Валерий Большаков - Дорога войны
— А то ты не видишь! — огрызнулся Гета. — Хватаем мешки, и пошли! Чем быстрее уйдем, тем быстрее будем в тепле!
Босиком по снегу, пригибаясь за желобами для промывки золота, они добрались до обширной проруби.
— Сасса, сигай первой! — скомандовал Гета. — Ты за нею!
Девушка погрузилась, тихо ойкнув, и Гай прыгнул следом. Ледяная вода обожгла его, сжала, как клещами, — не дохнуть, не охнуть, аж в глазах полыхнуло красным. Изо всех сил держась за мешок с одеждой, Гай погреб в полной темноте, с ужасом думая о ледовом панцире над головой. А если он пропустит полынью?!
Но нет, впереди-вверху показался свет — это луна отражалась в чистой воде полыньи. Гай вынырнул и тут же ощутил под коленками галечное дно. Выпрямившись, он пошагал к берегу, белевшему снегом. На фоне темного леса мелькало светлое пятно — это одевалась Сасса.
Легат тоже принялся развязывать горлышко мешка, но пальцы его совершенно задубели. Помог Гета. Он молча перерезал завязки.
Колотясь от холода, Гай оделся. Лучше ему не стало — река забрала всё тепло тела.
— Бегом в лес, — скомандовал Гета, — пока они собак не пустили по следу! На ходу согреемся, а потом разожжем костер. Ты кресало сняла с Андабата?
Сасса энергично покивала.
— Тогда бегом! И они побежали.
Ночью повалил снег, и сразу похолодало, поднялся ветер. Но беглецы были рады — пороша заметет все следы, перекроет все запахи!
В глухом лесу Гета развел большой костер. Гай сразу согрелся, а вот Сасса, как ни куталась в свою дырявую куртку, продолжала дрожать. Безрукавка Андабата спасала плохо. Легата резануло жалостью.
Он решительно снял с себя меховую куртку и поменялся с Сассой, взяв себе одежку бастарна. Вымолвить слова благодарности у девушки не получилось, но признательный взгляд ее, брошенный на Гая, говорил яснее, чем на любом языке. Сасса закуталась в куртку и скоро перестала трястись.
— Надо малость поспать, — сказал Гета подобревшим голосом.
Суковатой палкой он сгреб уголья в сторону, а на горячее место кострища набросал еловых веток.
— Ложитесь!
Беглецы легли, уложив Сассу в середку, и скорчились, слушая, как завывает ветер, теребящий верхушки сосен. Изредка до их лиц добирались снежинки, но тепло прогретой земли перебарывало зиму. Гай осторожно приобнял Сассу, доверчиво приткнувшуюся к нему, и закрыл глаза. Непомерная усталость последних дней погрузила его в сон, как в черную воду.
Проснулся он от холода и увидел Гету, раздувающего угли.
— Погреемся чуток, — проворчал он, — и двинем дальше.
Уложив в разгоревшийся костер смолистые сучья, юноша закутался, обнял себя руками и нахохлился, впитывая жар всем телом.
— Как вы оказались на руднике? — спросил Гай. Гета пожал плечами:
— Как все. Отца еще на войне убили, мать пошла в лес и пропала. Налетели язиги, схватили нас. Продали эллинам. Те спихнули Диурпанею.
— Так Сасса — твоя сестра?
— Можно подумать, ты еще не догадался.
— Ну-у. Как тебе сказать. А лет-то вам сколько?
— Мы в зимах считаем. Мне семнадцатая пошла, а сестра на зиму младше.
Вдруг Сасса встрепенулась.
— Слышите? — прошептала она испуганно. — Собаки!
Гай прислушался. Да, издалека доносился лай — грубый, басистый лай сарматских псов, остроухих, длиннолапых, зубастых.
— Ходу! — выдохнул Гета.
Гай схватил Сассу за руку и понесся вперед, следом за Гетой, чья спина так и мелькала впереди.
Поднажав, легат поравнялся с мальчишкой, внезапно схватил его за плечо и повалил в снег, тормозя ногами изо всех сил.
— Сто-ой!
— Ты чего?! — выкрикнул Гета, выплевывая снег.
Гай, ни слова не говоря, показал, чего. Поперек тропинки, четко выделяясь на снегу, была натянута оленья жилка.
— О, Замолксис… — прошептала Сасса, зажимая рот ладошкой.
— Не топтаться, — резко сказал Гай. — Осторожно идем дальше, перешагиваем и идем!
По очереди они переступили растяжку. Гета с содроганием увидел в кустах тускло блеснувшую стрелу.
— На кабана ставили, — пробормотал он севшим голосом.
— Надеюсь, пес не ниже вепря, — сухо сказал Гай. — Бегом отсюда!
Они сбежали по склону и взобрались на противоположный. Уже переваливая гряду, Гай расслышал дикий собачий визг.
— Готов! — улыбнулся кровожадно Гета.
— Так им и надо! — мстительно проговорила Сасса.
И они побежали дальше, пока не выскочили на укатанную дорогу, снег на которой был умят колесами и копытами.
— Туда! — показал Гета, и они почесали, повторяя изгиб виа.
