Роман Буревой - Все дороги ведут в Рим
– Хорезмская сталь… – простонал в отчаянии артиллерист.
Пушка стреляла уже почти в упор – сотня футов, полсотни… всего несколько шагов. Артиллеристы кинулись врассыпную, чтобы не угодить под гусеницы. Танк опрокинул пушку, будто игрушечную. И тут снаряд угодил ему в гусеницу. Стальной монстр остановился. Башня, скрежеща, медленно повернулась. Залаяли пулемёты. Пули поднимали фонтанчики земли возле самого бруствера.
Из окопа швырнули одну связку гранат. Не добросили. Взрыв не причинил танку никакого вреда. Вторая связка. Вспышка. Грохот взрыва. Башню заклинило. Однако пулемёты продолжали стрекотать. Один из преторианцев выскочил из окопа и кинулся к танку. Фонтанчики земли взметнулись рядом с ним. Мимо!
Парень вмиг вскарабкался на броню, рванул кольцо и засунул гранату в короткое дуло гаубицы. В следующий миг римлянин уже катился по земле. Взрыв. И тут же второй – следом сдетонировал снаряд в казённике. Люк распахнулся с грохотом, будто заслонка в печи, выбитая огнём. Башню сорвало. Танк превратился в пылающий факел.
А в окопе ржали, свистели. У одного из преторианцев была при себе фотокамера, и он стал спешно фотографировать горящее чудище.
V
Пытаясь пройти через левый фланг римлян, защищённый болотами, монголы кидали под гусеницы танков солому – кипу за кипой, гатили дорогу брёвнами. Но все решало время – с неба на них обрушивались пикировщики. Несколько средних танков подобрались почти к самому лагерю римлян. Но, слишком тяжёлые для болотистой почвы, они застряли в трясине, и артиллерия легиона накрыла их огнём.
VI
На правом фланге был настоящий Тартар. Если бы Флегетон вырвался из своего подземелья и обрушился на поверхность земли, наверное, это выглядело бы так же. Бетонные блоки привезли сюда, на берег, для постройки нового моста. Теперь из них получился отличный дот.
Уже с десяток подбитых танков застряли перед укреплениями когорты Неофрона. Чёрный дым застилал все вокруг. Неофрон прислушивался. В дыму он различал шум работающих танковых двигателей. Но вторая колонна не спешила с атакой. Значит, пойдёт пехота… и ребята с огнемётами – впереди.
И тут раздался чудовищный, воистину звериный рык. Квинт, решив, что пришёл последний его час, упал на дно окопа.
Однако разрывы снарядов вспыхивали в самой гуще вражеских танков.
– Наши стреляют, – сказал Элий.
– Что это? – пробормотал Квинт, поднимая голову и глядя, как белые огненные стрелы исчерчивают затянутое дымом небо. Взрывы следовали один за другим и не сразу, а через несколько секунд, будто нехотя.
– Копья Беллоны. Здорово, да? – Неофрон осклабился. – Последняя разработка Норика. Прислали всего два образца.
Неофрон поднёс бинокль к глазам. Но что он мог различить среди этого дыма и пыли? Разве что мелькание теней и вспышки выстрелов.
Квинт отёр подолом туники лицо. Вернее, размазал грязь и пыль по липкой от пота коже. Поднёс флягу к губам. Ни капли!
– Орк! У кого есть вода?
Элий протянул ему свою флягу. Один глоток… Негусто. Квинт покосился на мертвецов. Трое на дне траншеи, прислонённые к земляной стене и наскоро прикрытые плащами. Квинт снял с пояса убитого флягу. Внутри что-то плескалось. Явно больше глотка. И, возможно, вино, а не вода. Квинт выдернул пробку…
И тут сверху кто-то спрыгнул. Перед Квинтом выросла фигура в синем чекмене. И следом – вторая. Элий успел выдернуть из ножен свой меч. И, видя, что Квинт не успевает, выхватил из ножен и его клинок. Так Варрон, старина Варрон, погибший когда-то на арене, дрался двумя мечами. Взмах одного клинка – и монгол свалился на дно окопа. Взмах второго – и норикская сталь снесла варвару голову.
Гладиаторы не открывают друг другу свои тайные приёмы. Но когда Элий покинул арену Колизея, Варрон научил его драться двумя мечами.
VII
Постум ничего не видел и не слышал. И одновременно видел и слышал все. Обезболивающее действовало на его мозг – вокруг была серая густая пыль, мелькание теней, визг, крики, чья-то кровь, смерть. И посреди этого красного месива блистал неведомый свет. Свет, видимый только императору.
Постум взлетел на коня. Жеребец прыгал, танцевал, веселился, как его хозяин. Может быть, его тоже накачали наркотиками? Как весело трещат выстрелы! Как здорово! Какая потеха! Почему остальные не смеются? Почему не веселятся? Как забавно падают варвары, беспомощно взмахивая руками. Как неуклюжи раненые, когда корчатся на земле. Варвары валятся на землю гроздьями, как чудовищные летучие мыши с серого полупрозрачного свода. Постум видел этот свод – огромную дугу, вставшую опорами триумфальной арки от одного конца поля к другому. Римские когорты приближались к этой дуге.
