Алексей Кулаков - На границе тучи ходят хмуро…
"Хм, я смотрю, сокращение прижилось… ё-маё, да это не подарочное, а какое-то музейное исполнение!"
Внутри футляра-кейса, на красном бархате подложки, лежали настоящие произведения искусства: красивая гравировка, щёчки на рукоятках из слоновой кости с золотыми вставками… рядом с каждым пистолетом в специальных углублениях лежало по запасной обойме и короткому рядку патронов – как раз зарядить основную и запасную.
– Изрядно…
– Прошу передать всем мою искреннюю благодарность.
– Это ещё не всё, Александр Яковлевич!
"Опять в прихожую побежал… не может быть, винтовку закончил?!!!"
– Ну, Валентин Иванович, вот уж порадовали – так порадовали!!!
Александр примерился-приложился, передёрнул пару раз затвор, мельком удивившись удобству и скорости перезарядки… отличная развесовка оружия и продуманная эргономика всех деталей и элементов (особенно порадовал резиновый тыльник на прикладе), делали Агрень модель номер один – настоящей красавицей. Только… это была красота смерти, хищная и безжалостная – удобная рукоятка затвора и его короткий ход, а так же – отъёмный магазин снизу на десять патронов, обещали ОЧЕНЬ хорошую скорострельность… А если ещё и стрелок будет не совсем косорукий… Дав хозяину всласть потискаться со своей тезкой, гость выложил на стол штык-нож с длинным лезвием в кожаном чехле, затем четыре запасных обоймы и солидное число патронов, а напоследок: направляющую рейку для оптики и сам прицел – в жестком корпусе.
– Вот теперь точно всё, Александр Яковлевич! Планку только завтра посажу на ложе и… Александр Яковлевич?!?
– Мда? Простите, отвлёкся… значит Агрень готова… ну что же, теперь мой черед вас радовать, Валентин Иванович. Всем, кто помогал вам в работе, прошу выдать премии, от трехсот до пятисот рублей, на ваше усмотрение… ну а вас я прошу принять это скромное вознаграждение…
Взяв протянутый ему чек, Греве позволил себе только короткий взгляд на количество нулей, после чего слегка покраснел и преувеличенно-аккуратно сложил драгоценный клочок бумаги вдвое, спрятав затем его в, немаленьких размеров, портмоне.
"Ну что же, прогресс налицо. Раньше приходилось едва ли не силком заставлять принимать жалкие две-три сотни рублей гонорара, а сейчас принял чек на полста тысяч и не заикнулся о том, что этого будет много… нда, а взгляд-то, так и лучится преданностью и беззаветной верностью…"
– Каковы будут дальнейшие указания?
– Скоро господин Крупп изготовит для нас станкостроительный завод… надо заранее озаботиться специалистами и инженерами для него… возможно, в этом вопросе сможет помочь главный конструктор Илис-Блитц, господин Гердт… между прочим, если он надумает сменить место работы… ну, вы меня понимаете… он говорил, будто разработал документацию на множество станков различного назначения…
Александр вновь погладил винтовку, ненадолго задумался и стал дальше выдавать ценные указания (по крайней мере, оружейник на полном серьёзе так считал, и переубедить его…)
– Сколько ещё есть готовых Агреней?
– Дюжина штук, на складе…
– В таком же исполнении?
– Ээ… нет, там всё… более грубой выделки.
– Вот и отлично! Вы, как мой полномочный представитель, как можно скорее подаёте в Оружейный комитет при Главном Артиллерийском Управлении… вы ведь знаете, где он находится? Отлично, так вот: подаёте заявку на участие в конкурсе, и предоставляете ту самую дюжину винтовок. Телеграфируйте господину Сонину от моего имени, что бы начали делать Агрень малой серией… сто штук для начала.
– Александр Яковлевич, должен заметить, что на оборудовании опытового участка быстро изготовить потребное количество не… э… сложно. Опять же, заготовки на ложи, стволы…
– Ничего, главное начать. И револьвер наш, тоже не забудьте представить на конкурс, обе модели сразу…
Поговорив ещё немного о делах, незаметно перешли на простую беседу, которая, тем не менее, закончилась глубоко за полночь. На следующий день, Валентин Иванович основательно загрузился багажом – князь попросил его отправить свою оружейную коллекцию на склады фабрики в Сестрорецк (а то уже у третьего… кхе, хранилища, крышка не закрывается… да и место занимают… нехорошо, одним словом) и в сопровождении несчастного Саввы отбыл на вокзал. Несчастного потому, что денщик едва не умер от натуги, выволакивая тяжеленные сундуки вдвоём с подоспевшим солдатом-вестовым, а в почтово-багажном отделении предстояло этот подвиг повторить… Или нанять грузчиков-амбалов… Кстати, деньги на это ему выделили, но расставаться с ними, когда можно сделать всё самому… Хоть плачь.
* * *
Только спустя неделю после отъезда Греве, Александр смог добраться до штаба бригады, вернее – до начальника этого самого штаба, полковника Толкушкина.
– Проходите, поручик, проходите… это с чем же вы ко мне пожаловали, позвольте осведомиться?
– Господин полковник, хочу поставить вас в известность о том, что подал заявку на участие в конкурсе, в комиссию по выработке мелкокалиберного ружья при Оружейном отделе Главного Артиллерийского Управления…
– Ну… не удивлён, да-с. С вашими то талантами… да вы присаживайтесь, Александр Яковлевич, прошу вас.
