Роман Злотников - Русские сказки
Через два часа он посадил самолет на небольшой луговине, тянувшейся вдоль узкой таежной речушки. Подходящую площадку для посадки и последующего взлета майор начал искать еще минут сорок назад, но все, что попадалось на глаза, его совершенно не устраивало. Для посадки некоторые площадки еще как-нибудь годились, тем более что при необходимости он мог бы посадить аэроплан и прямо на лес, но вот для взлета изрядно перегруженной машины они были маловаты.
Сказать по правде, и эта площадка вызывала у него большие сомнения, однако это было лучшее из всего, что встретилось ему до сих пор, а горючего в баке оставалось минуты на три, от силы пять полета, так что особо выбирать не приходилось. К тому же река на протяжении почти трех верст от луговины не давала изгибов, и он прикинул, что главное — оторвать машину от земли, а набрать высоту он сможет и над рекой.
Предположение майора, что времени на поиски больше не осталось, получило подтверждение практически немедленно, когда на последнем развороте двигатель кашлянул и заглох. Видимо, остатки горючего из-за центробежной силы стекли в угол бака и подача топлива прекратилась. Но запаса высоты хватало, и он повел машину на посадку.
Посадка прошла, в общем, удачно. Аэроплан пару раз «скозлил», чувствительно стукнулся о пень правым колесом, но стойки шасси все-таки выдержали, примитивные колодки тормозов сработали как надо, и самолет остановился, чуть не уткнувшись носом в ствол высокой сосны на самой опушке. Майор выбрался из кабины и походил вокруг аэроплана, осматривая его и разминая затекшие ноги. Считалось, что такие, как он, могут водить все, что движется, и летать на всем, что способно подняться в воздух. Но подобная всеядность давала о себе знать. За неполных четыре часа полета он, к собственному удивлению, порядком устал. И хотя эта усталость была скорее нервная, чем физическая, она ощущалась явственно, чего с ним не случалось давненько. Он хмыкнул и стянул с головы летный шлем. Вокруг шумела тайга, тихонько потрескивал остывающий мотор, а из зарослей густого кустарника, сбегавшего к реке по склону от опушки леса, доносился многоголосый птичий гомон. Совершенно земная картина. И если повернуться спиной к аэроплану, то можно представить, что он в отпуске на Земле и они с ребятами, по давней традиции, спрыгнули с орбиты в Сибирском национальном парке и приземлились где-то между Нижней и Подкаменной Тунгуской и вот теперь он идет по тайге к условленному месту встречи. Майор хмыкнул, вскочил на крыло и начал голыми пальцами откручивать винты крепления топливного бака. Пора было заправляться.
Спустя два часа он легко вскинул на плечо хвостовой костыль полностью заправленного аэроплана и развернул его по оси длинной диагонали луговины. На треть облегченные бочки болтались на своих местах под крыльями. Все тяги были заново смазаны солидолом, а шкворневые соединения прошприцованы. Майор пригладил еще сырые после купания в реке волосы, застропил ось шасси за сосну и встал перед винтом.
Мотор завелся сразу. Майор залез в кабину, прогрел двигатель, потом свесился за борт и выстрелом из барабанника перебил петлю веревки, которая была одним концом закреплена на оси, а другим привязана к сосне, одновременно прибавив газу. Аэроплан побежал по луговине, быстро набирая скорость и подпрыгивая на кочках. И все-таки ему едва хватило места, чтобы оторвать машину от земли. Колеса даже немного чиркнули по воде и подняли тучу брызг, прежде чем машина перестала переваливаться с крыла на крыло и медленно поползла вверх. До речного изгиба он еле успел набрать достаточную высоту, чтобы перевалить через верхушки сосен и заложить разворот.
К его удивлению, эта неуклюжая и примитивная конструкция продержалась почти десять часов. Он заправлялся еще трижды, и солнце успело склониться к закату, когда, всего через полтора часа после последней заправки, двигатель глухо бухнул и тут же резанул по ушам пронзительный визг. Майор молниеносно выключил зажигание, и мотор заглох, продолжая, однако, на протяжении еще какого-то времени издавать звонкий треск и разбрасывать по сторонам куски трех своих цилиндров, лопнувших практически одновременно. Головка верхнего просвистела буквально в паре дюймов над макушкой летчика.
Майор тут же перевел аэроплан в пологое скольжение и завертел головой, отыскивая место для аварийной посадки. Слава богу, заходящее солнце било в спину, но сильно мешали удлинившиеся тени.
