Дмитрий Хван - Хозяин Амура
— Гонец из Зонебурга, господин воевода! — выкрикнул первый.
— Письмо от Йорга Виллемса! — хрипло прокричал второй.
— Отлично! — Брайан жестом пригласил гонца-дана к столу. — Садись с нами, поешь да выпей вина.
Когда тот, с поклоном передав письмо Белову, осторожно присел на край лавки, воевода спросил гонца:
— Передавал ли Йорг что-либо на словах?
— Нет, господин, — замотал головой дружинник-дан, сложив руки и поглядывая на пышущий жаром камин. — Можно мне пройти к огню?
— Да, конечно, — ответил Белов и, минуту подержав письмо перед глазами, передал его Граулю, чтобы тот прочитал всем послание Виллемса, который вместе с Ринатом находился в Пернове, в расположении войска. — Однако оперативно господа шведы сработали!
Повисла пауза, а покуда Павел изучал бумагу, зала наполнилась протяжным воем ветра из дымохода да шумом дождя, который безостановочно бил косыми струями в небольшие оконца.
— Йорг пишет про нашего старикана… — сказал Павел, подняв голову.
— Это я понял! — усмехнулся Брайан. — Читай теперь остальным!
Виллемс сообщал, что из Ревеля пришел ответ на послание Брайана, написанное им ранее на имя королевы Кристины, а затем переданное в столицу наместничества через пленного офицера. В письме Белов просил унять ее подданных — чиновников и военачальников в Эстляндии, которые зашли слишком далеко в своих необдуманных поступках. В частности, властям Эзельского воеводства Руси Сибирской вовремя не был передан град Пернов с округой, и его пришлось взять силой. Кроме того, близ Пернова, на лесной дороге, был захвачен в плен наместник шведской короны в Эстляндии, граф Седермере Аксель Густавссон Оксеншерна, который приказал умучить захваченных его солдатами пленных воинов великого князя Сокола, властителя Руси Сибирской. Белов также от имени своего князя настаивал на письменном подтверждении Стокгольмом условий Кальмарского мира в части, касающейся эзельских приобретений в Эстляндии.
Ответа от королевы не последовало, впрочем, Белов на него надежд не возлагал. Йорг Виллемс предупреждал Брайана, что королева совершенно непредсказуема в своих поступках, что она весьма мнительна и властолюбива. За Кристину ответил ревельский бургомистр, который в своем ответном письме цитировал ее слова. Он писал, что, мол, эзельский наместник великого князя Руси Сибирской самолично волен судить бывшего нерадивого слугу королевы и назначить ему такое наказание, которое он посчитает нужным. Также в послании сообщалось о крайнем нежелании королевы узнать о возвращении Оксеншерны в Швецию, а еще о том, что все имущество семьи бывшего риксканцлера взято в казну. Более того, членам многочисленной семьи Акселя было приказано покинуть столицу и удалиться в Эстляндию.
Намерения Кристины были более чем серьезны и даже жестоки. Как писал Виллемс, часть семейства Оксеншерна уже находилась в Пернове.
— Это же как надо было насолить этой королевне, чтобы она была столь жестока? — удивился Тимофей Кузьмин, покачав головой.
— Просто она нашла отличный повод раз и навсегда избавиться от вредного старикана, который ее донимал в юности, — проговорил Белов, пожав плечами. — Нам это на руку — Кристина не понимает, что Аксель нужен Швеции больше, чем она сама. Пусть теперь спокойно дает балы для любовников, авось денежки и кончатся.
— А нам что с ним делать, Брайан? — спросил Бекасов, наблюдая за молодым гонцом-даном, который, согревшись, решился-таки подступить к столу и, предельно аккуратно налив себе вина, с величайшей осторожностью и смущением потянулся за остывшим уже куском жареной курицы.
— Если его от таких новостей карачун не хватит, — размышляя, произнес Белов, — то, с согласия Соколова, его стоит пригласить на службу.
Схваченный еще в сентябре близ Пернова на крестьянской лесной дороге Аксель Оксеншерна содержался в замке Аренсбурга под домашним арестом. Впрочем, ему разрешались и долгие прогулки, в том числе и конные, но обязательно в сопровождении датчан-дружинников. Лишь в последнее время он смирился со своим положением и сейчас много времени посвящал письму. С большим волнением Аксель ожидал ответа от королевы на свое прошение о выкупе его из эзельского плена за счет собственных средств. Эта бумага, в которой также объяснялись и обстоятельства его пленения, была передана в Ревель вместе с письмом Белова, но в ответе бургомистра некогда всесильный риксканцлер Оксеншерна не был удостоен и слова.
На следующий день Акселя пригласили в кабинет воеводы, который располагался в башне «Упрямый волк», чтобы ознакомить его с письмом ревельского бургомистра. Бумагу шведу молча протянул Грауль. Надо признать, этот удар Оксеншерна принял достойно, без лишних эмоций. Он лишь устало закрыл глаза и бессильно опустил плечи, вжавшись в кресло.
