Эльфийский бык (СИ) - Демина Карина

Это хорошо.

Наверное.

С Центром связаться? Помощи запросить? Они, конечно, потом впаяют за нарушение режима… ну и хрен с ним. Переживет. Даже если уволят, все одно переживет.

— Эй, вы меня слышите? — Леший прижался ухом к груди, потому как пульс стал совсем слабым. Сердце билось и опять же, неправильно. — Сейчас… к дому… там врача…

Ресницы дрогнули.

Ну и глазищи у нее! Синющие, яркие, как… как не понять, что именно. Леший таких ярких не видывал.

— Вы… кто… — она очнулась как-то сразу и вдруг, и попыталась отпрянуть, но рухнула на траву.

— Леха… можно, Леший, — сказал Леший и придержал, а то еще бежать решит. Куда ей в таком состоянии бегать-то? — Не бойтесь, я не причиню вреда. Честно. Силой клянусь.

— Силой? — она сглотнула и…

Вот он бестолочь!

Ну конечно!

— Силой, — Леший отпустил женщину и вытянул обе руки. Выпустил каплю силы. — У меня огонь. Сгодится?

Кивок.

И взгляд все одно настороженный. Ей и хочется взять, и страшно. Хотя, конечно, видок у него еще тот…

— У тебя истощение? Много потратила?

Снова кивок.

— Бери.

— Я…

Рука её поднялась. И дрожит-то как…

— Бери, не стесняйся. Чего-чего, а силы у меня много, — Леший раздул огоньки. — Не жалко…

— Не… жалко?

Ну хоть что-то говорит.

— Мама? — Данька упала на траву рядом с женщиной и обняла. — Это Леший. Он хороший. Он…

— Даня…

— Бери уже, а то до заката тут проторчим, — проворчал Леший, и она все же решилась. Вот о чем думала-то? Сила уходила в тощее это тело, что вода в песок. И главное, стоило коснуться кожи, как сама потекла. А у Лешего ж огонь. Дикий. Он с ним порой и сам с трудом справляется. Тут же ж… и текла, и текла. И когда женщина попыталась руку убрать, Леший пальцы её перехватил.

— Не дури, — сказал он строго. — Я через час-другой восстановлюсь. А ты вон досуха себя выжала. Как на ногах-то держишься.

Вздох.

И пальцы в руке дрожат-дрожат. А синева в глазах тает. Только Леший теперь знает, что она есть, такая вот, яркая и ни на что не похожая.

— Я… могу… и до дна, — предупредила женщина.

— Подавишься, — хмыкнул Леший. — Ты вообще чем думала? У тебя ж истощение и давнее. Я, может, не целитель, но и не дурак. Чую… вижу. Ну, ты поняла.

Кивок. И взгляд отвела.

На бледной коже чуть румянец проступил. А Данька хмурится, губу жует.

— Мама?

— Так… надо.

Сила по-прежнему уходит легко. И неприятных ощущений никаких, хотя обычно, когда приходилось делиться, оно прям наизнанку выворачивало.

Огонь же ж…

Огонь капризный. И злой. А тут вот…

— Кому надо?

— Весняна я, — белая кожа не теряла прозрачности, но женщине явно становилось лучше.

— Ну а я — Леха. Говорил уже. Будем считать, что познакомились. А теперь рассказывай.

— Что?

— Все.

Глянула… не зло, скорее задумчиво.

— Это из-за коровы, — подсказала Данька. — Если не прятать, то заберут… давно хотят.

— Кто?

— Не важно, — Весняна губы поджала и руку потянула. Но Леший не отпустил. Тоже глянул. С укором, как хотелось бы думать. И Весняна вздохнула, плечи опустила.

— Должны мы много, — сказала она. — Еще когда муж болел, брали. А теперь отдавать надо. И нечем…

— Ага.

— Они сказали, чтоб Красавицу отдавали. А мама сказала, что её нету… что сбежала в лес и медведи сожрали.

Леший обернулся, убеждаясь, что корова на месте и, судя по размаху рогов и размерам Красавицы, опасаться следовало как раз медведям.

— Раньше еще как-то получалось, а теперь и вовсе… премии урезают. Штрафуют. И долг копится, — призналась она.

— Большой?

— Пятнадцать тысяч.

— Сколько⁈

— Проценты набежали, — она сжалась и Леший тотчас пожалел о своей несдержанности. — Там… большие… я в одном банке брала. Потом во втором… дом сгорел еще. И… и вот.

— И теперь ты прячешь корову в лесу?

