Михаил Королюк - Квинт Лициний 2
Этой немудреной шуткой удалось вызвать первые улыбки. Оно и верно, на одном пафосе далеко не уедешь.
– А предварим это девичьим хором. Девоньки, вытянете один куплет из «ах война, что ты подлая сделала»?
– Вытянут, – Алена по-хозяйски уверенно посмотрела на подруг, – только ты зря от «я убит подо Ржевом» отказываешься. Как раз перекличка получится: наш первый куплет заканчивается «постарайтесь вернуться назад». И тут вы в ответ…
Кто-то из девчонок тихонько ойкнул:
– А может не надо?
«Ирка, точно Ирка по голосу», – узнал я.
– Надо, – решил, подумав, – но без Паштета. Он потом прочитает Гамзатова. И от той войны плавно перейдем к сегодняшним реалиям, к антиимпериалистической борьбе. Давайте – оглянулся я, – давайте, на что еще мы реагируем? Какие слова нас волнуют? Люди, события? Из относительно недавнего, за пару последних десятилетий? Фактически – за нашу жизнь? Ну?!
– Сандино! – выкрикнул Ара и торопливо поправился, – сандинисты!
– Залив свиней, – прилетело со спины.
– Монкада! Сьерра-Маэстра!
– Hasta siempre*, – отреагировал я, довольно улыбаясь. Сработало! Включились! – Куплет споем на испанском, до «команданте Че Гевара», потом куплет на русском. Так, – пощелкал, довольный, пальцами. – Чили есть, Куба, Никарагуа есть…
– Вьетнам, – негромко подсказала Яся.
– Вьетнам, Вьетнам, – забормотал я, перебирая в уме песни, – О! – увидел рыжий костер посреди зала. Американка сидела на самом краешке стула, вся подавшись вперед. – Мэри, вы что пели в шестьдесят восьмом?
Она дернулась, словно ее неожиданно ожгли хлыстом.
– I declare… – начала хрипло. Потом прокашлялась и напела уже нормальным голосом, – I declare war is over.
– Слова помните? Напишете?
Она медленно кивнула.
– Спасибо, – улыбнулся я ей с благодарностью и повернулся к своим. Оглядел их по кругу и произнес с укоризной, – ну что ж вы так, ребята? Никто на вьетнамца не тянет даже в гриме.
Тут меня еще раз осенило.
– О! – я прищелкнул восторженно пальцами, – как все удачно складывается-то!
Кузя, сквозь которую я смотрел в этот момент остановившимся взглядом, боязливо отпрянула.
– Вьетнамка на мне, – объявил я решительно, – усилимся Мелкой. Ну… Томкой из восьмого, отлично подойдет.
«Заодно отвлечется немного», – подумал про себя.
– Она же не из нашего класса! – вскинулась моя Тома.
– Ну и что? – пожал я недоуменно плечами, – агитбригада от комсомольской организации школы.
Спорили о программе еще минут двадцать. Не все, конечно, включились – шумела лишь треть. Еще треть заинтересовано слушала и поддакивала. Я решил, что и это – отличный результат.
Под конец постановили закончить все хоровым исполнением «Атлантов» Городницкого.
– Уф… – выдохнул я, подводя черту, – ну вот как-то так, ребята. Будем отталкиваться от этого. И все продолжаем дома думать. Да это и вообще полезно.
Блеск в глазах и улыбки были мне наградой.
Я посмотрел вглубь зала.
Одобрительно кивнула мне от двери невесть когда просочившаяся обратно Тыблоко. Старательно протирала очки классная. Озабоченно завертела головой «завуч по внеклассной».
Мэри… А нет Мэри. И когда только улизнула? А я и не заметил.
Вторник, 24 января, день,
Ленинград, Измайловский пр.
До падения спутника оставались сначала дни, потом – часы, и меня все чаще тянуло пофилософствовать:
«Эффект бабочки или резиновая лента? Мы помещены в мир Брэдбери или Андерсона? Или, что еще хуже для человечества, у нас вариант Азимова? Размажется аппарат над севером Канады или дотянет до Атлантики? А вдруг мое вмешательство изменит траекторию неожиданно сильно? Стоит оператору спутника сориентировать его чуть иначе, и вот он – „эффект бабочки“ в действии! Надеюсь, все же, в Париж реактор не попадет – это было бы слишком обидно».
Разошедшееся воображение дразнило:
«Если бы нос у Клеопатры чуть короче, вся история Земли могла бы быть иной. Будь она удачливее в соблазнении Октавиана, и мы бы, возможно, жили в других странах и говорили на иных языках – ведь Римской Империи могло не случиться».
Я томился и переживал.