Гай на бегу прислушался, пытаясь уловить лай, но услышал его совсем с другой стороны. Потом он уловил ржание, многочисленный говор, и вот, за редким частоколом сосен открылась Фактория Августа — обычнейший каструм, обнесенный квадратом стен. Правда, множество палаток стояло и за стенами, не вмещаясь в лагерное пространство. Десятки легионеров ходили между шатров, переговариваясь, похохатывая. Все были одеты по-зимнему.
Гета сразу затормозил, но Гай решительно пошел вперед, не выпуская руки Сассы.
Он подошел к заснеженному рву, за которым чередой стояли массивные деревянные ежи-трибулы, и крикнул:
— Кто тут главный?
Несколько легионеров обернулись на голос. Часовые подбежали, угрожая Гаю копьями.
— А ты кто будешь? — поинтересовался кряжистый человек, закутанный в плащ. Шлем с гребнем поперек выдавал в нем кентуриона.
— Я — Гай Антоний Скавр, — выдал легат, — мне нужно передать срочное сообщение от гастат-кентуриона претории Сергия Роксолана!
При этих словах кряжистый напрягся. Он подошел ближе, переводя взгляд с Гая на Сассу и Гету.
— А это кто? — спросил кентурион.
— Моя невеста, — рубанул Гай. — И ее брат.
Кто больше удивился его словам, брат или сестра, осталось неизвестным.
Кентурион выпятил челюсть и засопел.
— Пароль? — спросил он неприятным голосом.
— Веспер светит с вечера, — четко произнес Гай. — Отзыв?
— Фосфор занимается с утра, — отозвался кентурион, веселея.
— Но в полдень царствует солнце! — ликующе договорил легат.
Глава двадцать вторая,
в которой Сергия посещают дежавю, приятные и не очень
На другой день после «коронации» Сергий вывел нового дакийского царя к перевалу и свернул на юг. Глубокий, рыхлый снег не позволял двигаться быстро, лошади проваливались где по колено, а где и по брюхо.
Было далеко за полдень, когда «экспедиция» достигла второго ущелья на пути к Когайнону, а ближе к вечеру открылось устье третьего, ведущего к горе обетованной, где в святилище бога неба и подземного царства поджидало новых владельцев золото.
В глубь гор уводил извилистый каньон, чьи отвесные стены поднимались на добрых триста локтей.
— Царь, — обратился Сергий к Оролесу, — близится ночь. Переждем ее здесь: у Когайнона негде пастись коням.
— А где сама гора? — подозрительно спросил Оролес.
— До нее отсюда почти миля трудного пути.
— Ничего, — усмехнулся царь, — уж как-нибудь одолеем! Веди!
Лобанов пожал плечами — и повел. Если когорты не подоспеют до завтра, то всё напрасно. Найти бы это чертово золото. Это задержало бы латрункулов еще на сутки. Но где уверенность, что римские когорты вообще доберутся до этих мест?
Каньон вилял из стороны в сторону и постоянно сужался. Когда его стены сошлись так плотно, что едва могли пропустить двух лошадей в ряд, ущелье распахнулось в маленькую долинку. Выход из нее напоминал римскую букву «V» и состоял из каскада невысоких водопадиков, ныне покрытых наплывинами льда. И долинка, и клиновидное ущелье были покрыты полумраком, зато дальше открывалась гора Когайнон — правильный конус, осиянный заходящим солнцем.
Латрункулы взвыли и начали падать на колени, так потряс их сказочный вид горы, откуда якобы сошел Замолксис.
— Мы останемся здесь, — решил Оролес. — Сотня Луция пусть отведет всех коней на равнину и сторожит их!
Было заметно, что бойцы названной сотни очень недовольны приказом царя, но ослушаться не смеют. Царь все-таки.
Темнота подступала быстро, заполняя долину тьмой. Теряла светоносную силу и гора Когайнон, но, когда всё вокруг погрузилось в мрак, священная вершина все еще отражала закатный багрянец. Потом погас и он.
Угасание ореола над макушкой горы оживило латрункулов, придало им смелости, только голоса всё еще звучали приглушенно — слишком могущественные духи витали вокруг, чтобы позволять себе обычную разнузданность.
Затрещали костры, отсветы заплясали на боках шатров, потянуло запахами жареного мяса.
Сергий молчаливо и неподвижно сидел на снятом седле и думал думу. Как он ни исхитрялся, опыт подсказывал лишь один вариант: занять оборону в клиновидной долине. Там несколько уступов, три или четыре, и на краю у каждого нанесена водою гряда из камней и валунов. Долина так узка, что для ее защиты хватит двух человек с луками, а вот нападающим деваться будет некуда. Даже в темноте будет легко прицелиться — человеческая фигура ясно выделится на белом снегу. Только прицелься поточнее — и выпусти стрелу… А дальше? Что дальше? Если не подойдут подкрепления. Господи, что толку говорить об этом? Подойдут, не подойдут. Или плюнуть на всё — и пробиваться к равнине? Нет, бесполезно. Все шатры смещены к каньону, а пройти незаметно мимо тысячи опытных бойцов. Что смеяться, как говорит Эдик.
