Александр Конторович - Черный бушлат
– Но ведь есть непосредственный командир этого часового, дивизионный особист, окруженцы, радистка, наконец!
– Непосредственный командир кого? Узбека этого? Так нет никакого командира. Пока ты тут ко мне ехал, я сводку прочитал. Как раз с того участка фронта и оказалась. Убили лейтенанта Нигматуллина. Снайпер застрелил. Видать, немцы озлились после гибели разведчиков. Вот и решили отомстить.
– А как же тогда Манзырев там оказался в момент прохода этой разведгруппы?
– Совпадение. На фронте еще и не такое бывает.
– А с остальными что делать?
– Окруженцев – в маршевый полк. Пускай на фронте трудятся. Им там работы хватит. Кого они видели? 'Дядю Сашу'? Так мало ли таких 'дядей' ходит? Барсову видели? И что из того? Никому они вреда принести не могут, так что пусть воюют. Особиста этого к себе забери. Он там у себя в дивизии явно не своим делом занимается.
– А если и он вдруг вспомнит чего или сопоставит? Парень-то он не глупый, мне сразу глянулся.
– Тогда и на него свой снайпер найдется.
– А Барсову? С ней что делать?
– А ей, если не возражаешь, я сам займусь. Есть у меня соображения некоторые на этот счет.
– А дневник этот? Склад взорванный, станцию? С этим что делать будем?
– Ничего делать не будем. В сводках же ясно указано, кто все это сотворил. Вот пусть и получат люди по заслугам. Кому и что полагается. Документы Крайцхагеля добыла твоя группа. Ты ж ведь именно так написал в рапорте?
– Не писал я его еще.
– Ну, так напишешь.
– А как же они к Барсовой попали? И в тайник этот?
– А так и попали, что шел твой связной на встречу с разведгруппой этой самой радистки. Дошел, но не уцелел. Однако, документы передал и место тайника сообщил. Группа при выходе к своим практически полностью была уничтожена. Уцелела только радистка. За что всех членов группы и наградят. Посмертно. А дневника никакого не было. Понял?
– А если Манзырев действительно был чьим-то агентом?
– И чьим же? Ты хоть можешь себе представить, на КАКОМ уровне должен находиться его руководитель? Манзырева я лично отбирал из десятков таких же зеков. И какова вероятность того, что я выбрал бы именно его, а кого-либо другого? А уж подменить его после этого – это вообще из разряда мистики. Сказки Али-бабы какие-то. Во всяком случае, если этот неведомый руководитель себя до сих пор никак не проявил, то навряд ли он и дальше появится. Объективно говоря, Манзырев работал на нас. И делали мы все одно дело. Дело это сделано. А уж чьими руками – не суть важно. Действовали мы все в рамках имеющихся полномочий, на основе доступной нам информации. Читать чужие мысли ни я, ни ты, ни твои сотрудники, к сожалению, не обучены. Так что и претензий к нам предъявить нельзя.
* * *
Выдержка из приказа
За мужество и героизм, проявленные при выполнении задания командования, наградить младшего лейтенанта Барсову Марину Викторовну орденом Боевого Красного Знамени.
Выдержка из приказа
За мужество и героизм, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, наградить ефрейтора Турсунбаева Алимджона медалью 'За боевые заслуги'.
* * *
Скрипнув тормозами, 'эмка' остановилась около небольшого двухэтажного здания.
– Приехали, товарищ майор. Пассажир машины приоткрыл глаза и потянулся.
– Черт. Я тут задремал малость.
Приоткрыв дверь, он вышел из машины и направился к входу в здание. Войдя в холл, он огляделся и поймал пробегающую мимо медсестру.
– Сестричка, мне бы главврача отыскать.
– Пойдемте, я вас провожу.
Пройдя по коридору, они поднялись на второй этаж, и медсестра указала на дверь.
– Вам сюда. Николай Иванович должен быть на месте.
– Спасибо, милочка. Майор поправил фуражку и постучал в дверь.
– Да, входите. Хозяин кабинета сидел за столом и что-то писал.
– Присаживайтесь, – не поднимая головы, буркнул он. – Что у вас?
– Вам должны были звонить по моему поводу. Моя фамилия Гальченко.
Хозяин кабинета прекратил свое занятие и поднял голову. Осмотрел майора внимательным взглядом.
– Да, конечно, помню. Это касается Барсовой?
– Совершенно верно. Вот предписание. Подготовьте, пожалуйста, документы на выписку.
– Да. Все будет готово через полчаса.
– Где я могу ее найти?
– Я распоряжусь. Вас проводят. У нее отдельная палата, как и было указано ранее.