Постум пустил Ветра вскачь, не зная, следует ли кто за ним или он один несётся по полю, чтобы промчаться под сводами триумфальной арки первым. Варвары мчатся навстречу. Привет, чёрная мышка, зачем же так размахивать крыльями – все равно тебя ждёт смерть. Дзинк – и отличный норикский меч рассекает пополам даже доспехи из стали. Вперёд! Конь хрипит, рвётся. Правильно. Вперёд! Ещё мышь? И ещё одна? Крот, что ты думаешь о мышах, а ты, Гепом, бывший гений, прошедший удивительные метаморфозы, ответь, почему люди любят одних и презирают других? Выведи формулу успеха, найди алгоритм народного обожания. Ты же гений.
Под нагрудником липко и мокро. Хотелось выпрыгнуть из этих мокрых тряпок, из тяжёлых доспехов и легко и свободно плыть в сером пыльном облаке навстречу чему-то огромному, тяжёлому, душному, отчего лёгкие казались жалкими тряпочными мешками, не способными принять ни капли воздуха. Волна римских войск подхватила и понесла Постума вперёд. Он – её пена. Безумная хмельная пена.
Он ошибся, это не Ветер несёт его в битву, а восьминогий Слейпнир. И летит он не по земле, а по воздуху. Постум оглянулся и увидел, что вслед за ним скачут, поднимаясь к облакам, призрачные всадники. Его последний резерв, его бессмертная «Нереида». И это значит, что настал самый крайний срок. Говорят, бывает один раз такое в тысячу лет, когда мёртвые поднимаются, чтобы сражаться за живых.
А навстречу императору мчался всадник на огромном коне. Мгновение – и под сводом триумфальной арки Постум с ним сшибется. То бог войны Сульде, доспехи его сверкают золотом, и красное как кровь лицо светится раскалённой головнёй.
Из рукояти меча ударила струя огня. Клинок Постума вспыхнул молнией. Огни пересеклись и вспороли небо. И каждая четверть мира запылала, и все заволокло дымом. Противников отбросило друг от друга. Ослепительные дорожки огня бежали в разные стороны от их клинков, два истребителя – один римский, другой монгольский – пересекли огненные линии, самолёты вспыхнули и рассыпались детскими игрушками. При каждом ударе небо вздрагивало как живое, но тело Постума больше нечувствительно к боли. Противники кружились в воздухе и полосовали свод огненными шрамами. Уже все небо пылало. Меч Сульде задел императора, рассёк нагрудник, полоснул по груди. Постум собрал все силы и ударил в ответ. Арка над бойцами превратилась в огненную дугу и разломилась посредине. И тогда Слейпнир перевернулся в воздухе, будто был птицей, а не конём, и поднялся над аркой. Сульде рванулся следом, но не сумел догнать – застрял в горящих обломках арки, как в тисках. И бессмертная «Нереида» окружила его. Миг – и уже не было отдельных всадников, отдельных фигур – бессмертные слились в единое целое. Единое существо – последняя, уже окончательная метаморфоза.
Все кончилось внезапно. Постум очнулся. То есть не очнулся окончательно – лекарство продолжало действовать на его мозг. Но полет кончился. Кончился даже бег. Он увидел, что никакого коня нет. И Сульде нет. Он по-прежнему в принципарии Рутилия. Лежит на узкой походной койке префекта претория. А рядом с ним только Гепом и Крот. Сидят на ящиках от снарядов. А поодаль – Рутилий и его адъютанты. Ещё какие-то люди. Кажется, Корд. И ещё Камилл. Камилл размахивает руками и что-то кричит.
Постум закрыл глаза. Он вновь верхом на Слейпнире. Но в этот раз конь стоял, понуря голову. Постум не помнил, что произошло. Наверное, он пустился в погоню за Сульде, но сил не хватило. Никогда не хватает сил, даже если ты напрягаешься сверх меры, нечеловечески, все равно недостаточно, надо больше, ещё больше. Пока сердце не лопнет воздушным шариком, а глаза не вылезут из орбит.
…Видение вновь исчезло. Рутилий стоял перед ним и о чем-то спрашивал. Шевелил губами. Но Постум не слышал его слов.
– Что я должен ответить?
– Скажи: наступать, – скорее угадал он, чем услышал.
– Наступать, – шевельнул губами Постум. Получилось довольно громко.
Он ещё не знал – выиграна битва или нет. То есть битву римляне выиграли. Но выиграл ли он, Постум? Он так устал. До тошноты. Буквально. Он согнулся, и его вырвало. Одной жёлчью. Пальцы рук покалывали тысячи иголок. Так же, как и ноги. Как будто он очень-очень долго сидел неподвижно в неудобной позе. Сквозь пелену, застилающую мозг, дошло – он потерял слишком много крови.
