч человек) и выступил навстречу крестоносцам, которые двигались медленно, поскольку гнали с собой в лагерь захваченный скот. Мурзуфл быстро выследил их и двинулся следом. Решив нанести удар первым, он пропустил мимо основную часть отряда, которая вела пленников и животных, а когда крестоносцы, возглавляемые Генрихом Фландрским, готовы были скрыться в лесу, бросился на врага.
Сперва крестоносцы испугались. Противник имел большой количественный перевес, и они вверили свои судьбы Господу и Богородице. Вскоре они собрались с силами и обернулись к неприятелю. Перед отрядом были выставлены восемь арбалетчиков, чтобы принять первый удар греков. Их огонь оказал некоторое действие, но движение не остановилось, и противники вскоре жестоко схватились врукопашную. Крестоносцы отбросили копья и вытащили мечи и кинжалы, использовавшиеся для ближнего боя.
