Олег Герантиди - Малой кровью, могучим ударом!
А когда Рокоссовский закончил, наступила тишина. Сталин не задавал вопросов, и поэтому молчали все. Сталин, словно уйдя в себя, неторопливо ходил за спинами членов Ставки. Потом решился, быстро прошел к своему стулу, сел. Посмотрел внимательно на Рокоссовского:
– Черт с тобой, делай! Но... – и далее говорить не стал, и так все ясно.
Опять лихорадочная работа. Выявленные русскими позиции обновить, заполнить макетами пулеметов и противотанковых пушек. Вырыть новые окопы и капониры. И снова проверить сектора обстрелов, пристрелять рубежи. Вывезти раненых в тыл, захоронить погибших, подать сотни тонн боеприпасов. И так далее, и так далее, и так далее...
Паулюс только после боя смог проанализировать происшедшее. Система связи себя оправдала полностью, многослойное расположение артиллерии – тоже. Оборона прогнулась, но выдержала и, отпружинив, отбросила русских.
Какие каверзы они там замышляют?
На четвертый день после штурма небо очистилось от осенних туч, а русские истребители очистили его от немецких самолетов. На пятый день затишья на Бреслау начали падать отдельные пристрелочные снаряды. Бухнет на городской площади, а звукометристы в десяти километрах слушают, проводят линии на своих огневых картах. На шестой пришла серия PC. Упала с хорошим разлетом, но побила немало народа. На переднем крае невозможно стало находиться. Каждое движение вызывало очередь нескольких крупнокалиберных пулеметов. Попытка в огневом поединке загасить их не удалась. Пулеметчики Вермахта были просто растерзаны крупнокалиберными пулями, а темп стрельбы русских нисколько не изменился. Видно, стреляли из танков. Минометная батарея, выпустившая не более десятка мин, сразу же была засечена, и на ее позиции обрушился шквал реактивных снарядов, защиты от которых экономика и наука Рейха пока не придумали. И так уже неделю. Ни война, ни мир. И атак нет, и люди гибнут...
На восьмой день в шесть утра показалось, что снова началось. Вагоны снарядов, в считанные секунды поднятые русскими в воздух, обрушились на город. Несколько районов были накрыты залпами «эрэсов». И ещё не успела осесть пыль от взрывов, как над городом прошли тучи бомбардировщиков. И сыпали, и сыпали бомбы – на позиции, на укрепления, на крыши домов. А следом летающие батареи PC (Су-2) и «черная смерть» (ИЛ-2). И самое бы время русским ударить, но нет ничего, только артналеты, уже кажущиеся нам меньшей, по сравнению с прочими, неприятностью.
Потом исчезла связь с Лигницем. И «Голубой» корпус испанцев как будто сквозь землю провалился. Ни радио, ни телефонной связи. И с Берлином! Но дозвонились из Праги и начали задавать вопросы от имени ОКХ о судьбе Гиммлера и испанцев. Паулюс ничего не знал о судьбе Гиммлера, а испанцы – вот они – с десяток солдат и какой-то унтер ворвались в Бреслау на грузовике «Опель». Дрожащие, черные, грязные, долго лопотали о пятибашенных танках русских. Для генерала это стало ударом. Он понял, что попал в окружение. Что нет больше испанского корпуса, как и дивизий Фольксштурма. Непонятно, что с резервами. Тут одно из двух: либо они там же, растоптанные русскими танками, либо русские их оттеснили западнее Лигница. Скорее всего, первое. А о пятибашенных танках, так тут три варианта. Либо врут союзники. Либо у Сталина дела тоже плохи, раз он из закромов достал рухлядь середины прошлого десятилетия. Либо его промышленность выдала нечто такое, что дальше воевать не имеет смысла... впрочем, это и не удивительно, если вспомнить Т-34, KB, ИЛ-2, ЯК-1, PC. Да и вообще все, что имеет на вооружении Красная Армия, можно смело добавить в этот список.
И через несколько часов по радио обрушился поток указов, приказов, распоряжений, основной смысл которых сводился к одному: остановить лавину Красной Армии, хлынувшую в разрыв фронта между Глогау и Штейнау. Что характерно, указаний, чем остановить и что делать с обороной Бреслау, не было.
Мост у Мангейма
База снабжения фронта расположилась под Регенсбургом, в нескольких железнодорожных тупиках. Горы снарядных ящиков, танки рядами, пушки гектарами, машины, прицепы. Зенитки через каждые сто метров. Окопы в полном порядке, пулеметы, даже рота танков несет охрану.
Технику получили быстро. Но новое – оно и есть новое. Стариков два часа проспорил со снабженцами, переходя с уровня на уровень и доказывая, что с такой вибрацией двигателя второго танка он доедет только до ворот парка. Убедил. Т-34М заменили. Снарядов и патронов в дорогу не дали, хорошо хоть заправили под горловину да сухпаем завалили. Воюйте, солдатики. Переночевали в общежитии и рано поутру двинулись в Регенсбург, где к обеду должна была сформироваться колонна для корпуса.