Позавчера в «Правде», между здравицами в честь шестидесятилетия Советской Армии и большой статьей к столетию освобождения Болгарии от османского ига, втиснулось короткое сообщение ТАСС. В нем в качестве вероятного места падении аварийного спутника были обозначены «безлюдные районы Канады к северу от Большого Невольничьего Озера».
– Поверил… – прошептал я, опуская газету, и по лицу моему поползла неуверенная улыбка.
Андропов явно потратил часть своего авторитета на эту строчку, и, хоть это было глупо, я почувствовал за собой должок: спутник теперь просто обязан упасть именно туда. Поэтому сегодня Тому к ее парадной я довел за рекордно короткое время и сразу, несмотря на удивление в ее глазах, убежал – «Космос» в прошлый раз сгорел около двух по Москве, и я очень, очень хотел услышать трехчасовой выпуск Би-Би-Си.
Торопливо сбросил ботинки и прямо в куртке приник к «Ригонде».
– Полдень. Вы слушаете всемирную службу Би-Би-Си, Лондон. Новости.
Я грыз ногти, слушая о похищении в Бельгии какого-то промышленника. Нашли, о чем говорить! И, наконец, вот оно!
– По сообщению NORAD, около часа назад аварийный советский спутник «Космос-954» с атомной энергетической установкой на борту разрушился в результате вхождения в плотные слои атмосферы над северо-западной территорией Канады, недалеко от административной столицы Йеллоунайф. Сведений о падении крупных обломков или радиоактивном загрязнении пока не поступало.
Я откинул крышку бара. Из неоткрытого там неприкаянно маялся неизвестный мне самтрестовский коньяк «Абхазети».
Вырвал зубами белую пластиковую пробку и плеснул в хрустальную стопку светло-золотистого напитка.
– Сегодня Швеция стала первой в мире страной, запретившей разрушающие озон аэрозоли… – успело сообщить Би-Би-Си, прежде чем я выключил приемник.
– Ну, – хрипло сказал я в тишину квартиры, – за почин. Процесс пошел. Теперь жду Тримайлайленда и «Китайский синдром».
Пятница, 27 января, день,
Ленинград, Красноармейская ул.
За неделю совместных усилий сложились и команда участников, и сценарий агитбригады. Мы пробросили арку памяти сквозь те события последних десятилетий, где наше очевидное добро боролось с их очевидным злом. Получилось идеологически беспроигрышно и умеренно романтично.
Паша совершил набег на второй этаж «Дома Книги», и в классе на полстены повисли карты Кубы и Восточного Индокитая. Их быстро испещрили стрелками: то были рейды отрядов Кастро и Че Гевары, «тропа Хо Ши Мина» и весенние наступления северян. В речи одноклассников стали проскальзывать испанские словечки, а к Сёме почему-то прилипла кличка «Сомоса».
Сложнее было с «минусами» к песням. Я было уже начал подыскивать какую-нибудь не самую отвратную музыкальную группу для записи, когда Томка неожиданно взяла проблему на себя.
– Попробую, – сказала она не очень уверенно и отодвинула опустевшую тарелку, – он обещал не подсуживать… Но помощь при подготовке – это ж другое? Пусть позвонит на Ленрадио, нам не много надо – всего двадцать минут записи.
– Так, куда я тебя еще не целовал? – уточнил я обрадованно, но она лишь чуть смущенно усмехнулась. Вокруг шумела школьная столовка, и это гарантировало ей определенную безопасность от моих посягательств.
– А меня так вообще еще никуда не целовал, – призывно взмахнула ресницами Кузя, и я покосился на нее с опаской. Как говорится, «в каждой шутке есть доля шутки».
– А я, между прочим, – она сделала паузу и, манерно оттопырив мизинчики, подперла подбородок сцепленными кистями, – у военрука автомат Калашникова выцыганила на выступление.
– Ого… – оценил я и удивленно качнул. Потом усомнился: – Что, вот прямо так и выдаст?
– Не совсем, – улыбнулась она, – согласился пойти с нами на конкурс.
– Тоже неплохо. Ты ему какую руку выкручивала?
Она иронично хмыкнула:
– Проще. Хочешь, покажу как?
– Ей покажи, – я быстро ткнул в напрягшуюся Томку.
– Уверен? – блеснула глазами Кузя.
– Эээ… – я не сразу, но сообразил. – Да, твоя правда, не стоит.
И правда, зачем моей девушке знать эти трюки, как из мужиков веревки вить?
Тома непонимающе посмотрела на нас, а Кузя ухмыльнулась мне:
– Боишься? Правильно боишься. Вот и Алексеич струхнул…
Я заржал, представив, как Наташа бюстом затирает в угол затравленно озирающегося отставника, невысокого и лысого.
Кузя еще раз умильно похлопала ресницами и выдала сокровенное:
– Дюш, сеньорите с автоматом надо бы костюмчик соответствующий пошить, а?
