Александр Конторович - Черный бушлат
— Ну, еще бы. Конечно, помню.
— Так вот это он его уконтрапупил.
— В смысле?
— А то, что он его убил, а вовсе не наши, как это докладывали. Там все в деталях описано. Человек, который на месте не был, никогда бы этого и не узнал. Да и все его документы оказались у Манзырева.
— Ну, про документы я и без тебя помню. Это как раз и одна из причин, почему я тебя сейчас и дернул на доклад.
— И помимо этого интересных вещей много. В сводке было сообщение о взрыве немецкого армейского артсклада, помните?
— Может и было, что их все помнить обязан, что ли?
— Так вот, товарищ комиссар, как выясняется, склад этот — тоже дело рук Манзырева.
— Ну и что?
— А то, что, как и убийство Крайцхагеля, так и склад этот уже проходили по нашим сводкам, как результат деятельности наших разведгрупп. Я дальше копнул и выяснил, что подрыв станции в том городе, где Ланге квартирует, это тоже Манзырев постарался. Стал я анализировать послание, которое радистка написала.
— И что же?
— А то, товарищ комиссар, что все остальные ее донесения от этого послания отличаются резко. Такое впечатление, что писала она под диктовку.
— А сама она что говорит?
— Говорит, писала самостоятельно. А по стилю изложения — один в один с Манзыревским дневником. Эксперт-графолог смотрел — выводы те же. Один человек все написал. Я тогда внимательнейшим образом все это послание по полочкам разложил. И неожиданный результат получился.
— И какой же результат?
— А такой, товарищ комиссар, что основной его целью было вытащить из немецкого тыла эту самую радистку.
— Это с чего ты вдруг взял?
— А то, что с собой Манзырев взял только одну из папок Крайцхагеля. Остальные он частью оставил у радистки, а частью в тайнике. Причем тайник этот был сделан километрах в пятидесяти от места, где они встретились. Тут я уже совсем что-то понимать перестал. Получается, что он эту встречу заранее спланировал? Так это уже что-то совсем невероятное выходит. Немцами-то он ведь руководить не мог? И не мог он знать, когда они на разведгруппу навалятся. Это уже совсем какой-то мистикой попахивает.
— Это все несуразности? Или ты еще что-то откопать успел?
— Успел, товарищ комиссар. Подготовка у него, что боевая, что оперативная, — на должной высоте. Да даже и нашим спецам у него поучиться было бы не грех. Я девчонку эту, радистку, сам расспрашивал. Так она такое рассказывала, диву даешься. Как он двигается, как стреляет, как по лесу ходит. Он и ее тоже натаскивать начал. Так методика эта для нас совсем не известна. Я со специалистами консультировался. Да и сам тоже не лопух, видел кой-чего. В общем, стиль похожий. Но вот как он все это подает, так тут ни мы, ни немцы рядом не сидели. Быстрее все схватывается. Даже девчонка эта, и та по-другому думать начала. Я с ее командиром разговаривал. Так он говорит, что она совсем другим человеком стала. Это за неделю-то совместного с «дядей Сашей» общения?! Это как так надо человеку мозги прочистить, чтобы он даже и думать по-другому стал? Я так не умею, да и другие наши преподаватели, думаю, тоже не могут. И вот какой из всего этого получается интересный вывод.
— Какой же?
— А то, что имели мы дело вовсе даже и не с зеком. А с оперативником высочайшего класса. Да вдобавок еще и боевая подготовка была у него на соответствующем уровне.
— А это откуда известно?
— Мы проанализировали дневник Манзырева, показания Барсовой и ряд перехваченных сообщений противника. Во всех ситуациях, описанных в дневнике, немцы указывают, что имела место хорошо подготовленная группа противника. Это касается тех случаев, когда мы сумели получить подтверждение этим действиям из немецких источников. Достаточно ценными оказались также показания лейтенанта Кольцова.
— Барсова, как я понимаю, это радистка. А Кольцов — это кто такой?
— Лейтенант Кольцов — это командир группы окруженцев, которые встретились с Манзыревым, когда он нес к фронту послание Барсовой. Он дал интересные показания о некоторых особенностях поведения Манзырева.
— Что это за особенности?
— Он обратил внимание, как Манзырев ходит, его манеру обращения с оружием и умение командовать.
— Что?
— Да вот, товарищ комиссар, посмотрите сами. Вот выдержка из протокола допроса лейтенанта Кольцова.
— Давайте сюда. Так… Интересно… Очень даже… Надо же. Интересные вещи пишет этот ваш Кольцов. Его послушать, так перед нами не беглый зек, а прямо таки выпускник академии Генштаба. Тут тебе и умение командовать, и действия с подстраховкой.
— Да, у меня тоже сложилось похожее впечатление. То, что это не зек, понятно при первом же рассмотрении. Это либо наш сотрудник, и тогда я не понимаю, почему это прошло мимо нас, либо вообще неизвестно чей агент. Тогда я не понимаю одного — мотива его поступков. Если наш, — почему он действовал вразрез всем нашим планам и никак не согласовывал с нами свои поступки. Мы ж его ненароком и завалить могли, как в итоге и получилось. Если он не наш, — то чей же и почему в итоге нам помог.
— Ты, Василий Андреевич, много еще не знаешь. И чувствую я, что без подробного разъяснения тебе сложившейся обстановки, еще бог знает, до чего додумаешься. Вот ответь мне, какова, по-твоему, цель операции «Снег»?
— Ну, это ясно, товарищ комиссар. Внедрение «Рыжего» в разведшколу к Ланге.