— Получается, я вам теперь не нужен, — проговорил Аксель тихим голосом, сохраняя достоинство. — Теперь я никто.
— Ну почему же? — возразил Павел, глядя собеседнику в глаза. — Я сожалею о недальновидном и импульсивном поступке вашей бывшей подопечной… Но, насколько я знаю, Кристина весьма довольна своим нынешним положением. И вы, господин Оксеншерна, действительно ей более не надобны. Однако ваши знания и опыт, возможно, могут послужить другим. Я предлагаю вам службу и весьма достойное жалованье, а также всеобщее уважение.
Бывший риксканцлер с изумлением смотрел на говорившего, пытаясь понять, не шутит ли он? Представившийся как барон Грауль, начальник дипломатической службы Сибирской Руси, которая, завладев островами Моонзунда, продолжала прибирать к рукам западную Эстляндию, в свою очередь с интересом наблюдал за Оксеншерной. И тут швед, совершенно неожиданно для себя самого, смутился.
Спокойный взгляд голубых глаз барона, в которых таилось нечто, способное огнем вырваться наружу, вкупе с мягким, но уверенным голосом таили в себе некую загадку. Швед, будто захотев проснуться, потер лицо ладонями, уставившись в бумагу, поданную ему Граулем. Вдруг его осенило и кольнуло в груди — подделка! Письмо подделано! Аксель снова схватил бумагу, впившись в нее глазами, полными отчаянной надежды. Нет… Писал назначенный ревельским бургомистром в начале года Адольф Эберс, своею рукой. Швед бросил взгляд на Белова — этот сибирец, казалось, усмехнулся одними глазами. Да откуда он взялся, этот самоуверенный болван? Предлагает службу… Кому служить?! Сибирскому князю, о котором Оксеншерна почти ничего не знал, кроме отрывочных сведений, полученных от купцов? Много в Тартарии разных князей и безвестных царьков, которым грош цена. Но тут иное дело…
— Я думаю… — начал было озадаченный швед, но Брайан прервал его:
— Нет! Ваш ответ сейчас мне не нужен! — Сибирец, как бы отгораживаясь, выставил вперед ладони. — Сначала вам следует увидеться с семьей, для этого нужно отбыть в Пернов…
— Она уже выставила мою семью вон?! — пораженно воскликнул Аксель и, сжав кулаки, прошептал: — Змея… А мои сыновья?! Эрик, Йохан? Анна, жена моя?!
— Они в Пернове, — нарочито спокойно кивнул барон и, нахмурившись, продолжил: — После встречи с семьей, господин Оксеншерна, вам нужно будет вернуться в Аренсбург и убедить воеводу Белова в вашей пользе для Руси Сибирской, покуда ваша родня будет ехать к Пскову.
* * *Через неделю, проведенную бывшим эстляндским наместником и шведским риксканцлером в Пернове в кругу семьи, Аксель вернулся в Аренсбург. Он был подавлен и молчалив, казалось, за это время граф постарел еще на добрый десяток лет. В Пернове остались его сыновья — Йохан и Эрик, снятые со всех постов и выдворенные из столицы, жена Анна и даже вдовствующая дочь Катарина с двухлетней Барбарой, постоянно находившейся на руках няньки. Участи изгнания, однако, избежали родные сестры Акселя — Эльза и Эбба, а также многочисленная родня Оксеншерны.
— Вы готовы дать свой ответ на наше предложение, господин Оксеншерна? — вместо приветствия, спросил Белов, встречая Акселя внутри укреплений замка.
— Да! Я говорю да! — хрипло отвечал тот, поднимая ворот волчьей шубы. — Но у меня нет выбора, господин Белов! И если служба будет идти во вред моему королевству, то мой ответ будет отрицательным.
— От вас нам нужна только информация, Аксель, — проговорил Брайан, приглашая собеседника войти внутрь замка.
— Вопрос в том, как вы будете ее использовать, — проворчал Оксеншерна.
Фамилия бывшего риксканцлера была одна из самых влиятельных в королевстве, и пусть Кристина искренне ненавидела старика, сделать более того, что она сделала, было уже нельзя. В Стокгольме же после нападок на Оксеншерну тотчас начались разговоры о непременном повторении Кристиной судьбы короля Эрика, сына Густава.
Этот король, руководствуясь лишь своим гневом, расправился со знатной семьей Стуре, среди членов которой были даже регенты Швеции, а также пробовал нападать на привилегии дворян и вообще был совершенно непредсказуем и опасен для самого королевства. Вскоре он был низложен своими братьями, Юханом, ставшим королем, и Карлом, после чего Эрика заключили под арест и в конце концов отравили мышьяком по приказу Юхана. Именно поэтому против дальнейших репрессий были ближайшие теперь к королеве Делагарди — и риксканцлер Якоб, и риксмаршал Магнус. Причем Магнус надеялся, что, как только Кристина, озлобленная последними неудачами Швеции, которые она связывала с именем бывшего канцлера, успокоится, она простит Акселя, позволив ему вернуться на родину с Эзеля.