Андрей Валентинов - Век-волкодав
— Да, — кивнул капитан. — По крайней мере, для меня. Спасибо за откровенность, вопросов больше нет.
Ким Петрович улыбнулся.
— Тогда пожелаем товарищу Ахилло счастливого пути — и всяческих успехов. Надеюсь, Микаэль Александрович быстро найдет свое место в нашем мире…
Ахилло нетерпеливо оглянулся. Кажется, свое место он уже нашел. Вечер, темная подворотня, револьвер при поясе, да еще несколько червонцев, одолженные все тем же добрым товарищем Кимом.
— …Остался только один момент. Товарищ Ахилло, вы свой скантр не забыли?
Поручик и «крот» недоуменно переглянулись. «Шпион» тоже был явно удивлен.
— Товарищ секретарь ЦК! О каком скантре вы говорите?
— Ну, как же? — поразился Ким Петрович. — Разве вам не объяснили? В другом мире, на иной грани кристалла, чужак проживет недолго. Если у вас нет своего скантра, то через две недели вы уже будете больны, а через месяц — распадетесь на молекулы. Поверьте, не самое приятное зрелище!.. Скантр создает защитное поле, только оно не даст вам погибнуть. Смотрите! И обязательно дотроньтесь, сразу почувствуете, какая в этой маленьком кругляше энергия.
Любитель трубок, расстегнув ворот френча, извлек на свет небольшую кожаную ладанку — кружок размером с царский «пятак» на твердом кожаном шнурке. Ахилло подошел, осторожно коснулся. Поручик еле сдержался, чтобы не охнуть — кулак Лаврика-Павлика беззвучно вонзился ему в бок. Степан немедленно ответил.
— Ай, какой молодец! — шевельнулись толстые губы.
— Товарищ… Товарищ Ким, — «шпион» резко выдохнул. — Мне ничего подобного не…
— Не беда! Все решаемо. Держите!
Секретарь ЦК, спрятав ладанку, полез в нагрудный карман, раскрыл ладонь. Тулак невольно сделал шаг вперед. Действительно «кругляш» — светлого металла, легкий, не толще спички.
«Шпион» протянул руку, взял «скантр» двумя пальцами, быстро спрятал в карман. Улыбнулся, взглянул благодарно.
— Спасибо. Может и вправду ваш мир… другой.
Под ухом у поручика яростно дышал «крот».
— Не за что, товарищ Ахилло! Только не забудьте, что скантр каждую неделю следует обязательно подзаряжать от большого скантра в Теплом Стане. Пропуск вас будет ждать на проходной.
Капитан сжал губы. Не оборачиваясь, сделал шаг назад. Скользнул в черный зев подворотни.
Исчез.
— «Мне на плечи кидается век-волкодав. Но не волк я по крови своей», — негромко проговорил товарищ Ким. — Должны же мы дать ему шанс! Правда, товарищи?
— Товарищ Ким! — «крот» громко засопев, бросился вперед. — Товарищ Ким, прошу меня простить. Не повторится больше, клянусь!..
Ким Петрович поднес трубку ко рту, глотнул ароматный дым:
— «…Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы, ни кровавых костей в колесе…». Не стоит о пустяках, давайте о главном… Мы вступаем в новую эпоху, товарищи. Еще совсем недавно величие державы определялось количеством дредноутов. В мире, откуда я прибыл, считают атомные и водородные бомбы. У нас теперь есть нечто лучшее — Канал. Он даст нашей стране невиданное могущество, надо только правильно выбрать путь. Сначала два мира вместе, после три, четыре… Их число бесконечно. Понимаете? Бесконечно!..
5
Рука скользнуло по влажному железу. Металл был старый, мокрые кусочки ржавчины прилипли к пальцам, и Леонид, нащупав неровный камень, поспешил обтереть ладонь. Рядом вспыхнул фонарь. Луч высветил железную лестницу в несколько ступенек, ведущую тяжелой, почти квадратной двери, врезанной в стену.
— Пришли, — негромко проговорила Гондла. — Чуть раньше, чем нужно, придется обождать. У вас папиросы?
Пантёлкин, поставив портфель на землю, нащупал пачку «Марса» и запоздало сообразил, что взял ее грязными пальцами. Впрочем, здесь, в подземелье, грязь была всюду. Грязь — и сырость. Пальто, купленное в Питере, годилось теперь разве что для старьевщика из самых небрезгливых. Под ногами подозрительно хлюпало, а с низкого потолка то и дело срывались тяжелые капли.
Женщина долго выбирала папиросу, подсвечивая фонарем, наконец, щелкнула зажигалкой.
— Благодарю. Разговаривать здесь можно, но не слишком громко. За дверью не услышат, но за всех прочих не ручаюсь.
Леонид быстро оглянулся.
— Прочих? А кто тут есть?
