Ермак. Регент (СИ) - Валериев Игорь
Четвертого числа сведений об убитых не было, а разбитые носы и выбитые зубы не считаются. Самое главное, что не начались массовые погромы. Несколько разнесенных еврейских домов на окраинах также не считаются. Евреи всегда в ответе за проблемы в России, они же, сволочи, нашего Иисуса Христа распяли.
Так что, можно сказать, в столице удалось удержать народ от массовых беспорядков. Вот и отправился я воскресным утром пятого марта побродить по улицам столицы, послушать, о чём разговаривает народ, лично оценить обстановку.
Оделся нейтрально, так чтобы мог сойти и за госслужащего, и за приват-доцента, и за зажиточного мещанина или купца, следящего за столичной модой. Для этого хорошо подошел шерстяной костюм-тройка с рубашкой и галстуком. Приклеил бородку под цвет имеющихся усов, пристроил на место парик с длинными волосами, надел песне без диоптрий, пальто с каракулевым воротником и каракулевый же пирожок на голову, крепкие, высокие шнурованные ботинки на крепкой рифлёной подошве. Уже на выходе из квартиры взял из подставки тяжелую трость с клинком внутри, а из тумбочки достал и сунул в карман пальто браунинг с полной обоймой и восьмым патроном в стволе.
Казанский собор, большая толпа перед ним, на трибуне из телеги, накрытой досками, стоит молодой человек, одетый не по погоде в студенческую тужурку и с фуражкой на голове. Лицо явно не семитское, больше подходящее жителю Вологды или Вятки, да и оканье, и мягкое цоканье говорило о том, что этот студент приехал в столицу, вернее всего, с Вологодчины.
— Хищная, коронованная птица с жадно раскрытыми клювами и длинными, острыми когтями много веков терзало тело долготерпевшего русского народа, пила его кровь, вырывала из живого народного тела куски трепещущего мяса и ненасытно глотала их, упиваясь и захлебываясь кровью, — оратор показал рукой на огромный имперский желто-черный-белый флаг с гербом, который был вывешен на крыше здания дома компании «Зингер».
Из толпы понеслись крики: «Долой!!! Бей его!!! Тащи вниз!!!»
Молодой человек, не обращая внимания на крики, стащил с головы фуражку и, зажав её в кулаке, закричал:
— Теперь настало время положить конец власти и господству двуглавого, крылатого, жестокого зверя!!!
Речь закончить ему не дали. Из толпы прилетел камень, попавший оратору точно в переносицу. Брызнула кровь, парень пошатнулся, но удержался на ногах. Зажимая нос рукой, спрыгнул с телеги, где его окружило человек шесть в форме студентов Санкт-Петербургского Императорского института гражданских инженеров.
— Бей их!!! Держи!!! В полицию их!!! — понеслось с разных сторон, и толпа гневно заколыхалась.
Тут же раздалась трель свистка, и я увидел, как в толпу врезался клин из десятка солдат, во главе которого двигался мощный и высокий городовой старшего оклада. Люди расступались перед ними, как вода перед носом корабля.
Студенты начали энергично двигаться подальше от патруля, получая по пути проклятия, а кто-то и тростью приголубил одно из них по спине. Но кроме криков попыток остановить их силой не случилось. Как я рассмотрел, городовой также особо не спешил, как и солдаты, давая возможность студентам скрыться.
Такой сюжет развития событий я видел за сегодняшний день уже неоднократно. Как только начиналась агитация за свержение монархии, то большинство из присутствующих при этом начинало возмущаться и звать полицию или военный патруль, которые, как правило, были рядом и тут же пресекали антиправительственные выступления. Агитаторами была в основном массе студенческая молодежь, которая кроме призывов к смене монархии на республику практически ничего больше и не предлагала.
Пару раз на моих глазах возникали драки. Зачинщиками, судя по одежде и настрою, были монархически настроенные рабочие в состоянии легкого алкогольного опьянения, которые с удовольствием рихтовали мордасы воодушевленным юношам, призывавшим к революции.
На телегу между тем забрался мужчина лет тридцати пяти — сорока, внешний вид которого говорил, что перед нами яркий представитель русской интеллигенции. Ждать его выступления я не стал, так как наслушался за сегодняшний день достаточно.
