Бывших не бывает - Красницкий Евгений Сергеевич

– Храни вас Бог, православные. Я настоятель здешнего храма иеромонах Меркурий, – представился священник.

– Спаси тебя Бог, брат, – первым поклонился тощий измождённый человек с лихорадочно горящими глазами. – Я, недостойный, – иерей Моисей, а это…

Много времени взаимные представления не заняли.

«Похоже, это действительно священник. По крайней мере, церковный этикет в его исполнении выглядит вполне естественно: приветствовал как иерей иерея, спутников своих пропустил по старшинству, но не обыденному, а церковнослужительному – всё верно и, главное, всё привычно».

– Идёмте же в храм, братья и сёстры, – провозгласил отец Меркурий. – Возблагодарим Господа за ваше избавление!

– В настоящий?! – хором ахнула молодая пара.

– В настоящий, – кивнул отец Меркурий.

«Не Святая София, конечно, и не храм Святых Апостолов [103], но они не видали и такого. Хотя какая разница, «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них [104]» – вот что важно!»

– Брат мой, – Моисей жестом привлёк к себе внимание, – почти все мои чада духовные не воцерковлены и не миропомазаны. И в храме Божьем не бывали ещё.

– Вселенная есть храм Божий, брат мой! И я, ликуя, введу братьев и сестёр наших во храм и свершу над ними таинство миропомазания. А теперь идёмте!

– А после молебна на жительство определим вас в лучшем виде, – подытожил молчавший до сих пор Арсений. – Тут село христианское, и пропасть христианам не дадим!

Давно уже минули и молебен, и приходская трапеза [105], о подготовке которой, как выяснилось, успел распорядиться Арсений. И на самой трапезе ратник явил себя просто образцом христианского благочестия – куда только делась ухмылка и солёные шутки-прибаутки. И разместил всех, как обещал: молодых и причётчика в бывшую Пентюхову избу, отцу Моисею с семейством предложил своё гостеприимство отец Меркурий, а ткача с дочкой Арсений забрал к себе. Отец Меркурий долго прикидывал, зачем это понадобилось Арсению, но ни к какому выводу так и не пришёл.

Давно уже стемнело. Отец Меркурий сидел у себя в каморке и обдумывал предстоящую утром поездку в Михайлов Городок. По уму стоило бы лечь спать, но сон не шёл. Вот и сидел отставной хилиарх при тусклом свете лучины и пытался собрать свои разбегающиеся мысли. Мысли собираться не желали.

Стук в дверь отвлёк отца Меркурия от этого занятия.

– Молитвами святых отец наших Господи Иисусе Христе Сыне Божий помилуй нас! – раздалось из-за двери.

– Аминь! – отозвался священник.

Дверь отворилась, и в келью зашёл отец Моисей.

– Благослови, отец иеромонах, – поклонился он.

– Бог благословит! – отозвался отец Меркурий, вставая. – Чем я могу помочь тебе, брат мой?

– Говорить хочу! – выдохнул гость. – Истосковался сам с собой. Духом слаб, в сомнении и унынии пребываю! Выслушай меня!

– Так ты просишь об исповеди?

– Сам не знаю! Исповеди, суда, диспута… – Моисей помотал головой и застонал. – Разрешения сомнений ищу, а как они разрешатся, уже не важно. Будь мне судьёй, брат – выслушай мой рассказ, а там как решишь. Об одном молю, если решишь отдать меня на епископский суд, не оставь семейство моё, умоли здешнего боярина, чтобы сирот не призрел. Обещаешь?

– Клянусь в том!

«Язык твой – враг твой, Макарий! Но что же у него на совести?»

– Тогда слушай, – Моисей отёр пот с лица. – В лето Господне года шесть тысяч шестьсот двадцать пятое [106] рукоположил меня владыка Амфилохий [107] во священство и испоместил на приход на туровском рубеже. Всё бы хорошо, но началась война – князь Ярослав Святополчич сначала с Киевом схватился и стола лишился, а потом стол себе возвернуть решил. Не возвернул, а земля вся дымом и кровью пошла. Если первую войну мы всем селом в лесу пересидели, то когда вторая началась, поняли – край. Уходить надо – дымы в небе отовсюду, не отсидишься.

