Роман Злотников - Царь Федор. Еще один шанс…:
— Ну так как, поедешь? — с надеждой спросил Тимофей.
И Аким кивнул.
— Поеду. Только сначала надо с мастером Джереми договориться.
— Ну это пожалуйста,— разулыбался мгновенно повеселевший Тимофей,— никто тотчас не гонит. Все дела, какие надобно завершить,— доделай, со всеми с кем надо — договорись и уж потом двигай. Деньги-то еще есть, более не надо?
— Нет,— мотнул головой Аким.
Деньги ему Тимофей давал не свои, а государевы, то есть расходовать их надобно было только на государевы дела. Таковых же пока не предвиделось. А на жизнь Акиму вполне хватало того, что ему платил мастер Джереми. Тимофейзакрыл бюро и, довольно потирая руки, вернулся к столу.
— Ну раз уж мы с делами покончили, давай-ка хлебнем сбитня,— предложил он, подхватывая колоколец.
— Сбитня? — Аким удивленно вытаращил глаза и рефлекторно сглотнул.
Сбитня он не пил уже, почитай, полтора года, с того самого момента, как вместе с посольством выехал из Москвы… Хотя нет, пил и позже, чай, до Архангельска по русской земле ехали-то, но последний раз именно там.
— Ага,— рассмеялся довольный впечатлением Тимофей и развернулся к двери, в которой нарисовался его слуга Джек, бывший моряк торгового судна. Вместо одной ноги у Джека была деревяшка, но держал он себя при этом с достоинством как минимум эсквайра.— Сбитня, Джек!
Тот холодно кивнул и исчез. А Тимофей пояснил:
— Тут один наш ярославский купец открыл свой приказной двор, а у него приказчик ох как славно сбитень готовит. Ну я и послал к нему Джека. На обучение. Так что теперь я со своим сбитнем…
Аким понимающе кивнул и, бросив задумчивый взгляд на закрывшуюся за слугой дверь, спросил:
— А почему ты другого слугу не заведешь, Тимофей? Нешто этот с одной ногой успевает со всем справиться?
Тимофей рассмеялся:
— Ты даже не поверишь, насколько Джек расторопный. Кому другому и четырех лошадиных ног не хватило бы, чтобы успеть все, что он успевает на своей одной. К тому же, после того как списался с корабля, Джек долгое время работал в конторе капитана порта и не только знает в Лондонском порту все ходы-выходы, но еще и обзавелся обширными связями среди торговцев и моряков. Так что ему и как советчику, и как доглядчику да дознат-чику просто нет цены. А он мне обходится всего в три шиллинга в неделю…
Аким уважительно кивнул. В принципе озвученная его начальником в аглицкой земле сумма оклада для здешней домашней прислуги была очень велика, но в свете всего сказанного… Недаром Тимофей даже про далекий Шеффилд все так подробно знает, небось тоже не птичка в клюве принесла, а Джек либо кто другой такой же, на жалованье, расстарался.
Сбитень оказался не очень — не крепок и чуть излишне горьковат, но Аким все равно выхлебал его с удовольствием. Ибо это был этакий привет с родины, по которой он шибко тосковал. Хотелось повидать батюшку и матушку, да и остальных тоже. Хотелось пройтись по зимней улице, услышать, как похрустывает снег под валенками, скатиться на санях с горки, слепить славный, крепкий, хрусткий снежок, а не как здесь — колкий и водянистый. Хотелось зайти в церковь, постоять перед аналоем, послушать речитатив батюшки, подойти к причастию… да просто в бане попариться и то хотелось ужасно. Здесь-то, эвон, считай, вообще не моются. Он где-то неделю привыкал к вони, что царила в остальном вполне богатом и респектабельном доме мастера Джереми, который по праздникам даже позволял себе топить камин углем. Короче, домой хотелось, и сильно… И если что хоть как-то и примиряло Акима с его пребыванием в этой чужой земле, так это как раз тайны и секреты мастерства. Уж больно много их тут было…
Возвращался от Тимофея Аким уже в сумерках. Одинокие прохожие проскальзывали мимо, кутаясь в серые плащи и стараясь прижиматься к стенам домов. Потому как в Лондоне снова шел дождь…
В это посольство Аким попал потому, что на второй год глада и мора по протекции Митрофана оказался в Белкинской вотчине. Первый год они с батюшкой, матушкой и двумя Акимовыми младшими братьями как-то перебедовали в Москве. Перебедовали, потому что цены на хлеб, а потом и на все остальное продовольствие пошли резко'вверх, а вот число заказов, наоборот, покатилось вниз. Хотя им еще было ничего. Его батюшка все ж таки был кузнецом знатным, известным, и потому кое-какие заказы ему еще перепадали. А вот кузнецы Кузнечной слободы, что в Скородоме, совсем, как баяли, по миру пошли… Так что когда наступила осень второго голодного года и всем уже стало ясно, что наступают еще более тяжелые времена, к Акимову отцу пришел Митро-фан и предложил перебираться в царевичеву вотчину, в Белкино, что было расположено в трех днях пути по Калужской дороге. О ней на Москве ходили всякие удивительные слухи, но народ покамест не хотел сниматься с обжитого места и идти туда. Заработать хлеба пока можно было и здесь, на Москве. Царь Борис затеял большие каменные и землеустроительные работы, за которые расплачивались не обесценившимися деньгами, а зерном и мукой. Те же, кому было совсем уж невмоготу, а сил работать не было, могли, отстояв длинную очередь, получить миску похлебки с отрубями. Поэтому когда Митрофан пришел к батюшке с таким предложением, тот лично ехать наотрез отказался. А вот Акиму велел ехать непременно. Да еще все выспрашивал у Митрофана, нельзя ли отправить в Белкино еще одного из сыновей. Но Акимову второму брату исполнилось только девять лет, третий был еще меньше, а таковых в вотчине принимали только лишь с семьями. Акиму же тогда исполнилось уже двенадцать, и он уже числился учеником кузнеца, так что его взяли.