Основным положением всех их выступлений было утверждение, что теперь лучшие умы Российской империи создадут и примут законы, которые позволять жить русскому народу припеваючи. Наконец-то царь это понял, и пригласил их к законотворчеству. Ура, императору! Ура, нам! Утрированно, конечно, но весьма близко к тексту.
Достав часы, я определился, что время уже шестнадцать ноль-ноль с копейками, и надо подумать об обеде, так как на конспиративной квартире меня ожидали лишь чай и бутерброды из ситного с «Краковской» колбасой, такой вкусной, домашней, печёной колбаской из плотного однородного мясного фарша с добавлением специй. И никакого тебе шпика, как это было в моем прошлом-будущем. Очень аппетитно, но ею я уже завтракал в районе шести утра, и желудок настойчиво просил чего-то более солидного и питательного.
Согласившись с мнением желудка, я двинулся от Казанского собора на Невский проспект и дальше в сторону Николаевского вокзала к дому номер 47. Этот угловой был знаменит тем, что в нём располагался известный на весь Санкт-Петербург ресторан-трактир «Палкинъ»: двадцать пять залов, изящная мебель, зимний сад с экзотическими растениями, фонтан, бильярдные, а в центре главного зала — бассейн, в котором плавает живая стерлядь. Там можно было отведать известные котлеты «по-палкински», суп-пюре Сант-Гюрбер, палкинскую форель, пломбир Меттерних, пудинг из фруктов гляссе а-ля Палкин.
В этом ресторане в своё время любили отобедать Николай Гоголь и Федор Достоевский, Николай Лесков и Николай Некрасов. Салтыков-Щедрин частенько любовался стерлядями в большом бассейне. Сейчас за поздним ужином могли засидеться Антон Павлович Чехов, который благодаря пенициллину Боткиных был до сих пор жив, и его здоровье по слухам пошло на поправку. А также молодые, но уже известные в писательской среде Иван Бунин и Александр Куприн.
Я с супругой бывал там пару раз, и нам всё очень сильно понравилось. Никого из известных писателей, к сожалению, не встретили. А Маше так нравилась новая пьеса Чехова «Вишневый сад», и она надеялась увидеть автора, который в то время находился в столице и договаривался о постановке новой пьесы на подмостках столичных театров.
Добравшись до заведения и раздевшись в гардеробе, прошёл в центральный зал, по дороге полюбовавшись крупной стерлядью в бассейне. Подскочивший половой, подпоясанный белоснежным фартуком, подвел к свободному, накрытому накрахмаленной скатертью дубовому столу с резными ножками на четыре персоны.
Усевшись за стол, ознакомился с меню «воскресного обеда». В 1885 году Константин Палкин ярко отпраздновал 100-летие фирмы «Палкинъ». И через полгода скончался. Ресторан перешел по наследству к его сыну, выпускнику Коммерческого училища Павлу. Семейный бизнес его мало интересовал, другое дело — карьера государственного чиновника. Поэтому в 1890 году он сдал ресторан в аренду Василию Соловьеву, предприимчивому купцу 1-й гильдии и владельцу гастрономического магазина в этом же доме. Тот подошел к делу с большим энтузиазмом: ввел практику «воскресных обедов» с музыкой, поначалу исполнявшейся оркестром лейб-гвардии Преображенского полка. А также ввел в моду «ужины после театров».
Также Соловьев сделал дополнительный акцент на продаже навынос. Тогда появилось выражение «соловьевский бутерброд» — еда, доступная по цене, но очень качественная.
В общем, мне повезло попасть на «воскресный обед» с утвержденным заранее меню. Согласившись с его составом, я велел нести всё и приступил к «Лукулловому пиру» под звуки струнного гражданского оркестра, так как Преображенский полк в полном составе убыл на Кавказ.
Это действительно был пир. Для начала парящий консоме Эстрагон и небольшие пирожки с обалденной мясной начинкой, которые просто таяли во рту. Затем кусок осетрины паровой по-литовски. Сочный кусок жиго английского барана с бобами и соусом демигляс. На жаркое куски очень вкусно приготовленных: пулярды, рябчика и серой куропатки, а к ним артишоки барегуль и зеленый салат со свежими огурцами. И это в начале марта заметьте. На десерт приличный кусок пирога «Шарлота Помпадур» с кофе.