Василий Сахаров - Вариант Юг
- Господин войсковой старшина, - рядом остановился молодой казачок, посыльный при моем временном штабе.
- Что такое? - я махнул вестнику рукой, чтобы пригнулся, и сам присел на пустой снарядный ящик, который лежал на дне траншеи.
- Меня войсковой старшина Ловягин прислал. К Пашковской подошли два эшелона с казачьими войсками.
- Кто именно и сколько? Конные или пешие? Что с артиллерией?
- Кавказский и Лабинский отделы, а так же сотня екатеринодарцев. Всего полторы тысячи пехоты и батарея трехдюймовок. Ловягин спрашивает, куда их определить.
Подумав, я принял решение все же рискнуть и провести самостоятельную атаку на центр Екатеринодара. Но не днем, как это обычно происходит, а ночью. Конечно, решение несколько спонтанное, и его придется прорабатывать, но это лучше, чем просто сидеть на окраине и ждать подхода к товарищу Автономову подкреплений.
- Передай Ловягину, пусть оставит казаков в резерве, и сам никуда не отлучается. Через полчаса вернусь к штабу, поговорим. Давай, бегом назад.
- Понял, - паренек кивнул и быстрой юркой змейкой исчез в траншейных переходах.
Некоторое время оставаясь на месте, я поразмыслил о том, что решил сделать. Подкрепления, которое к нам подошло, не ожидались, и это подарок судьбы. Видимо, атаманы отделов сдержали натиск красногвардейцев, и решили еще раз оказать мне помощь. Как нельзя кстати. Сейчас полдень, необходимо отвести казаков из передовой линии на отдых, договориться о совместных действиях с Покровским, подтянуть артиллерию и под покровом темноты перейти в наступления. Других вариантов я не видел.
На мой приказ оставить в захваченных траншеях и окраинных домах только заслоны, а основным силам отойти на отдых, сотники отреагировали по-разному, но подчинились беспрекословно. Казаки стали оттягиваться в тыл, а я направился в наш штаб, который обосновался в домике богатого казака, расстрелянного неделю назад за нежелание отдать красным конникам своих лошадей. Здесь Ловягин, Зеленин и пришедший вместе с пополнениями полковник Жуков.
- Добровольцы собираются на Дон отходить, - сразу сообщил мне Ловягин.
- Почему?
- Смерть Корнилова из них весь боевой задор выбила, - войсковой старшина пожал плечами.
- А Покровский и кубанское правительство?
- Пока остаются, но тоже к отходу готовятся. Красные войска под предводительством товарища Мишки Бушко-Жука уже в районе Горячеключевской. Так что через сутки они ударят по тылам добровольцев. А там и до Покровского доберутся.
- Нужен еще один штурм, - заявил я собравшимся офицерам.
- Это понятно, - мне ответил Жуков, - но тогда зачем ты казаков от окраин оттянул?
- На отдых, а сам штурм планирую начать ночью.
- Казаков не учили драться в ночном городе. Нет у нас такой привычки
- Ее ни у кого нет, и красные не исключение. Один удар, захват центра и битва за нами. Конечно, можем еще сутки простоять на месте или провести дневное наступление. Только что это нам даст? Ничего. Третий день колотимся во вражескую оборону, а толку нет. Значит, необходимо что-то изменить. Поэтому ночной штурм, без всяких оглядок на опыт минувшей войны. Впереди пластуны, которые должны снять вражеские секреты, а за нами все остальные. Наступаем тремя колоннами без поддержки артиллерии, со всеми ручными пулеметами и большим количеством гранат. За дома не цепляться. Наша цель – центр города. В течение этой ночи он должен быть взят в любом случае.
На несколько секунд молчание и первое одобрение моего незатейливого плана.
- Может получиться, - сказал полковник Жуков.
- Другого выхода нет, - согласился Ловягин.
Хорунжий Зеленин, негласный вожак донцов, только кивнул, мол, поддерживает.
Раз так, необходимо готовиться к бою, формировать разведывательные пластунские группы из умельцев, прошедших Кавказ, обеспечить отдых казаков и выйти на связь с Покровским.
День пролетел незаметно. Наша артиллерия и бронепоезд вели перестрелку с большевиками. А потом пришли известия от Покровского, который был готов поддержать наше ночное дело.
Наступает вечер. Зажигаются костры, люди ужинают, смеются, улыбаются и вспоминают дом. Все как обычно. Подобное происходит в любом ином военном лагере.
В девять часов вечера в направлении города выступили десять пластунских групп по двадцать казаков в каждой. Следом за ними в 22.00 выходят основные силы, и так начинается наше ночное наступление.
Тишина. Темно. Не горят городские фонари. Окна домов плотно зашторены, и есть ли в этих домах живые люди, неизвестно. В полном молчании, без молодецкого «Ура!», криков и выстрелов, казачьи сотни заняли окраины города и вышли на простреливаемые днем вражескими пулеметами улицы.