В царевичевой вотчине все оказалось даже еще боле удивительно, чем Аким думал. Особливо его поразил водяной молот, огромный железный слиток таким весом, что батюшкиному молотобойцу Петруше ни в жизнь не поднять, не то что ударить. Молот вздымало водяное колесо, а потом он с огромной силой обрушивался на увесистую раскаленную поковку, плюща ее легко и просто. Кузнецу при этом оставалось только лишь удерживать ее клещами и вовремя поворачивать, подставляя под удар тот бок, который было нужно. Возможно, именно там Аким и заболел всякими машинами и механизмами…
До дома мастера Джереми Аким добрался удачно, на свое счастье не повстречав никого из тех мастеров ножа и дубинки, что уже выбирались из подвалов и чердаков и занимали свои места в лондонских подворотнях. Элен встретила его у двери, приняла накидку, на мгновение прижалась молодым и крепким телом и шепнула:
— Отец про тебя уже спрашивал…
Аким молча кивнул, улыбнулся Элен и, обтерев лицо, двинулся в сторону двери, за которой находилась конторка мастера Джереми.
— О-о, Аким, ты уже вернулся? Отлично. Отлично. Проходи. Проходи…— Он всегда так говорил, мастер Джереми, многие слова произнося по два раза подряд. Ну такая была у него манера.
— Садись. У меня есть для тебя одно предложение. Да, предложение. Я считаю, да, я считаю… что нам с тобой стоит обсудить одно важное дело. Дело.
Аким тихонько вздохнул. Вот оно, началось… Он давно опасался, что мастер Джереми решит поговорить с ним насчет своих планов оженить их с Элен. И как теперь сказать ему, что он собирается уехать? А не уехать нельзя. Потому как то — государево дело. И хотя Аким не служилого сословия, кое клятву дает служить государю всем животом своим, но ведь он как бы тоже такое слово государю давал. Ну ладно, пусть не государю — тот тогда еще царевичем был, да только все одно — слово давал? Давал. Знать, держать его должен. А то какой же Аким тогда мастер? Так — дребедень одна. Кто тогда будет слушать, что вообще его уста извергают, если любое, что он скажет, лжой и пустым местом оказаться может? Вот таким образом, значит…
— Ты, Аким, у меня живешь уже год. Да, год,— обстоятельно начал мастер Джереми.— Я согласился принять тебя к себе в ученики. В ученики, значит. И, скажу правду, ни разу об этом не пожалел. Ни разу не пожалел. Ты — добрый мастер и цепкий ученик и кое в чем уже даже превзошел и меня. Да, меня.
— Ну что вы, мастер…— смущенно отозвался Аким.
— Не спорь — так и есть. Да, так и есть,— прервал его мастер Джереми. — Так вот, ты стал для меня и моей жены почти что сыном. Да, почти сыном.
Аким густо покраснел. Ну да, хозяйка, миссис Джереми Слайз, действительно последнее время относилась к нему очень тепло. И, когда он допоздна засиживался в мастерской, собирая очередной пистолетный замок или шлифуя уже готовый пистолет, частенько приносила ему туда то пудинг, то кусочек пирога. Впрочем, чаще всего это все-таки делала Элен.
— И потому я предлагаю тебе… да, предлагаю тебе, Аким… не возвращаться в эту твою далекую, холодную и дикую Тартарию, а остаться здесь, в самом Лондоне, моим помощником. Да, помощником.— Мастер Джереми сделал паузу, воздел вверх палец, улыбнулся и, только покончив со всеми этими действиями, завершил свою речь: — А также взять в жены мою дочь. Да, дочь,— Элен. Я же вижу, вы нравитесь друг другу. Да, друг другу. А в конце концов даже унаследовать мою мастерскую! — Мастер с гордым видом уставился на своего ученика, явно считая, что сделал ему такое предложение, от которого тот просто не сможет отказаться.