— Как, по-твоему, много ли у немцев таких разведшкол?
— Ну, я полагаю, что десятка полтора как минимум наберется.
— И что, каждой школой занимается руководитель моего уровня? Это вообще не мое дело, если внимательно посмотреть. Пускай этим разведка занимается, а не ГУГБ. У нас, если ты забыл, задачи немножко другие. Тебя это, ни на какие мысли не наводило еще? Почему вдруг задачу, относящуюся к разведке, курирую непосредственно я, хотя мои интересы все здесь, в Москве?
— Задавался я этим вопросом, товарищ комиссар.
— И до чего додумался?
— Ланге. Думаю, в нем вся загвоздка.
— И в чем же эту загвоздку ты видишь?
— Ну, он давно у нас тут сидит…
— И что, он один такой?
— Я думаю, что не один.
— Да их, Василий Андреевич, тут десятки, если не сотни, сидят. Если за каждым персонально комиссар госбезопасности приглядывать будет, то на всей остальной работе можно поставить большой жирный крест. Ланге сидел здесь с 1937 года. Он действительно разведчик, кадровый. Еще рейхсверовской выучки. Каста, так сказать. Из старых он, понимаешь?
— Понимаю, товарищ комиссар.
— Не все еще ты понимаешь. Его сюда не просто так забросили. Он же старый. У него концы на самом верху. И здесь он у нас не просто резидентом сидел, он связной. Связной между ихними старыми и нашими. Ты что думал, мы тут всех повыкорчевывали в свое время?
— Да нет, товарищ комиссар. Наверняка кто-нибудь да остался.
— Правильно ты мыслишь. Остался. И не один. И поверь мне, Василий Андреевич, этот человек не завскладом в Мухосранске служит. Он вообще, может быть, на одном со мной этаже сидит и по утрам в коридоре здоровается. Кто-то же прикрывал Ланге все это время. Как только мы на хвост какому-нибудь контакту садились, так тут же его и рубили по-живому. От нас утечка шла, Василий Андреевич, от нас. И за все это время мы почти ни на шаг к разгадке так и не подошли.
— Так надо было взять его, товарищ комиссар. На допросе все бы и рассказал.
— Я не поторопился тебя умным назвать? Ты думаешь, мы такого не пробовали? Двоих мы взяли. Так одного охрана при попытке к бегству застрелила, а второй таинственным образом в камере окочурился.
— Ну, всякое бывает, товарищ комиссар. Могло и так быть.
— Могло, не спорю. Только вот охранника, который первого застрелил, через два дня машина сбила. А врач, который вскрытие второго делал, таинственным образом на рыбалке утоп. На речке с максимальной глубиной в метр. Теперь ты понимаешь, почему вся эта операция по вашему ведомству шла, по линии разведки, а я ее только курировал, да и то неофициально. О нашем с тобой сотрудничестве, кроме нас двоих, знает еще пара человек. Да и те на самом верху.
— Теперь ясно, товарищ комиссар. А как так случилось, что Ланге в тюрьму сел? И почему его блатные за своего приняли? Я и сам, когда с делом знакомился, себе этот вопрос не раз задавал.
— Спрятали его туда. Легенду ему, видимо, заранее готовили. Нашлись среди воров люди, которые его знали. И подтвердили, где нужно. Правда, кончили они все плохо. Кого по пьяному делу зарезали, кого охранник с вышки стрельнул. Так что и здесь мы концов не нашли, как ни искали. И спрятали его в тюрьму очень своевременно. Я чуть умом не двинулся, пока гадал, куда он делся. Мы только через год его нашли. И за все это время он в лагере не просто так сидел. У него и связь с волей налажена была, и сообщения свои он отправлять умудрялся успешно. Вот тут нам, наконец, и подфартило, — сели мы на его канал связи. Удалось вычислить подлюку, который его почту туда-сюда таскал. Брать мы его, конечно, не стали, но письма с того момента просматривали. Отследить их получателей здесь не вышло. Шли они все в никуда. Никто их с почты не забирал. Так что читали их где-то посередине. Или мы что-то не до конца выявили. Во всяком случае, информацию, им получаемую, мы читали, как я полагаю, всю. И из нее ясно было, что и у немцев тоже какие-то там шашни идут. И цель их общая — договориться между собой. На какой почве, и какой ценой — ничего этого мы не знали. Но, ясно было одно. Такого спеца, как Ланге, они без дела не оставят. Обязательно они его к чему-то серьезному приставят. И при этом у него должен был остаться канал связи с нашими мерзюками. Не будут его, теперь из дела выводить, он и так знает слишком дофига, чтобы его сейчас в сторону подвинуть ни с того, ни с сего. Вот и родилась мысль — подставить ему своего человека. По своим каналам удалось выяснить, что могут ему предложить пост начальника разведшколы. Вот тут и появился «Рыжий». Как консультант он был бы очень кстати. Да и связей у него тут полным-полно. Начали мы его потихоньку к Ланге подводить. Знали мы, что будут Ланге проверять. И не только его, но и всех, кто с ним рядом будет. Вот и решили выставить его героем в глазах немцем — организовать побег. Но, не успешный, а провальный, так чтобы он по лезвию прошел и только чудом уцелел. Это должно было снять с него все подозрения. Вот и стали мы искать среди зеков известного спеца по побегам. Чтобы уж совсем без сучка и без задоринки все прошло. Ты спрашиваешь, откуда взялся Манзырев? Так вот — его выбрал я.