Пятнадцать тысяч… это ж квартира по сути. Пусть не в центре столицы, но на окраине, а если поискать, даже не однокомнатная.

Кивок.

Так, Леха, спокойнее.

— А зимой как? Или она зимовать тут будет?

— Отдам…

— Кому?

— Тетке.

Уже хорошо. Стало быть, еще и тетка имеется.

— Она и Даньку возьмет.

Данька насупилась и засопела.

— А тебя?

— Мне нельзя.

— Почему?

Чего-то в этой жизни Леха не понимал. Если есть место корове и ребенку, неужели не найдется и для матери этого ребенка? Она вон тощая, много не съест.

— Я не смогу удержаться. Родники зовут. Уйду, — сказала она очень тихо. — Тут еще как-то… пытаюсь. А там — позовут и сгину. Муж был — за него держалась. Теперь вот нет.

Понятнее не стало, но причина веская.

— Я бы и так ушла, но Данька…

Данька обняла маму и прижалась крепко-крепко.

Ладно.

Леший потом поспрашивает. Уже у Даньки. Прояснит, так сказать, пару моментов для себя.

— А денег она дать не может?

Оно, конечно, пятнадцать тысяч…

— Она дает… и сестры тоже. У них самих немного. И хватает, чтобы как-то проценты держать… там… хитро так, что… платишь, платишь, а меньше не становится.

— Ясно. Договор есть?

— С собой?

— В принципе, — в голове появилась легкая слабость, но прежде чем Леший успел отметить её, Весняна убрала руки.

— Есть.

— Даньке дашь, пусть принесет. И стало быть, корова тут. Малая ходит её доить… не боишься?

— Чего?

— Лес же ж… звери.

Весняна улыбнулась. И глаза вновь блеснули синевой.

— Поверь, человек, ни один зверь лесной её не тронет…

— Зверь-то, может, и нет, — Леший потер ладонь, которая хранила память от прикосновения. — Но тут и людей полно. А среди них встречаются и те, что зверя похуже.

— Знаю, — Весняна разом сникла. — Но… если Красавицу заберут, то и нам уйти придется…

В родники.

Или еще куда. Прозвучало обреченно.

Нет, ну вот надо Лешему в эти проблемы лезть-то? У него своих гора, а тут… и ладно, Данька, но мамаша у ней напрочь бестолковая. Забрала бы малую, корову… ну или еще чего придумать можно.

Правда, ничего не думалось.

Хотя… деньги у Лешего имелись. И долг закрыть хватит, да еще останется. Но что-то вот… не складывалось. Чуялось, что не в них одних дело.

Весняна же встала. Натянула сапоги. Платок на голову, разом вдруг становясь старше. И вновь появилось то, прежнее, ощущение невзрачности, неточности мира.

— Мне пора, — сказала она. — Дань…

— Я домой.

— Провожу, — буркнул Леший. — И пригляжу, если что. Когда ты с работы возвращаешься?

— Поздно.

— Хорошо. Где встретить.

— Встретить? — а вот удивление опять искреннее, будто сказал Леший чего-то не того.

— Встретить, встретить. По ночам нечего одной лазить.

А то ведь, если дело не в деньгах, то те, которые за деньгами стоят, могут и притомиться в ожидании. И поторопить все, чего им там нужно на самом-то деле.

— Это не обязательно.

Когда она улыбалась, то пелена невзрачности исчезала. Ненадолго.

И солнце тянулось к ней.

— Обязательно, — Леший тоже встал. Головокружение прошло, а сила… сила прибывала. И какая-то она другая стала, мягче что ли, податливей. — Где ты там работаешь?

— На фермах, — влезла Данька. — Я покажу!

— Дань!

— Покажешь. И документы принесешь заодно. Ну все, иди… а мы тут… посидим. Коровой полюбуемся, верно? Красавицей зовут? И вправду красавица… вот прям глаз не отвести. Никогда таких не видел.

Леший отвернулся, подозревая, что не уйдет Весняна, пока он смотрит.

Потому и говорил.

Чушь какую-то… а когда повернулся снова, на поляне было пусто. Только в воздухе остро пахло то ли вином, то ли солнцем. И хотелось чего-нибудь этакого, по-настоящему несбыточного.

— Мама хорошая, — сказала Данька серьезно. — Спасибо.

— Да не за что. А… она у тебя кто?

— Водяничка.

— Никогда не слышал… а ты, выходит, на половину?

— Почему? Я целая водяничка. Только маленькая еще. У меня и родничка-то нет. Когда на старом месте жили, то мама обещала, что скоро откроется… там земли много, хватило бы места.