– Спасибо.
Невысокая девушка в больничном халате стояла у окна и рассматривала заснеженный лес. Услышав шаги, она обернулась.
– Здравствуйте, Марина. Я майор Гальченко. Теперь вы будете работать со мной.
– Как с вами? Я вас не знаю. Мне сказали уже к выписке готовиться, в часть возвращаться.
– Все так, Марина. Только часть у вас теперь другая будет. И работа немножко другая.
– Мне на фронт надо. Там моя работа и там мое место.
– Все так, только фронт – он разный бывает, и не всегда на передовой. И не всегда во вражеском тылу. И в нашем тоже дел хватает.
– Это как так в тылу? Я же радист, и мое место в разведке.
– Нет, вы уже не радист. Это в прошлом. У вас теперь и другие навыки имеются. Грех было бы их в землю закапывать. А радистов мы и других найдем. Тем более что группа ваша в полном составе погибла. Пока еще новую сформируют, пока сработаетесь с ними. Есть, конечно, и другой вариант. Узел связи у вас ведь специалистами недоукомплектован, насколько я знаю? Вот начальником смены радистов и пойдете. Устраивает это вас?
– Как начальником смены? Я же младший сержант, а тут лейтенант полагается.
– Нет, Марина. Уже две недели, как младший лейтенант. Вот документы, посмотри.
Майор передал ей пакет. Марина открыла пакет и внимательно просмотрела содержимое.
– Это почему так? Я же не сделала ничего особенного.
– Там все сказано: за выполнение задания командования.
– Да ведь оно совсем другим было.
– А откуда это известно? Ты как радист всех тонкостей знать не могла. Все подробности мог знать только командир.
– Но, товарищ майор, это же все не так! Это за документы так? И орден за это? Так это вообще не наша заслуга. Это дядя Саша все принес. Почему вы про него ничего не говорите? Где он сейчас? Что с ним? Я понимаю все то, что он говорит, на первый взгляд, невероятным кажется, но это же все правда.
– Читал я то, что ты про него говорила и то, как он тебя учил и что рассказывал при этом. Действительно звучит все странно, для нашего уха не привычно. Но я, девочка, на своем веку еще и не такое слышал и видел. И смутить меня чем-то очень трудно.
Майор прошелся взад-вперед по коридору и, внезапно обернувшись, бросил Марине коробок спичек.
– Хоп!
Плавно повернувшись на месте, она скользнула вбок и вытянутой рукой подхватила брошенный коробок.
– … ?
– Хм, – хмыкнул майор. – А почему вбок ушла?
– Само собой как-то вышло.
– Правильно вышло. Читал я твои объяснения. Мне самому проверить надо было. Это, девочка, называется подсознательная реакция на резкое изменение обстановки. Уход с линии возможного огня. Таким премудростям у нас не менее полугода учиться надо. И то не каждый схватывает. А у тебя за неполные две недели все закрепилось. Талант был твой дядя Саша. Ничего сказать не могу – мастер. Хотелось бы мне с ним за кружкой чая кое о чем бы поговорить.
– Вы говорите – был?
– Был. Погиб он при переходе линии фронта. Шальная пуля и все. Случайность. И не с такими людьми бывает.
– Как погиб? Он же говорил: 'Убить меня трудно'.
– А так. Это если видишь врага, всегда уйти можно или самому выстрелить первым. А от случайной пули никто не застрахован. Ему теперь все равно уже. Ордена ему не нужны и звания ни к чему. А ты живая. Последняя из всех, кто к этому делу причастен был. Пусть не впрямую, а косвенно. Но и твоя заслуга в этих документах тоже есть. И она не маленькая. Не одну тысячу жизней эти бумажки уже спасли и еще спасут. Потому и орден твой заслуженный и звание внеочередное. Ты думаешь, если бы он жив был, чего другого бы захотел?
– Вот вы говорите, ордена и звания, а он вообще про это не вспоминал, больше о том говорил, как мне себя вести и что дальше делать. Как смотреть, как ходить и что думать при этом. Как выжить, в конце концов.
– Мы все об этом думаем, поверь мне, ладно? Но не у всех это выходит. Или выходит не так, как хотелось бы. Сколько времени надо на каждого человека потратить, иногда думаешь – все, готово, может! А его раз – и убили. Чего-то я, выходит, не доглядел. А с тобой две недели – и результат налицо! Мне бы такого инструктора – на руках бы носил!
– Не знаю я, товарищ майор. Мне сейчас говорить трудно. Можно я одна побуду? Вы не обижайтесь, но мне сейчас не по себе как-то.