Минут пять князь перечислял тактико-технические характеристики своей винтовки, а полковник увлечённо слушал, попутно осматривая оружие: выбил затвор и осмотрел казённик, отомкнул-примкнул магазин и раз двадцать приложил приклад к плечу, оценивая баланс… развлекался, одним словом.
– Нда-с… это вы правильно сделали, Александр Яковлевич, что решили принять участие в конкурсе, да… патрон тоже сами?
– Э… никак нет, патроны и стволы с инструментально отдела Петербургского патронного завода… это согласно условиям конкурса, Олег Дмитриевич.
– Хм, стало быть, приняли калибр в три линии… а хорош ли новый патрон в деле?
– Пока нареканий нет, но…
– Что же вы замолчали? Прошу вас, продолжайте.
Нельзя ли устроить испытания моей винтовке, и по их результатам написать отзывы? Признаться, мне бы это весьма пригодилось впоследствии?
– Ну, эту безделицу мы устроим легко… лишь бы патронов хватило. Я и сам, пожалуй, не откажусь поучаствовать. Нда-с… Э… если можно, не поведаете ли вы, чем окончилось то ваше дело… с господином Вятовым? А то ваши секунданты даже намекнуть отказываются… черти этакие, прости господи…
– Охотно. Суд чести рекомендовал мне принять извинения и я, разумеется, согласился. Господин Вятов сделал это в наших Губернских вестях… как раз перед своей отставкой. Вроде бы жандармы нашли какую-то дурнопахнущую историю… да ещё и не одну… подробностей я, увы, не ведаю. Вот, собственно, и всё…
– Нда-с. Чинуши…
"То есть, мне патронов не останется… а полковник-то как расцвёл! Сто процентов, Олег Дмитрич первым делом подумал о том, что благодаря моей заявке о четырнадцатой Ченстоховской пограничной бригаде лишний раз вспомнят в столице… и наверняка – благожелательно вспомнят… тем более, что я обязательно упомяну ту неоценимую помощь и поддержку, что оказывал скромному поручику нач.штаба бригады. По всему выходит – вскоре надо ждать вызова в… где там проходят испытания, интересно?"
Хорошее настроение от результатов удачного разговора с полковником (между прочим, пообещавшего самую горячую поддержку своему офицеру), продержалось недолго. Новый командир заставы решил, что вполне уже достаточно освоился и пора приступать к несению службы так, как и положено – то есть, по уставу. Для начала, ротмистр навёл порядок в казармах, вернув им прежний, уныло-казённый вид. Исчезли занавески, вторая печка в прихожей-сенях (используемая как сушилка для портянок), дополнительные керосиновые лампы и книжки, по которым солдаты учились читать. Слава богу, постельное бельё осталось… Затем Розуваев выяснил, что нижние чины совсем распустились: стреляют (хоть и по нарушителям) в сторону сопредельного государства – хотя это строжайше запрещено всеми циркулярами и даже специальным распоряжением. Службу несут не по уставу да ещё и строевая подготовка хромает на обе ноги! Последнее терпеть было просто нельзя, и Григорий Анатольевич немедля приступил к исправлению такой возмутительной ситуации – и теперь, из окошка отрядной канцелярии, частенько можно было увидеть угрюмых солдат, в полной выкладке месящих весеннюю грязь под заботливым присмотром ротмистра. Одно только было плохо: больше одного взвода ну никак не влезало на этот маленький пятачок… а единственное подходящее место занимала солдатская столовая. До этого момента отношения между Розуваевым и Александром были нейтрально-настороженными, а вот после неуклонно начали портиться. Когда Трифон Андреевич, отрядный фельдфебель, получил короткое и недвусмысленное указание снести мешающую командиру заставы постройку, он первым делом побежал к командиру второго взвода, а уже от него – неспешно пошёл к солдатам и распорядился аккуратно разобрать крышу и венцы сруба и тащить за пределы заставы. Солдаты управились за три часа – как-никак для себя старались. Даже печку смогли разломать так, что ни одна плинфа не сломалась (ну… почти), и последнему обстоятельству сильно порадовался прибывший на следующий день печник. Столовая возродилась как феникс через два дня – в пятидесяти метрах от заставы, почти рядом с жилыми домами… Что именно не понравилось Розуваеву, поручик не понял, но для него это вылилось в целую серию приказов: сперва поступил запрет на стрельбу на полигоне, и мотивировалось это заботой о спокойствии Олькуша (жители которого уже давно привыкли к треску выстрелов именно в этом месте, а поселковая пацанва так и вовсе – зачастую ходила посмотреть на упражнения, вроде как в кино). Затем – прекратить подозрительные заигрывания с нижними чинами (не сразу, но князь понял, что речь идёт о ликвидации безграмотности у желающих того ветеранов), ну и напоследок: пользоваться только дозволенным к ношению оружием. Александр молчал и терпел. Каким бы самодуром не был его новый командир, но требования его были вполне законными, то есть – согласно действующего устава. Вот только… иногда накатывала обида и недоумение: конфликт был не с кем-нибудь – а со СВОИМ, таким же как и он офицером-пограничником, послужившим и вроде как опытным. Была небольшая надежда, что устроив на Олькушской заставе всё на свой лад, ротмистр угомонится и перестанет отравлять жизнь окружающим, но… верилось в это с трудом. Окончательно же испортились отношения у них после того как на заставу приехал деловитый подполковник Росляков, с долгожданным известием: на имя поручика князя Агренева пришло предписание – как можно скорее предстать пред светлые очи столичного начальства. Конкретно, его требовал к себе глава комиссии, генерал-майор Чагин, Николай Иванович.