Игорь пораньше привел свой отряд к месту сбора. Там же ему посчастливилось узнать, как добраться до полка, где служит Евгения. Проинструктировал бойцов и сорвался как на крыльях. Аэродром нашел быстро, но «не положено». Вой винтов не дал высказать постовому, а потом и подошедшему капитану – начкару, все, что он о них думает... Не положено! Игорь уже повернул назад, когда от города подлетела «эмка», а в ней и Женька.
– Игорь! – она узнала его издалека, рвала неуступчивую ручку двери, вырвалась из машины, подлетела к нему.
– Жень! – Игорь окунулся в океан ее глаз и понял, что все это время не давало ему покоя, когда обрел его, заключив девушку в свои объятия.
Они что-то говорили, вернее, нет, не говорили, лепетали, но понимали друг друга без слов. И не было для них времени, не было окружающего пространства с самолетами, грохотом, любопытными взглядами. Война, как и все остальное, унеслась на тысячи лет и миллионы километров. Он пообещал, уходя, что после следующей встречи они никогда не расстанутся, подождать нужно совсем немного. На крайний случай, договорились встретиться на ступенях Рейхстага сразу после Победы.
Через два дня догнали бригаду. В пути ничего особенного. Груды битой немецкой техники, иногда наши танки, нарвавшиеся на мины или артиллерийские засады. Кресты на обочинах. Обелиски со звездами на пригорках.
У обелиска на коленях стоял седой майор. Стариков остановил свои танки, подошел к нему. А тот, почувствовав его присутствие, заговорил о том, что молит Бога не о себе, о детях своих и внуках, чтобы на них проклятие не отозвалось. Командовал он учебным снайперским батальоном. Одна рота была женская, сто девчонок. Били из любых положений, белке в глаз со ста метров могли пулю положить. И вот их в чистое поле бросили – прорыв затыкать. Ясное дело, больше в округе никого не было. Их, уже почти выпускниц, нужно было по пехотным подразделениям, как самое дорогое оружие, вдумчиво распределить. Один хороший снайпер в пехотной роте увеличивает ее боеспособность вдвое. А их скопом, да в чистое поле, под танки! Девчата за несколько минут выбили два батальона немецкой пехоты, но с легкими пулеметными танками ничего сделать не смогли. И полегли все здесь, ведь у них даже гранат с собой не было, только винтовки... И не прошли гады, не прошли! И задержали-то девчата немецкие танки всего на два часа, но в это время подошли наши. Вон те немецкие танки сгоревшие, а вот мои девочки.
Стариков уже вечером зашел к Короткову. Комбриг кого-то затейливо костерил по телефону. Кивнул Игорю, мол, садись. Снова говорил с Константиновым, «доказывал» ему что-то. Потом хрястнул трубкой по телефону. Посидел немного молча, потом достал фляжку.
– Ну что, Игорь, забирают тебя.
– В 13-ю бригаду? Вы же говорили уже.
– Да нет, не в 13-ю. Помнишь того майора-осназовца?
– Чернышкова? Да, помню.
– Так вот, он на тебя глаз положил после той заварухи с Манштейном. Я подробностей не знаю, что-то они там задумали. Но у меня приказ отобрать три лучших экипажа и под твоим командованием бросить под Мюнхен. Козлы! А у меня кто воевать будет?! Я вот этими погонами немцев гонять буду?! Короче, это все эмоции, а по делу – бери свою «старушку», две «эмки». Народ набирай, но знай, дела там действительно серьезные. Шеломкова я тебе не отдам.
– А что?
– А ни хрена! Мы только выходим на оперативный простор, а у меня молодых полбригады. Короче, все.
– Нет, Шеломкова я заберу. Потому как взять мне больше некого. Сами говорите, что дела там серьезные.
– Ай, хрен с тобой...
Короткое набулькал в алюминиевую кружку из фляги, пластанул хлеба, пододвинул Старикову банку с тушенкой:
– Давай за встречу!
– Так ведь за встречу пьют, когда...
– Игорь, за нашу непременную встречу в скором будущем.
Место прорыва было покрыто воронками, напоминающими лунные кратеры. Рядком лежали накрытые плащ-палатками тела наших солдат. Сиротливо стоял Т-26 со сбитой набок башней. Впереди шел «кюбельваген» Чернышкова. Потом три Т-34 стариковского взвода, за ними три Т-40 из разведбата и два немецких трофейных бронетранспортера с осназовцами. Продирались по разнесенной в пух и прах шоссейке. Спутанная «колючка», линии окопов с торчащими в небо дулами немецких пулеметов, каски там и тут, снова тела. Далее дорога нырнула в лес, но и здесь сохранились следы сражения. Разорванные деревья своими расщепами взывают к небу, черные ожоги на траве. Еще через несколько километров колонна БТ, расстрелянная с флангов. Здесь тоже суетится похоронная команда. Технари в танковых комбезах лазят по сгоревшим машинам, отвинчивают уцелевшие запчасти, а может, определяют, какие из танков можно восстановить, наполнить человеческими телами и вновь бросить в бой. В трехстах метрах – два разбитых панцера T-IV, плюс один чуть подальше. Экипажи «бэтэшек» вовремя обнаружили противника и хорошо стреляли, но не очень сильные пушки не смогли проломить лобовую броню тяжелых немецких танков. Счет 7-3 в пользу немцев. От роты быстроходных легких советских танков, рванувшихся в прорыв и попавших в танковую засаду, почти ничего не осталось.
