Владимир Бабкин - Новый февраль семнадцатого
Михаил Владимирович Родзянко горько усмехнулся, услышав эту фразу. Можно себе вполне представить, что начнется вскоре. Но, проклятие, нельзя же просто так опускать руки и идти на заклание! Нужно бороться! Нужно перехватить инициативу! Мысли лихорадочно роились в его голове, пытаясь сформулировать порядок действий. Он схватил лежащие перед ним бумаги и, перевернув на чистую сторону один из листов, принялся лихорадочно записывать пункты плана.
Когда Милюков дочитал список членов ВЧК, несколько секунд царила гробовая тишина, нарушаемая лишь скрипом от записей Родзянко, а потом зал взорвался. Зазвучали крики, кто-то вскочил, роняя стул, на столе упал на бок графин, заливая водой проекты законов Временного Правительства России. Громче всех, конечно, кричал Александр Федорович Керенский.
— Откуда вы взяли это? Кто вам его дал? Это провокация! Господа, нужно немедленно остановить распространение!
Милюков пожал плечами.
— Мне кажется, что я уже говорил об этом. Текст только что получен по телеграфу из Ставки.
— Господа! — Родзянко встал и перевел внимание присутствующих на свою персону. — Давайте соблюдать порядок! Ничего страшного не произошло. Во всяком случае, пока. Обратите внимание, господа, что по утверждениям этого самого Комитета царь находится под арестом. Пусть мы пока не знаем, кто его арестовал, но, тем не менее, мы можем допустить, что Император арестован самими членами, так называемого Временного Чрезвычайного Комитета и, следовательно, сидит под замком где-нибудь в Могилеве. Во всяком случае, эти самозваные члены этого самозваного Комитета уверено заявляют об аресте Николая Второго какими-то мифическими заговорщиками. Более того, они делают свои заявления фактически от его имени, нисколько, по видимому, не опасаясь какой-либо реакции со стороны самого монарха. Это дает уже нам все основания считать, что фигура царя уже сброшена с доски и сейчас перед нами мятеж, направленный против завоеваний нашей с вами революции, то есть фактически явный контрреволюционный мятеж. Во всяком случае, относиться мы к происходящему должны именно так и вести агитацию в Петрограде и по всей России мы должны именно с таких позиций.
Михаил Владимирович оглядел притихших подельников.
— Признаться, эти нелепые слухи об эпидемии чумы беспокоят меня куда больше, чем эти писульки этого самозваного Комитета. И я практически уверен, — продолжил он, повышая градус своей речи, — что все эти нелепые слухи о чуме в Петрограде распущены агентами именно этого самозваного Комитета! Именно они стоят за этим скандальным делом! Распуская опасные для нашего дела слухи, они стремятся сбить накал революционных выступлений! В этом главная опасность для нас, господа! В этом, а отнюдь не в том, что пишут они в своих прокламациях!
— Однако, — возразил Милюков, — их аргументы могут найти отклик в сердцах беднейших слоев, а именно они являются основной движущей силой революции…
— Это заблуждение! — Керенский вскочил с места и с жаром заораторствовал. — Я настаиваю, что это опаснейшее заблуждение, господа! Никто не умоляет значимость рабочего и солдатского элемента для наших целей, однако, господа, давайте не забывать о том, что движущей силой любой революции являются отнюдь не эти низовые элементы, чтобы они там о себе не думали. Я подчеркиваю, именно интеллектуальная и финансовая элита всегда была, есть и будет движущей силой любой революции! Без подготовки, без плана выступлений и, самое главное, без соответствующего финансирования любая революция вырождается в стихию, в погром, в бунт люмпена. И когда в истории подобное случается, всегда элите общества приходится загонять бунтующий элемент в стойло, где ему самое место! Поэтому я позволю себе…
Родзянко поморщился. Керенский вновь занялся традиционной рисовкой перед зрителями, подчеркивая значимость себя любимого практически через каждую фразу. И чем больше он говорил, тем больше возбуждался сам. Пафос захлестывал сего оратора, стоило ему сказать больше двух-трех предложений за одно выступление. Его глаза загорались, речь становилась эмоционально заряженной и «народный трибун Керенский» начинал вещать, изливая на присутствующих потоки слов, часто забывая о том, что «присутствующие» и «благодарные слушатели» не всегда суть одно и то же. Да, по большому счету, было ему это абсолютно безразлично. Вот и сейчас, стоя за столом заседаний так, словно он на трибуне, Александр Федорович Керенский патетически вскидывал руки, очевидно призывая небо в свидетели этого триумфа ораторского мастерства.