Моисей закашлялся. Отец Меркурий подал ему кувшин с квасом и чуть не силой усадил за стол. Заболотный священник жадно напился и продолжил:

– Решили уходить. Я благословил и с паствой своей вместе в путь отправился. От войны подальше. Давно слухи ходили, что в лесах за Горынью хорошей земли много. За Горынью нас и встретили. Люди боярина Александра Журавля. Отступника.

– Отступника? Отринувшего веру и святое крещение?

– Да.

– Значит, вот почему он так притесняет христиан! Я помню историю Юлиана Отступника" [108]

– Ты верно вспомнил про Юлиана, – кивнул Моисей. – Там что-то похожее. Да, отбирают кресты, да заставляют поклоняться Сварогу, но до Диоклетиановых и Нероновых гонений далеко, очень далеко. Многим христианам разрешают тайно исповедывать истинную веру. Мне, например, разрешали.

– Почему?!

– Я умею делать нечто полезное. Когда проходил послушание в монастыре, то научился от своего наставника огородничеству, и не просто разводить огород, а выводить овощи, которых ранее не было, скрещивать, отбирать и получать новое, лучше, больше, сильнее. А ещё научился возделывать греческую крупу [109]. Когда меня испоместили на приход, я не оставил своего увлечения и щедро делился знаниями с прихожанами. Это меня и спасло от более печальной судьбы. А может, погубило – как посмотреть.

– Я не понимаю.

– Сейчас поймёшь. Боярин Александр отринул Христа, но в своих владениях стремится построить то, о чём говорил Христос. Я сам слышал, как боярин говорил: «С каждого по способностям, каждому по труду». Понимаешь, он строит Христово царство, отринув Христа. Бывает в своём ослеплении жесток, беспощадно жесток, но заботится о людях.

– Теперь я понимаю ещё меньше!

– Сейчас поймёшь! Там каждого заболевшего, какого бы он ни был звания и достатка, пользует лекарь, а лекарям платит боярин; там учат детей грамоте, и платит за то боярин; там множество вещей, облегчающих жизнь, и сделано это по велению боярина; там люди, искушённые в земледелии, указывают, что, когда и как сеять, и оттого там забыли, что такое «не хватает хлеба до новинки» [110]. Там отбирают для посева лучшее зерно, а самое лучшее скрещивают между собой, чтобы качество закрепилось в потомстве. Боярин называл это селекцией и выведением новых сортов. Одним из таких выводящих стал и я.

– Уж прости меня, но ты рассказываешь сказки, брат!

– Может, и сказки, но сказки страшные. За это большинство людей не может без разрешения покинуть свою округу. Нарушивших жестоко наказывают, вплоть до смерти. За это боярин решает, кому и чем заниматься, и детей насильно разлучают с родителями для обучения ремёслам, и если мне – человеку там не простому и полезному – разрешали в тайне исповедывать истинную веру и не ходить на поганые капища, то простецов гнали туда кнутами. А после случилось и вовсе страшное…

– Что?

– Боярин завёл порядок, что рожениц, которым пора родить настала, собирают в лекарню, чтобы под присмотром у лекарей были и разродились благополучно, вот и в тот раз, – отец Моисей замолчал, а лицо его исказилось от натурального ужаса.

«Ничего себе! Я и не слышал, чтобы где-то был такой полезный обычай! Но что же его так накрыло-то? Что там случилось?»

Моисей справился с собой и продолжил:

– Часть моих старых прихожан, которых отселили…

– Как понять – отселили?

– Там таких, как мы, называют новосёлами и перемешивают между собой, не дают селиться вместе. Именно новосёлам запрещено покидать без разрешения свою округу. Тех, кто жил под властью боярина изначально, так не утесняют. Мне разрешалось передвигаться почти везде, только потому что меня причислили к полеведам – мы должны следить за полевыми работами и амбарами, отбирать лучшее зерно и плоды на развод, много разного, но речь не о том.