Подходящую площадку он так и не обнаружил и посадил аэроплан на поверхность небольшого лесного озера. Что было очень рискованно. Поскольку с его весом он держался на воде ничуть не лучше топора. И хотя он умел задерживать дыхание почти на десять минут, стоило его ногам увязнуть поглубже в донном иле — и он, возможно, просто не успел бы добраться до берега. От удара о воду отвалилось левое крыло и машину слегка развернуло, но искалеченная машина все-таки дотянула до мелководья, так что можно было сказать, что его авантюрное приключение закончилось почти успешно. По расчетам майора, до Коева оставалось не более сотни верст.
Он шел всю ночь и к рассвету вышел на какую-то лесную дорогу, которая, однако, была неплохо наезжена. Причем, судя по следам, не далее как вчера вечером по ней прошел обоз не менее чем из десятка груженых подвод. Майор прошел вдоль колеи около версты и к очередному повороту уже достаточно точно установил характер груза, а также состав и численность сопровождавшего обоз отряда. По признакам это мог быть либо отряд вооруженных мастеровых, занимающийся продуктовым обменом, либо отряд «соратников», осуществляющих продразверстку, либо обыкновенная банда. В любом случае оставлять без внимания, возможно, враждебную вооруженную силу в такой близости от Коева было нецелесообразно, и он решил поближе познакомиться с этим, отрядом.
* * *К небольшому монастырю или, вернее, порядком разросшемуся скиту он подошел, когда уже вечерело. Место, где находилась банда (а в том, что это именно банда, он перестал сомневаться уже версты через две наткнувшись на брошенные в кустах огрызки соленых огурцов и лужу блевотины), можно было определить довольно точно еще за версту до той точки, откуда был виден монастырь. Над небольшой извилистой речушкой, вдоль которой лесная дорога шла вот уже несколько верст, разносились разухабистые звуки гармошки, вой и рычание, которые, видимо, кто-то считал пением, и множество иных звуков, обычно сопровождающих безудержную гульбу. Майор вышел из леса и остановился на опушке. Скит представлял собой деревянную церковь с колокольней и теснившиеся вокруг нее с полдюжины разнокалиберных изб. Все было обнесено покосившимся частоколом. Ворота были распахнуты настежь, а левая створка вообще существовала отдельно от столба. Никаких признаков охранения в радиусе нескольких верст не наблюдалось. Майор немного постоял, стараясь перебороть ощущение, что он здесь уже когда-то был, потом вздохнул и двинулся дальше.
Частокол был старый — судя по всему, его не поправляли уже лет семь, а то и больше, — но еще крепкий. От луговины, протянувшейся по берегу речушки, доносилось негромкое ржание лошадей, скрытых наплывающими на монастырь языками вечернего тумана. И если бы не какофония за воротами, всю картину можно было бы принять за динамический римейк левитановской «Тихой обители». Майор окинул взглядом открывшуюся картину, усмехнулся и вошел в ворота.
За частоколом раскинулось что-то вроде походного бивуака. Между избами горело несколько костров, а на неширокой площади перед церковью под взвизги гармошки, хохот и азартные хлопки притопывали несколько изрядно хмельных плясунов. Те же, кто не толпился на площади, по большей части мирно посапывали в самых неожиданных местах.
В первый раз его окликнули, когда он уже обошел всю территорию по периметру. Дверь одной из изб распахнулась, и на пороге, пошатываясь, появился худой, низкорослый мужик в шелковой рубахе навыпуск, с четвертью мутно-зеленоватого первача в руке. Его всклокоченная борода была украшена шматками кислой капусты. Мужик разинул рот, собираясь что-то сказать, но вместо этого звучно рыгнул и сморщился. Вторая попытка заговорить удалась, явив миру совершенно не соответствующий габаритам мужика мощный, прямо шаляпинский бас:
— Мужики! Атаман жалует обчеству ишшо один бочонок монастырского пития. — Он повел по сторонам осоловелыми глазами и наткнулся на майора: — А это что за Ыбло?
Майор чуть не рассмеялся. Уж больно потешно выглядело недоуменное лицо мужика, да и слово, прямо скажем… Он шагнул вперед:
— А кто ты такой, чтобы спрашивать?
Мужик несколько мгновений стоял покачиваясь, словно пытался понять смысл вопроса, наконец его затуманенный хмелем мозг сумел-таки вписать спрашивающего в окружающий мир, он рыгнул, буркнул: «А вот атаман сейчас…» — и исчез за дверью. Среди стоящих, сидящих и лежащих кто где гуляк, несколько оживившихся было при его появлении, послышался разочарованный всхлип. Майор решил не ждать, пока до светлых мозгов атамана дойдет факт появления на территории его ставки непонятного незнакомца весьма угрожающего вида и, легонько толкнув плечом стоящего перед ним лихого вояку в съехавшем набекрень картузе, отчего тот отлетел в сторону и мешком свалился на землю, двинулся вперед.