— …и я, господа, подчеркиваю в этой связи, что только мобилизация всех здоровых сил элиты нашего общества сможет завершить священное дело нашей революции. Мы должны решительно продемонстрировать Европе и Америке, что знамя французской и американской революций подхвачено в России. Я предлагаю, не мешкая составить обращение к мировым правительствам с призывом поддержать русскую революцию. Я, невзирая на чуму и опасность нападения со стороны врагов революции, готов лично отвезти это обращение в посольства Франции, Великобритании и Соединенных Штатов. Я уверен, что готовность к самопожертвованию и пренебрежение к личной опасности, это как раз те качества, которые должные демонстрировать народу вожди нашей революции в этот важнейший момент в истории рождения свободной России!..
Дождавшись, когда Керенский сделает паузу для набора в свои легкие новой порции воздуха, Родзянко решительно взял ситуацию в свои руки и заговорил.
— Александр Федорович, безусловно, прав в контексте того, что мы должны обратиться в американское и европейские посольства за поддержкой. Однако нам нужна в первую очередь не моральная поддержка со стороны союзников, а юридическое признание нашего Временного Правительства единственной законной властью в России. Такое признание продемонстрирует всем, как в самой России, так и в мире, кто теперь власть в бывшей Российской Империи, что особенно важно в ситуации, когда самозваный Комитет пытается вбить клин между нами и народом. Это привлечет на нашу сторону колеблющихся. Но, господа, я хотел бы напомнить уважаемому Александру Федоровичу о том, что именно массы солдатского и рабочего элемента являются материалом, формирующим ту самую горную реку, которая снесет со своего пути все пережитки старого режима. Увлекшись поездками по посольствам, мы рискуем не уделить достаточного внимания наполняемости этой самой горной реки народного гнева. Если поток пересохнет, то участь нашей революции можно считать предопределенной. Посему, я предлагаю нам сосредоточить свое обсуждение на выработке мер, по прекращению этих провокационных слухов о чуме. Нам нужно вернуть народ на улицы, нам нужно придать новый импульс революции, нам нужно вернуть инициативу в свои руки.
— И что вы предлагаете собственно? — Керенский был традиционно раздражен тем, что его перебили, и считал нужным это продемонстрировать окружающим. — Какие меры вы, Михаил Владимирович, предлагаете, помимо обращения к союзникам?
Александр Федорович не преминул подчеркнуть, что именно он автор идеи с посольствами. Во избежание, так сказать, недоразумений. Чтоб не оттерли завистники его персону от скрижалей Истории.
Опытный Родзянко проигнорировал реплику Керенского, не желая вступать с ним в дискуссию. Вместо этого он продолжил оглашать тезисы своего плана.
— Итак, господа, задача номер один — вернуть людей на улицы. Однако мы должны трезво отдавать себе отчет в том, что наши лозунги больше не эффективны. И пока на улицах не соберется достаточно большое количество революционно настроенной публики, наши призывы не будут находить решительно никакого отклика. Поэтому посылку в разные места агитаторов с призывами к революции я считаю ошибочной и вредной в сложившихся условиях. Накал выступлений явно спал, и для того, чтобы вновь зажечь толпу, нам необходимы принципиально другие методы.
Михаил Владимирович обвел взором присутствующих и, взяв карандаш, начал мерно отстукивать пункты своего плана.
— Первое. Мы должны организовать доставку в Таврический сад подвод с хлебом и мукой. Второе — мы должны начать раздачу хлеба всем желающим. Третье — нам необходимо оповестить об этом всех и тут как раз пригодятся агитаторы, которые должны рассказывать о том, что новая революционная власть организовала бесплатную раздачу хлеба и все желающие могут придти к Таврическому дворцу и получить свою долю…
— А вы представляете, что тут начнется? — Милюков вскочил с места.
Родзянко с холодной улыбкой кивнул.
— Вполне себе представляю, уважаемый Павел Николаевич, вполне себе представляю…
* * * ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.Полковник Кутепов в этот час так же был на заседании. Собрав офицерский совет, он выслушивал мнения и предложения каждого из своих офицеров, продолжая при этом раздумывать над тем, что же делать дальше.