Появляются пластуны и докладывают, что красные оттянулись к центру, в большинстве своем на Сенной рынок, а дома, которые они занимали, полностью очищены от секретов. Пластуны сработали отлично, сказать нечего и, сделав себе зарубку, в дальнейшем, более подробно продумать вопрос использования мастеров сумевших взять в ножи боевое охранение противника, я отдал команду продолжить движение вперед. Понимал, что мы поступали вопреки всем уставам царской армии, не занимали улицы и не выбивали отдыхающих в домах красногвардейцев. Однако плевать на уставы. Главное – победа и результат.
Левая колонна идет под командованием Ловягина и наступает вдоль железнодорожного полотна к берегам Кубани. Правую возглавляет полковник Жуков, которому назначено пробиться к улице Красной. За мной остается центральная группировка и улица Гоголя, где в «Зимнем театре» заседали товарищи Сорокин и Автономов. Стрельбы пока нет, мы шли спокойно. А немногочисленные вражеские патрули, что странно, сплошь из рабочих металлообрабатывающего завода «Кубаноль» и екатеринодарских ополченцев, принимали нас за своих, подпускали вплотную и в полном составе попадали в плен. На их месте мы оставляли небольшие заградительные группы, и топали по ночным улочкам дальше. Основные городские перекрестки контролируются и пока этого достаточно.
Да-х-х! Да-х-х! Да-х-х! Ночную тишину разрывают гулкие артиллерийские выстрелы, а вслед за ними заходятся в бешенстве пулеметы и трещат одновременные выстрелы сотен винтовок. Что такое? Звуки сильнейшего боя доносятся совсем не с той стороны, откуда ожидаются. Перед нами тихо, у Покровского тоже, и боестолкновение происходит на позициях добровольцев. Если быть точнее, у корниловцев, которые дальше всех продвинулись в городскую черту и должны были занять Черноморский вокзал.
На мгновение возглавляемая мной колонна замирает на месте. Но я приказываю продолжать движение и вновь двухтысячная масса спешенных казаков с обнаженными шашками и винтовками в руках, продолжает занимать улицу за улицей. Бой на позициях корниловцев то вскипает с новой силой, то затихает. А затем, как-то одновременно, вспыхивает перестрелка у Ловягина, Покровского и Жукова. Началось.
- Вперед! – понимая, что таиться и дальше изображать из себя красногвардейцев не получится, приказал я, и казаки с быстрого шага перешли на бег.
Занимаем еще один перекресток. Растерянный патруль рабочих-металлистов откатывается к центру. Мы преследуем ополченцев по пятам и дальше начинается полный хаос ночного боя. Причем, на наше удивление, большевиков против нас совсем немного. Казаки захватывают одно здание за другим, и к утру весь центр, а так же большая часть Екатеринодара оказывается за нами. Как так, где большевики и основные силы противника? Непонятная ситуация.
Рассвет я встретил во вражеском штабе, в здании «Зимнего театра». Кругом следы поспешного бегства, разбросанные бумаги, ящики с канцелярскими принадлежностями и даже пара печатей несостоявшейся Кубано-Черноморской Советской республики. Со всего города ко мне стекались слухи и пленники, которые могли что-то знать о планах большевистского командования. Поэтому вскоре вырисовывается весьма интересная картина произошедших за минувший день и ночь событий.
Несмотря на всю кажущуюся твердость в обороне города, от наших первых совместных атак красногвардейцы понесли большие потери, и о смерти Корнилова они ничего не знали. Настроения в их среде царили самые пораженческие и держались большевики только за счет того, что в Екатеринодаре проходил 2-й съезд Советов Кубани, а в городе присутствовали такие личности, как Автономов и Сорокин. Все бы ничего, но вчера наше наступление на краевую столицу прекратилось, и это вызвало в рядах большевиков приступ «медвежьей болезни».
Парадокс. Остановка боя, принесла нам больший успех, чем новая атака. Ближе к вечеру местные чекисты допросили одного из пленных корниловцев, а тот, видать, крепким орешком оказался. Он стал кричать, что войска Бушко-Жука разбиты, а к Екатеринодару подходят десять тысяч донцов и наступление прекращено до их подхода. Пленному офицеру поверили, и командующий Юго-Восточной красной армией приказал оставить в городе заслон из местных рабочих. После чего, собрав свои силы в кулак, пошел на прорыв. Через боевые порядки сильно деморализованных добровольцев Автономов и Сорокин прошли как нож сквозь масло. И единственные, кто смог удержать большевиков и нанести им серьезный урон, оказались корниловцы полковника Неженцева, который получил тяжелое ранение в ногу и сейчас находился в полевом госпитале.