Сегодняшний подземный маршрут ему совершенно не понравился. Идти пришлось более двух часов, плутая пустыми узкими коридорами. Тьма, резко пахнущая грязь, камни, так и норовящие попасть под ботинок. Взятые с собой свечи быстро догорели, а фонарь Лариса Михайловна включала только возле очередного перекрестка. Леонид несколько раз сильно ударился плечом, разбил до крови костяшки на левой руке, вдобавок умудрился расцарапать щеку.
— Кто тут есть? — женщина на миг задумалась. — В сотне саженей отсюда лежат четыре трупа, двоих исполнила лично я. Чуть дальше старое кладбище. Чье, даже не знаю. Крестов, во всяком случае, там нет. Прямо за ним — стенная костница, вероятно, монастырская. Хватит?
Бывший чекист беззвучно хмыкнул. Кажется, дамочка решила его напугать.
— Сейф открыть сможете?
Красный огонек папиросы резко дернулся.
— Говорила же — смогу! Но имейте в виду, все, что в сейфе — мое. Вы берете себе ваш любимый прибор, он в штабной комнате…
Пантёлкин молча кивнул. Чемоданчик — небольшой, тяжелый, материал твердый, гладкий, рукой приятно гладить. Неровные пятна на экране.
«Говори, где машинка с Кирочной!..»
— …И учтите, переговоры с Рейли буду вести я сама, вы нас только познакомите. Секреты Кима стоят очень больших денег, но без меня вас облапошат в два счета. В Париже, вы уже, кажется, нарвались.
Бывший чекистпроглотил намек, не поморщившись.
— Служба у нас такая, Лариса Михайловна. Умри ты сегодня, а я — завтра.
Красный огонек вновь дрогнул.
— Вы о чем?
Леонид невозмутимо улыбнулся.
С репортером «Известий» Михаилом Огневым он увиделся за час до того, как Гондла отперла тяжелую дверь в подвале костела Святого Варфоломея. Служебное удостоверение — увесистые багровые «корочки» — карман не тянет, а долг, как известно, платежом красен. «Почетное дело поручено мне: давить сапогами клопов на стене…»
Гондла, не дождавшись ответа, подсветила фонариком циферблат наручных часов:
— Еще чуть-чуть, минуты три. Дежурный уходит в семь, но лучше немного потерпеть…
Пантёлкин поглядел на темный четырехугольник двери, нащупал кобуру у пояса.
— А вы мне пока, Лариса Михайловна про Вождя расскажите. Почему он Николай, а не Владимир?
— О чем вы? — поразилась Гондла. — И охота вам такое старье ворошить? Ну, как хотите… У некоторых народов Поволжья есть странный обычай. Когда в семье умирает ребенок, его имя передают следующему. Смерть обманывают — два раза за одним и тем же не придет, в ее ведомостях эта графа уже заполнена…
Бывший чекист невольно поежился.
— В семье Ульяновых был еще один ребенок — Владимир, больной, несчастный мальчик, паралитик от рождения. Он умер в три года, и тогда Николай Ульянов заступил место брата. Он тоже болел, но смерть его не увидела. Говорят, не видит до сих пор…
Бросила папиросу, втоптала окурок в липкую грязь.
— Пойдете первым. Сказки — сказками, но если что-то замечу — застрелю на месте.
Мокрая ржавчина вновь вцепилась в пальцы. Леонид, скользнув подошвой по влажному железу, перехватил поудобнее портфель, не без труда выпрямился.
— Ну, что стали? — донеслось снизу. — Вперед!
Хорошо, когда Смерть не видит. А когда она мысли не читает — еще лучше.
* * *В прошлый раз они попали в подземелье через подвал. Теперь же за дверью оказалась узкая каменная лестница, врезанная между двух глухих стен. Ступени резко заворачивали вправо, и Пантёлкин сообразил, что они находятся в башне.
Гондла, прикрыв дверь, долго возилась с ключом, наконец, удовлетворенно вздохнула.
— Удачно! Про этот ход знаем только я и Ким, но он не любит спускаться под землю. Внизу караул, посторонних не пускают, так что помешать нам никто не сможет.
Леонид молча кивнул. Этим вечером секретарь ЦК товарищ Лунин должен выступать на пленуме Столичного комитета партии. Вместе с ним, если репортер Огнев напоследок не солгал, на пленум собиралась и товарищ Климова.
Повезло Мурке!
— Нам на самый верх, — шепнула женщина. — Увидите кого-нибудь — стреляйте сразу.
И потянулись ступени — первая, вторая, десятая… сотая.
Уже не впервые бывший старший оперуполномоченный ВЧК ловил себя на странной мысли. Каждый раз он выбирал самый безнадежный путь. Когда стало ясно, что на бандита Фартового началась беспощадная охота, брошенный всеми чекист остался в Питере. После побега, встретившись с Лафаром, он вновь мог уехать, но все-таки согласился стать «товарищем Москвиным». И уж совсем не имело смысла возвращаться в страну сейчас. И все-таки он вернулся — вопреки всякому здравому смыслу.
